«Мне этот Джон Хаунтен и поможет, — Инкуб обдумывал дьявольский план, — среди всех пороков человека грубого и алчного, корыстолюбие было наиболее сильным. Напрасно он думает, что прощение своей душе, погрязшей в многочисленных грехах, он может купить в соседнем монастыре золотом или другим награбленным добром! Место в аду для него уже приготовлено! Молитвы монаршей братии не делали его чище или благочестивее. Вот он мне и поможет! Впрочем, молодой сэр Оливер тоже хорош! Но им я займусь позднее!»

Поперек помоста стоял огромный стол, из дубовых плах, покрытый дорогой красной скатертью. Вокруг главного стола стояли крепкие стулья и кресла из резного дуба, привезенные хозяином после удачной междоусобной войны. В углах зала были тяжелые дубовые двери, ведущие в другие комнаты.

Для простолюдинов и домашней челяди был приготовлен стол попроще, и без скатерти, вместо стульев — деревянные скамьи.

«Вот сейчас мы на них сидим, а приходилось и лежать под розгами! — Думали слуги, ожидая начала пира. — То, что хозяин держит дочь в строгости, есть доля божественной справедливости! Не все нам, слугам пробовать орешника!» В те времена никому в голову не приходило, чтобы хозяева дома должны есть или жить отдельно от своих слуг, а розги гуляли по спинам и другим местам не зависимо от социального статуса.

Все различие отмечалось лишь более почетным местом за столом или у очага. Середина зала, застеленная ковром, была пустой и предназначенной для виновницы сегодняшнего торжества.

На одном из кресел, военном трофее хозяина, сидел молодой лорд Оливер Хаксли, гостивший в замке. Он нетерпеливо ожидал праздничного обеда. Утренняя охота пробудила в желудке гостя зверский аппетит, и вообще лорд любил покушать, и всякая задержка приводила его в бешенство. Кроме того, накануне дочь графа очень холодно встретила лорда Хаксли, а тут хозяин замка объяснил, что перед обедом дочь должна получить праздничный ореховый «подарок».

«Сгубить Оливера хлопотное дело! — Инкуб внимательно выглядывал среди гостей потенциальных жертв. — По лицу лорда видно, что это человек прямодушный, нетерпеливый и вспыльчивый. Такую душу и сгубить приятно!»

«Клянусь святой Женевьевой, юная леди, прекрасна как майская роза! — Высокого роста, широкоплечий, с длинными руками, широкое лицо с большими черными глазами дышало смелостью и прямотой. — Оливер почувствовал холодное дыхание Инкуба, но не мог понять, что это такое. — Папа научит ее быть любезнее с гостями!»

Длинные черные волосы лорда были схвачены золотым обручем, украшенным рубинами. «Эх, до чего же Эвелина хороша!» — Лорду было всего двадцать пять лет, но он успел повоевать и заслужить славу смелого воина.

— Ну, так, где же виновница торжества? — Инкуб с нетерпением ждал появления именинницы. — Из мелкого хулиганства он толкнул под руку кравчего, поднесшего для аппетита гостям серебряный стаканчик с вином.

— Безрукий остолоп! — рыжебородый барон Джон Хаунтен дал пинка кравчему и стукнул кулаком по столу. — Честно, так проголодался, что готов съесть быка! — Барон сидел, изнывая от нетерпения. — Стоит задерживать пир из-за порки девчонки! Эка невидаль! Кому как не мне знать, что не только мелкие дворяне, но даже принцы крови не раз и не два пробовали на себе крепость березовых, ивовых или ореховых прутьев! Рыцарь не лукавил: законы доброй старой Англии, одобренные матерью церковью, были суровы, а порка вошла в систему исполнения наказаний со времен Римского владычества.

Черты Джона Хаунета вполне соответствовали характеру: казалось, он распространяет вокруг себя жестокость и злобу.

Многочисленные шрамы, свидетельства былых сражений, которые могли бы возбудить сочувствие и почтение, как доказательства мужества и благородной отваги, придавали высокому гостю свирепое выражение.

— Я в бытность свою при дворе нашего короля Генриха VII, — Лорд Хаксли сидел рядом с бароном и тоже с нетерпением ждал начала пира, так там двух придворным дам публично накормили «березовой кашей» за то, что стащили во дворце две суповые вазы. Сам король не побрезговал присутствовать при порке! Так, папа решил наказать дочку по королевскому примеру.[33]

— Хочу жрать! — Джон Хаунтен сердился, — Стоило из за этакой безделицы задерживать пиршество! Всех женщин надо драть, но не задерживать же из-за этого обед? У нас есть обыкновение наказывать публично преступников на улицах, и никто не совмещает наказание с пиршеством. Эка невидаль! Я как-то раз видел расправу в Суссексе! Посмотреть на порку не считали зазорным не только простолюдины, радующиеся веселому развлечению, но и «сливки общества», являющиеся на подобные зрелища целыми компаниями. Леди Леонора, жена лорда Болинброка была публично выпорота за супружескую измену! Впрочем, она это вполне заслужила!

Тогда ни леди Эвелина, ни Лорд Оливер Хаксли, ни гости, еще не знали, что этот день перевернет всю их жизнь: Инкуб уже затеял дьявольскую интригу.

— Господи, прости меня грешную! Час испытания близок! — Эвелина услышала приближающийся звук шагов. — Да поможет мне пресвятая Дева!

«Приговоренная» красавица встала с кровати тотчас, как только в дверь спальни деликатно постучали.

— Войдите!

Двум служанкам было поручено доставить в зал именинницу.

— Неужели хозяин будет пороть свою дочь? — Мод первый год служила в замке и была явно смущена необычным поручением.

— Конечно! — подтвердила Хлоя, старшая служанка. — Я сама в ореховую рощу ходила! Лорд накануне собственноручно выбрал лучшие прутья! Кстати, Мод, если будешь много болтать, вполне можешь отведать орешника! Там его еще много осталось!

— Наше дело маленькое, — Мод тяжело вздохнула, и вспомнила, что уже три раза ей пришлось отведать ореховых прутьев, — но она госпожа…

— Вот именно! — Хлое надоел этот разговор, — хватит болтать! Пошли! Будешь много болтать, и тебя отдадут гостям на сладкое! Знаешь, эти рыцари горазды служить своим дамам сердца, а сами не прочь завалить на сено любую смазливую девушку!

Дверь скрипнула, служанки вошли в комнату юной леди.

— Вы готовы, Леди? — Мягко спросила старшая горничная, осматривая Эвелину с головы до ног. — Вас уже ждут!

— Да! — Девушка кивнула, развела полы плаща, показав поясок и ничем не прикрытое тело. — Я готова!

Эвелина нашла в себе силы улыбнуться.

Молодая служанка последовала следом к выходу. «И как можно ходить в таком пояске? — Думала она. — Я бы и десяти шагов не выдержала! А на сено я не хочу! Остается надеяться, что заготовлено слишком много пива и вина и на нас, служанок, у господ просто не хватит сил!» Старшая держась на шаг впереди, почтительно распахивала дверь. Надо сказать, что отец девушки был достаточно благоразумен для того, чтобы не заставлять носить изделие венецианских кузнецов постоянно. Девушка к нему так и не привыкла: теперь пояс мешал при каждом шаге. Миновав темный узкий коридор, троица оказалась в пиршественном зале.

Все гости встали при появлении Эвелины. Голова именинницы гордо сидела на стройной шее, только шаг короткий, как у козочки, раньше срока уводимой пастухом с поля.

Ответив безмолвным поклоном на любезность гостей, она грациозно проследовала к своему месту в центре ковра.

— Despardieux![34] — Лорд Оливер Хаксли увидел, как служанки, проводив Эвелину к центру зала, унесли плащ. — До чего же она хороша!

Теперь все собравшиеся зрители могли видеть девушку во всей красе: по обычаю, заведенному лордом Чарльзом, никакой одежды, если не считать пояса верности, во время порки не полагалось. Тело именинницы было необъяснимо прекрасно, казалось, античная богиня залетела каким-то образом в дикий край с варварскими обычаями. Впрочем, как известно, античным богиням тоже доставалось: Венера порола розгами возлюбленную своего сына, Психею ветвями мирты, что куда более жестоко, чем английский орешник.

Отец с гордостью заявил гостям, что Эвелина с 12 лет днем и ночью носит «венецианскую решетку».