Теперь Селина, давясь, тщательно вылизывала каждый пальчик и пяточки.

— Умница. — Похвалила Баобхан О’Сит монашку, после чего ножками стала играться с ее грудями, сжимала соски между пальцами ног, чуть сдавливала ее прелести, а рукой ласкала сама себя.

Потом они лежали рядом. Вампирша всем своим телом впитывала страх и ужас, накопившийся в теле монашки.

Глаза Селины были красными от слез, попка — вишнево-красная от тяжелой ладошки.

«Мы с людьми можем делать все, что хотим! — Баобхан О’Сит продолжала играть с ее грудью. — Как она дрожит! И готова послушно выполнять все приказы! Четыре раза я была замужем, и четыре раза мужики отдавали мне все свое состояние, и четыре раза я их хоронила! Наивные! Никто из них так и не понял, с кем он связал свою судьбу! А теперь у меня есть вкусная монашка… Вон какая, совершенно мокрая от пота и обессиленная!»

Пропел монастырский петух в 4 часа утра.

Селина лежала на ложе. Баобхан О’Сит ходила вокруг нее и грубо мяла ее прелести, тискала рукой лоно, щекотала ножки и подмышки, а несчастная жертва не пыталась сопротивляться.

— Ты наверное поверить не можешь, что это происходит с тобой! Нарушила я твою спокойную монастырскую жизнь! Бедная, наивная девочка. — Баобхан О’Сит улыбнулась показав клыки.

Баобхан О’Сит посмотрела на ее ягодицы, уже совсем не красные, решила это исправить, взяла монастырскую плетку.

Первый же удар вывел монашку из забытья, она взвизгнула, а Баобхан О’Сит все била и била изо всех сил, любуясь каждой полоской, каждой капелькой крови. Что выступали на нежном теле.

После экзекуции Баобхан О’Сит стала слизывать кровь из просечек на коже, и только потом вынула кляп из ее рта.

— Пожалуйста, я больше не могу… — Прошептала обессиленная Селина.

— Спорим, сможешь. Я слышала, тебе тут не раз и не два доставалось розгами за всякие выходки!

— Пожалейте, я не выдержу, умру…

— Тогда матушка даст мне другую монашку, а я оплачу расходы на твои похороны. — Улыбнулась вампирша, после хлестанула спине. Селина взвыла, а потом жалобно кричала от каждого следующего удара. Впрочем, крики довольно быстро прекратились.

«Сомлела монашка! — Баобхан О’Сит поняла, что девушка лишилась сознания, отбросила плетку и облила монашку водой. Селина пришла в себя и смотрела на нее затуманенным взором, а Баобхан О’Сит слизывала кровь от следов плетки и нежно ласкала руками ее спину. — А кровушка у нее вкусная! Вкуснее, чем у мужиков!»

— Что Вы хотите — все сделаю, только не надо больше… — Прошептала Селина.

— Что надо, а что не надо тут решаю я! А я хочу именно заставлять тебя, грешницу, страдать. — Сказала она, погладив Селину по голове.

— Пожалейте! Я не могу больше терпеть… — В слезах прошептала пленница.

— Грешница, тут дело в том, что терпишь ты, а решаю я. — Баобхан О’Сит взяла коробочку с иголками, показала их монашке.

— Знаешь, как инквизиторы отличают, ведьма их жертва или нет?

— Нет… — плакала она, но вампиршу слезы только заводили!

Баобхан О’Сит пронзала ей родимые пятна, и слизывала капельки крови. Всякий раз монашка громко вскрикивала, лаская мой слух.

— Кровь из родинок выходит! Значит — ты не ведьма! — Вампирша засунула ей в лоно два пальца и стала работать, возбуждая жертву, даже позволила ей расслабиться, несмотря на пережитые муки. Наконец. Вампирша решила, что получила достаточно удовольствия. «Сегодня ее ее не съем!»

Селина умоляюще смотрела на мучительницу, Баобхан-сит улыбнулась, шлепнув девушку по избитой попке.

«Пожалуй, надо чуток соснуть!» — решила она, но развязывать монашку не стала.

Скоро в келье раздался храп. Но к измученной Селине сон не шел.

— Ну что, Селина, говорила я тебе, «покайся» в келье появился бесплотный дух Девичьей башни.

Все монашки, включая Матушку настоятельницу, призрака боялись панически. В свое время только Катрина могла зайти к нему в гости. На счастье монашек, призрак редко выходил с чердака своей башни, но каждый его визит приносил черную весть.

— Ты несешь весть о моей смерти? — В теле Селины все похолодело.

Призрак крайне редко выходил из башни, и каждое его появление предвещало беду.

Храп прекратился. Вампирша облизнула окровавленные губы и перевернулась на другой бок.

— Пока нет! Тот, кто всемилостив и всемогущ, решил дать тебе, грешной, последний шанс на спасение твоей бессмертной души! Ты еще не поняла, с кем провела ночь? Это же знаменитый шотландский вампир! И твое счастье, что ей с тобой понравилось! В противном случае твой обескровленный труп уже расклевывали вороны!

Монашка вспомнила, с каким удовольствием женщина слизывала с нее капельки пота и крови и все поняла.

— Значит, Баобхан О’Сит не благородная дворянка из Шотландии и Баобхан-сит, известный вампир!

— Вот именно! И вся сила находится у нее в волосах! — Возьми ножницы! Отрежь их и в камин! Может, тогда спасешься!

— Как? У меня руки связаны!

— Я бесплотный дух, но я вижу, что ремень слабый, а пряжка старая! Помолись Господу от всей души и дерни ремень, как следует!

«Pater Noster…»[262] Впервые, за много месяцев, привычные слова молитвы исходили из самого сердца погрязшей в грехе монашки.

С последним Аминь Селина дернула руки, и почувствовала, что они свободны!

Пропел петух, в 6 утра и призрак девичьей башни растаял.

Вампирша храпела, не догадываясь об избавлении пленницы и о том, что ее тайна раскрыта.

Селина растерла руки, встала с ложа и пошла к заветному сундучку в углу кельи. Ночницы — одно из немногих вещей, что позволялось иметь монашкам.

— Щелк! Щелк! — Черные пряди падали на ложе, застеленное грубым холстом.

— Господи, прости меня грешную! — Селина бросила трофей в камин.

Тут же запахло жженым волосом.

Вампирша проснулась и увидела, что монашка стоит над нею с ножницами в руках!

— Ну что, грешница, — глаза Селины блестели, — пора петь псалмы! На было готова отмстить за все пережитые мучения.

Между женщинами завязалась драка, но теперь сила балы на стороне Селины. Конечно, Селине досталось от ногтей вампирши, и все ее хорошенькое личико было исцарапано. Это придало только злобы и сил.

Скоро Гостья лежала на кровати с заломленными за спину руками. Ее зеленая ночная рубашка была разодрана в клочья.

Вампирша продолжала вырываться, но тут в келью пришла матушка Изольда, тоже с ножницами в руках.

— А мы тут псалмы поем и беса изгоняем, — Селина прижимала ножницы к шее жертвы.

— Но мне с ней не справиться!

— Понятно! Матушка подобрала с пола ремешки и связала вампиршу.

Скоро монастырь встанет на утреннюю службу, а я так и не решила, что нам с ней делать! — Матушка Изольда взяла плеть и стала обрабатывать спину Вампирши.

Роли изменились. Баобхан-сит кричала, а матушка Изольда била и била.

«Как же хорошо она ведет себя под плеткой!»

— На, матушка передала плеть Селине, — скажи и ей несколько слов!

Дважды просить не пришлось. Теперь Селина начала бить свою мучительницу. Пленница, не переставая, кричала.

— Ради бога, дайте мне отдохнуть! Я больше не могу. — Сказала паломница.

— Бога она вспомнила! — Матушка Изольда села, потирая ушибленное колено. — Селина, продолжай!

— Нет!!!!!!!! — Кричала вампирша, когда Селина продолжала избивать спину ягодицы, потерявшие всякий привлекательно белый вид.

— Что неужели вампирше бывает больно? — Спросила монашка, отбросив плеть и играясь с изуродованной попкой. — Vel maybe an Quisque palus?[263]

«Это не папины розги! Ой!» — Вампирша захлебнулась криком и лежала почти без чувств.

— Domine, miserere mei! Peccavi, Dominus![264] — Молилась матушка Изольда. — Хватит! А на кол может только инквизиция сажать! А это такие расходы монастырю…