— Есть, сэр, выдать тридцать один удар! — Гаркнул капитан, плотоядно поглядывая на беспомощную жертву.

Леди Эвелина, повернув голову, увидела, как экзекутор занимает позицию справа, отметив при этом, насколько крепко он сжимает в левой руке гибкий «инструмент воспитания».

«Левша! — Поняла она. — Только мне от этого не легче!»

Эвелина отвернулась в противоположную от тюремщика сторону, а он безжалостно заставил ждать целую вечность. Ожидание на холоде было столь мучительным, что ей захотелось крикнуть, чтобы он поскорее начинал.

«Ш-ша!»

Первый удар звучно упечатался в соблазнительные «холмы» Эвелины и ужалил их нижнюю часть, заставив заметно содрогнуться. Сделав несколько глубоких вдохов, она спокойно ожидала новой «атаки» хлыста.

— Ах! — Первый крик жертвы был скоротечен, как крик чайки высоко в морском небе.

Наблюдавшие слышали, предшествующий каждому удару зловещий свист и могли видеть, как прекрасное тело «приговоренной» судорожно извивается в тщетных попытках избежать безжалостных ударов. Под воздействием сильнейшей боли пронизывающей все тело, ягодицы леди Эвелина инстинктивно сжимались и разжимались, словно стараясь хоть как-то облегчить пытку. И крик этот стал последним. К вящему разочарованию собравшихся.

Для простолюдинов, заслуживших присутствие при описываемом событии, наказание розгами или плетью само по себе не было чем-то из ряда вон выходящим. Однако, в данном случае, они видели перед собой не крестьянку, осужденную на порку за недоимки, а обнаженную супругу господина, выставленную на потеху толпе.

Каждые пять ударов палач переходил на другую стороны кобылы, давая несчастной краткую передышку.

«Не сдаваться!» — успела подумать она в паузе между ударами, и тут — совершенно неожиданно — обрушился новый удар. Мокрая плеть хлестнула чуть выше бедер, тяжело влипнув в тело и почти обвившись вокруг него.

Сделав несколько глубоких вдохов, она гордо выпрямила плечи и спокойно ожидала новой «атаки» хлыста.

Зрители видели багровые следы, бледное тело вздрагивало от непроизвольного сокращения мышц.

«Шшш-ик!» — Раздался в воздухе высокий звук, предшествующий тринадцатому удару, и хлыст, изогнувшись словно угорь, вонзился почти по всей своей длине в нежные ягодицы.

Толпа ждала отчаянного крика и мольбу о пощаде, но экзекутор смог выбить лишь слабый стон.

Казалось, сочувствовал хозяйке только верный Фанге, поскуливавший на привязи у ворот. На морде верного пса написано неописуемое горе: он видел, как плеть полосовала тело любимой хозяйки. Как любой охотничий пес он прекрасно знал на своих боках, что это такое.[55]

Измученное пыткой тело безвольно обмякло, а ноги широко раздвинулись, предоставив публике возможность любоваться самыми интимными местечками.

Она не сразу поняла, что все закончилось. Прекрасная страдалица тихо всхлипывала, в то время как жестокий палач глотал честно заработанный эль.

— Вы можете встать! — Капитан церемонно подал ей руку и помог слезть с кобылы.

Никто из зрителей и не заметил, как Фанге сорвался с привязи.

Эта первая порка навсегда врезалась в память Эвелине.

«Я вынесла наказание! — Писала леди в дневнике. — И ум, и тело остались послушными воле! Как бы ни любезно со мной обращаются в замке, я всего лишь узница. Мне остается лишь молить господа о том, чтобы он смягчил сердце моего супруга!»

Женщина отложила перо и убрала дневник.

С трудом добравшись до кровати, она упала на живот и тихо заплакала. «Некому приласкать меня! Жив ли сэр Гилфорд — не известно! Неужели моя красота так и померкнет здесь, в этих каменных стенах?»

Она не сразу поняла, откуда слышатся легкие и очень частые шаги, как будто ребенок, играя, вбежал в комнату. «Может, это опять пришло привидение? — Эвелине было так плохо, что не было сил даже повернуть голову. — Но какое у него шумное, горячее дыхание. Это не призрак. Тогда кто, собака?»

Это Фанге, любимый пес Эвелины, в тело которого вселился Инкуб.

«Жаль, нет другой оболочки, но Эвелина должна быть моей!»

Одним прыжком лохматый пес допрыгнул от двери до кровати. Узнице было слишком плохо для того, чтобы разбираться с переменами в облике верного животного: не преданность светились в его глазах, а адское пламя.

— Ну, что, мой лохматый друг? Ты хочешь, чтобы я отпустила тебя на охоту? — спросила она, верного Фанге, — почему нет? Ты то не в заточении!

Фанге тыкался носом в промежность, тихо рыча.

«Сейчас ты получишь запретное божескими и человеческими законами удовольствие, — думал Инкуб, — а я получу нечто большее: твою грешную душу!»

— Ты послужишь орудием моего мщения! — Эвелина схватила Фанге за уши, и притянула морду собаки вплотную к себе. — Сладко облизнувшись, пес тронул языком волосы на лобке и принялся тщательно вылизывать хозяйку между ног. Инкуб работая языком, не снижая темпа, продолжал свое дело с тем же адским напором. Совсем как опытный любовник, он то и дело запускал язык глубоко в складку. Эвелина стонала от удовольствия: каждое прикосновение языка снимало боль в исполосованных ягодицах.[56] Наконец, дикое, животное наслаждение молнией пронзило тело женщины. Издав оглушительный крик, Эвелина выгнулась дугой и закрыла глаза, раскинув в стороны бедра.

«Пусть делает все, что хочет! — думала она. — И откуда в этом животном столько страсти?»

И тут же шершавый собачий язык мягко прошелся по увлажненным нижним губам и скользнул ниже. Инкуб в образе собаки тщательно, любовно вылизывал оба отверстия, и жестоко выпоротая Эвелина, тоненько, совсем по-собачьи повизгивала.

Инкуб, погубивший не одну душу, хорошо знал, как надо обращаться с женщинами. Ощущение было таким, словно рухнул подъемный мост крепости, и орды захватчиков пошли на штурм тела, и сделав женщину беспомощной, и бессильной.

«За этот грех можно сгореть в геенне огненной, — Эвелина млела, искоса поглядывая на удлинившуюся, но все еще вялую морковку Фанге. — Я поняла: Фанге не раз и не два видел меня с любовником и кое-чему должен был научиться! Сейчас я его расшевелю!» После пережитого наслаждения боль начала стихать, и женщина нашла силы встать на четвереньки к псу задом. Эвелина не успела и рта открыть, навалился на нее! «Охотники называли такие собачьи игры «замком» вспомнила Эвелина слова ученого клирика. Теперь я вместо собаки!»

Она слабо вскрикнула, чувствуя, как длинный и тонкий член вонзается в нее! «Вот только один друг у меня и остался, и тот всего лишь собака! — думала женщина. — Дверь в мою комнату не заперта. Стоит кому-нибудь войти…» На этот раз повезло. Уединение узницы и собаки прошло незамеченным для тюремщиков, пивших эль за здоровье господина, да и для всех обитателей замка, незамеченным.

«Давненько я так не веселился, — думал Инкуб, покидая тело собаки. — Все, теперь суть к спасению для Эвелины закрыт навсегда! Жаль, что сегодня не удастся зачать очередную ведьму. Ничего, Фанге мне еще послужит!» Расправив перепончатые крылья, Инкуб сделал круг над замком.

Фанге, вновь ставший обычной собакой, сел на задние лапы и протяжно завыл на Луну и парящего на ее фоне огромного нетопыря.

— Чума тебя забери! — Ночной караульный швырнул в собаку камнем. — И без тебя тошно!

Жалобный вой стих и замок погрузился в сон. Не спала только ночная стража и леди Эвелина.

— Что ты наделала? — Ночью к ней пришел призрак. — Зачем ты подпустила к своему телу Инкуба? Ты что, не знаешь, что в греховной близости с порождением Ада рождаются ведьмы и монстры?

— Да что же теперь делать? — Перепуганная Эвелина дрожала от страха.

— Святая вода и молитва! — С этими словами призрак исчез. — У тебя, кажется, месячные? Для зачатия худшее время. Не допускай больше к себе собаки!

Утром она отправила мужу отчаянное, полное боли письмо, сообщая о том, что выпороли, и, негодуя по этому поводу: «Я все еще Ваша супруга и английская леди. Умоляю Вас — напишите и остановите их, пока не наступило первое число следующего месяца!»