«Хороша, грешница! Наверняка она украла и кошелек, и все, что в нем лежит, — думала матушка, поливая Джейн из кувшина, — выдать ее судейским и дело с концом, но тогда я должна буду отдать кошелек слугам закона! Нет, у аптекаря Авраама есть маленькая печка, которая очень хорошо превращает золото и серебро в слитки. Этот некрещеный грешник делает все тихо, и вопросов не задает!»
— Post partum![130] — Руки матушки скользили по мокрому телу Джейн, и в голове настоятельницы стала появляться мысли одна грешнее другой. В конце концов, Изольда так возбудилась, что почувствовала желание затащить женщину в постель.
«Такими вкусными и притягательными могут быть только ведьмы! — Матушка молча повернулась к ночной гостье и увидела, как зрачки девушки превратились в узкие палочки. — Да это же самая настоящая ведьма! о людях кошках я читала, но никогда в жизни не видела!»
«Она, кажется, все поняла! — По телу Джейн пробежалась дрожь. — Неужели она меня выдаст?»
— Ну, моя сладкая, — рассказывай мне все, и с самого начала, — мы и без исповедальни обойдемся! Глотни еще микстуры!
— Ох, грешна я! — Джейн почувствовала желание выговориться.
— Мой дедушка Карл работал на кухне, и я с детства ему помогала. Особенно хорошо у деда получался бекон! — Закутавшись в теплый плед, Джейн исповедовалась. Она говорила такие жуткие и одновременно грешно-вкусные подробности, что матушка просто млела от удовольствия.
«Ох, искушение! — думала матушка Изольда, слушая ночную гостью. — Не зря ворон каркал! Похоже, с ее приходом моей спокойной жизни придет конец, но какая она вкусная! Я ее хочу!»
— Да, нагрешила же ты, — матушка Изольда почувствовала, что от взгляда колдовских глаз она попадала в непонятное состояние полной прострации. Все предметы вокруг стали расплывчатыми…
— Exultemus Domino![131] — Матушка Изольда прервала рассказ, прочитала знаменитый псалом, и, тряхнув головой, перекрестилась и отогнала наваждение.
— Я умею неплохо готовить и варить пиво! — Джейн потерла следы от порки на бедрах. — Уж дедушка постарался вбить в меня все рецепты испанской кухни.
— Боже мой, сколько на твоем теле грехов! Впрочем, я понимаю и твоего деда, и сэра Стаффорда и сэра Шелли. Такое вкусное нежное тело — воистину сосуд греха! Не даром ему так досталось! — Изольда нежно провела рукой по ноге Джейн, а потом пару минут пристально смотрела на нее. — А ты знаешь, дорогая, ты ведь действительно настоящая ведьма! Уж я в этом знаю толк! Но ты не только ведьма, но и женщина, которую Бог привел ко мне в монастырь! Значит, я сделаю все, что обещала тебе, открывая калитку! Тело твое очищено от грязи, осталось только сбрить с грешного места волосы, а потом в молитвах и покаянии будем долго очищать твою душу! Впрочем, в монастыре розги применяются достаточно часто для нерадивых кающихся грешниц, вот увидишь, что будет с привратницей! А теперь, продолжим! Сядь, раздвинь ноги шире!
Джейн, увидев в руках матушки острый нож, испугалась не на шутку.
— Не дрожи, а то порежу! — Матушка действовала как заправский цирюльник. — Повезло тебе, удачно прошли роды, разрывов промежности почти нет!
Ловкими движениями она соскребла все волосы с лобка Джейн и осталась довольна осмотром.
— Так-то лучше! — Матушка провела рукой по чистому лобку Джейн.
«Я сойду с ума! — тело Джейн дрожало также, как и в предвкушении наказания. — И это сюда я пришла искать защиты и каяться в грехах? Божьи подметки!»
Впрочем, бить ее матушка не собиралась, наоборот нежные губы Изольды мягко прикоснулись к выбритому местечку. «Боится, — матушка не без удовольствия чувствовала, как дрожит Джейн, — ничего, привыкнет!»
— Если ты не врешь, уже утром люди найдут то, что осталось от охотников, — матушка прервала свое занятие, — возможно, тебя будут искать. Не найдут! Я посажу тебя в подвал и скажу сестрам, что там уже неделю сидит кающаяся грешница. Что поделать! Dura necessitas[132]. — Эх, придется привратнице только розог всыпать! Тебя в монастырскую приходную книгу впишу задним числом! Потом, раз ты умеешь готовить, устрою трудницей[133] на кухню. Я, если честно, очень люблю пиво, окорока, и ветчину! Как говорится, ora et labora[134]. — Сейчас мы пойдем ко мне в келью!
Первое, что увидела Джейн, была большая кровать, занимающая большую часть помещения и распятие на стене. В узенькое окно смотрели звезды.
— А теперь надо выпить вина! Как говорили древние, vinum loetificat cor hominis![135] Матушка Изольда налила вино в серебряный кубок и протянула его гостье.
— Вкусно! — Джейн почувствовала, как монастырское вино заставило сильнее биться сердце. — In vino veritas![136] как говорил мой дедушка, упокой Господь его душу. Он, как любой настоящий испанец, больше понимал толк в вине, а не в пиве. Я тайком лакомилась винными запасами дедушки Карла, за что неоднократно получала ремня!
— Что делать, — Лицо матушки Изольды раскраснелось, — сам Господь превращал воду в вино. Этому божественному напитку не одна тысяча лет!
— Мне дед рассказывал, что в Италии были веселые празднества в честь Вакха, языческого божества. Они отличались разнузданностью. Вакханки, участницы этих празднеств, пили вино, купались голышом и предавались плотским удовольствиям. В Испании этот культ потом полностью извела святая Инквизиция.
— Эх, — были времена, — матушка Изольда налила еще по стаканчику, — знаю я эту легенду. Удивительно, что в Испании культ продержался так долго: за полтора века до пришествия Спасителя Вакханалии запретили специальным постановлением сената Рима под страхом уголовного преследования. Слишком часто там собирались заговорщики!
Драгоценное вино сделало беседу непринужденной.
— Вина у нас мало, уж очень оно дорогое! Берегу для исключительных случаев. Мы варим яблочный сидр и кислое пиво.
— А сушеные яблоки добавляете? — Поинтересовалась Джейн. — От них пиво становится темным, уходит лишняя горечь и кислота![137]
— К разговору о пиве мы еще вернемся, а теперь, — матушка занавесила распятие, разделась сама, подошла к Джейн сзади и обняла за талию, — мы должны познакомиться поближе! Устроим свою, маленькую Вакханалию!
Голос настоятельницы был сладок, но тверд. Джейн сразу поняла, что спорить с матушкой бесполезно. «Пусть делает со мной все, что хочет, — подумала беглянка, — лишь бы дала приют!»
Джейн ощутила нежное прикосновение губ матушки к своей шее.
— Ой, матушка, мужчины меня домогались, это было, но ни разу в жизни я не была близка с женщиной! Я не умею!
— Не беспокойся, — настоятельница, ласково сжала ладонями груди Джейн, — все когда-то бывает в первый раз! Я могу быть нежной и ласковой, но могу и строго наказывать непослушных! Изольда развернула Джейн к себе и крепко поцеловала так, как хозяин целует любимую покорную наложницу.
«Даже дедушка Карл меня так не целовал, — подумала Джейн, неумело отвечая на ласки, — надо понравиться матушке. В конце концов, от нее зависит моя жизнь! Потерплю!»
От прикосновения губ матушки настоятельницы соски ведьмы напряглись, из них выступило несколько капель молозива.
— Какие у тебя красивые, спелые груди! А какие твердые! И сосочки торчат, и молоко капает! Auferte malum ex corpus[138]. — Груди перетягивать надо! — Пальчики монашки, будто решив помучить Джейн, стали ласкать их. — Раз кормить тебе некого! Но не пропадать же добру, тем более, такому сладкому!
Матушка Изольда гладила, слегка мяла их и вдруг, быстро наклонилась, взяла одну грудь в рот втянула губами сосок.