— Сколько ударов давать, господин?

— А число ударов пусть будет равно числу дней в месяце, так чтобы выходило триста шестьдесят пять ударов в год! Вот это будет ей хорошим уроком!

«Господи, — подумала леди Эвелина, — сделай так, чтобы муж меня пожалел!»

Таким было напутственное слово обесчещенного супруга.

— И никаких поблажек! Секите эту грешную женщину тех пор, пока она не решит приползти назад ко мне — на четвереньках! Никакой пощады! Наказывать до тех пор, пока она не примется умолять меня о прощении!

Путь был неблизкий, и почти две недели лошади уныло плелись по холмам и лесам. Гладкая, твердая, подметенная ветром дорога впереди них ныряла в лощинку, снова поднималась по косогору на той стороне и исчезала среди стройных сосен. Однажды они стали свидетелем сельской расправы.

Англосаксы, чтившие обычаи седой старины, гордились строгими законами, которые со времен язычников наказывали за нарушение брачных уз. За первую измену мужу виновная подвергалась наказанию: толпа вела несчастную по деревенской улице, по дороге стегая березовыми розгами. Дело дошло до того, что с развратницы сорвали одежду и секли, не обращая внимания на стыдливость.

— Спасите! Пощадите! — кричала несчастная женщина под смех толпы.

Бедная крестьянка визжала, как приговоренный к мяснику ножа поросенок, а экзекуторы и не думали останавливаться.

— Веками наши предки именно так наказывали блудных женщин! — Слуги, сопровождавшие Эвелину, комментировали деревенскую расправу. — Впрочем, нашим женщинам еще везло. Сарацины топят таких в мешках, набитых камнями! Этой достанется всего лишь порция розог.

Впрочем, расправа быстро закончилась: иссяк запас прутьев и женщина, стыдливо прикрывая грудь и низ живота, побежала домой под дружных хохот толпы. Не смеялась только Леди Эвелина.

«Во мне течет кровь саксов. Нет, я вынесу все, что выпадет на мою долю. Наложить на себя руки недостойно дочери рыцаря и памяти моих предков!»

Путешествие неспешно продолжилось. Но всему когда-нибудь приходит конец, и настал тот день, когда перед отрядом, сопровождавшим Эвелину, выросли стены замка из серого камня, одиноко стоящего на берегу моря. Серые камни и безлесые холмы делали пейзаж унылым и безрадостным. С моря дул противный ветер. Волны, накатывающиеся на берег, казались свинцовыми.

— Добро пожаловать! — ухмыльнулся управляющий. — Позвольте вас проводить?

В его поклоне было что-то издевательское, но Эвелина спокойно стерпела его.

Печальный путь Эвелине на самый верх башни, пришлось освещать факелом. В узкие, приспособленные для боя окна проникало слишком мало света.

Обиталище узницы оказалось круглой пустой комнатой с толстой дубовой дверью.

«Здесь мне придется жить! — вздохнула она. — Что ж, это наименьшая кара, которую я заслуживаю!»

Тюремщик оставил ей огарок свечи и вежливо пожелал «спокойной ночи».

В комнате, отведенной Эвелине оказалось холодней, чем в колодце. Из мебели был только большой, окованный железом сундук.

Кровать, которую она нашарила в темноте, оказалась тюфяком, набитым сырой, как торфяное болото соломой. Камин никто и не подумал затопить. Так в слезах и молитвах Эвелина провела свою первую ночь на новом месте.

Однако, сократить срок пребывания узницы на грешной земле не входило в планы тюремщиков. Наутро служанки привели комнату в порядок и даже искупали ее в лохани с горячей водой и оставили ее одну. Эвелина читала Священное писание и часами наблюдала за тем, как пляшут алые языки пламени в камине. Огонь согревал узилище, завораживал, наводил на раздумья, вызывая в памяти приятные воспоминания.

— Госпожа, по велению вашего мужа, — мы будем запирать на ночь двери, — сказал комендант, но во всем остальном вы будете пользоваться полной свободой, конечно, в пределах замковых стен! Вам даже позволено — под бдительным надзором, конечно, — прогуляться вдоль пляжа и поплескаться в море!

— Спасибо, сэр! Вас не затруднит прислать мне служанку? Надеюсь, это мой муж не запретил?

— К вам приставлена Мадлон! Девушка она деревенская, невоспитанная, но исполнительная!

Утром во дворе замка началось оживление: крестьяне привезли дубовые бревна и доски. Стучали молотки и топоры. К вечеру во дворе замка стояла деревянная кобыла.

«Это, наверное, чтобы держать крестьян в повиновении! — Подумала Эвелина. — Интересно, почему это комендант замка и по совместительству мой главный тюремщик так злорадно ухмыляется?»

О том, для чего и как используется кобыла Эвелина узнала через три дня. Утром в замковом дворе собрались все обитатели. Мужчины шумели, обсуждая предстоящее зрелище.

— Опять наша Мадлон набедокурила! — Веселились они. — Ну, ей и объезжать кобылку!

«Чем же могла провиниться эта несчастная девочка?» — Подумала Эвелина.

Слуги вывели Мадлон из кухни.

— Нет! Не надо! Я не хочу! — Девушка упиралась как бычок.

— Иди, иди, — ухмылялся комендант, — кобылка явно заждалась! Раздевайся!

— Не надо! Нет! — Девушка отчаянно держалась за шнуровку на платье, но двое слуг быстро сорвали с нее плате.

Никакого белья на девушке не было.

Мадлон, оставшись в костюме Евы, отчаянно вырывалась. Слуги подхватили ее под руки и повалили животом на кобылу.

— Брыкается! — Веселились слуги. — Не хочет!

— Она и коменданту тоже давать не хотела. Вот сейчас и получит великолепный урок послушания.

«Значит, комендант покушался на эту девочку? — Подумала Эвелина. — Бедный ребенок!»

— Нет! — Девушка не хотела сдаваться даже в этой ситуации.

— Комендант, Вы уверены в виновности Мадлон? — Эвелина решилась помочь девушке.

— Не падшим женщинам судить о том, виновна эта девчонка или нет! Здесь, позвольте вам напомнить, распоряжаюсь я!

— Нашей госпоже тоже предстоит познакомиться с кобылой! — услышала она чей-то голос за своей спиной. — Господин велел не щадить ее!

Этот голос вдруг лишил Эвелину самообладания. Неужели и ее ждет участь Мадлон? Она помнила последнее напутствие мужа, но не могла поверить, что ее, дочь рыцаря будут пороть на кобыле также, как и провинившуюся служанку.

— Вяжите ее! — приказал комендант. — Долго еще она будет брыкаться? Взнуздайте ее как положено!

Кожаные ремни были приготовлены заранее.

Не смотря на отчаянное сопротивление Мадлон, слуги быстро привязали ее руки и ноги к кобыле.

— Не забудьте подпругу! — приказал комендант.

— Девушку за поясницу пристегнули к дереву широким ремнем. Теперь она могла только мотать головой.

— Справились? Позор! Потратить на девчонку так много времени! — Комендант обошел вокруг кобылы, любуясь как жертва пытается из последних сил, освободиться от пут.

— Зря только брыкалась, — комендант по-хозяйски шлепнул ее широкой ладонью по попе. — Вела бы себя хорошо и не лежала бы на кобыле! Женщины сами выбирают свою судьбу!

С этими словами он посмотрел на Эвелину. Взгляд коменданта не предвещал ничего хорошего.

— Дайте-ка мне плетку. Пора, давно уж пора поучить нашу кобылку поведению.

Плетка была свита из узких полос кожи. Ручка была отполирована частым потреблением.

— Шурш — комендант раскрутил страшное орудие над головой.

— Пощадите! Я буду послушна! — Кричала Мадлон. — Не надо!

Описав дугу гибкий хвост впился в несчастное тело, задержался на несколько секунд и отскочил, оставив на теле быстро набухающую малиновую полосу.

На секунду Мадлон замолчала, а потом замковый двор огласил отчаянный визг.

— Хорошо пробирает, — улыбнулся комендант, раскручивая плетку для нового удара. — Не сладко, Мадлон! Толи еще будет.

— Милосердия! — успела произнести Мадлон, и тут же хвост наискось пересек попку несчастной.

— Да поможет ей святой Андриан! — У Эвелины вдруг сладко засосало между ног. «Что же со мной происходит? Почему мне приятно смотреть на мучения этой прислуги? — И вдруг ее посетила шальная мысль, — хватит ли у меня мужества и сил вынести порку с достоинством дочери рыцаря. Тогда, у позорного столба, не хватило!»