Но вот тут уважаемая Маргарита Владимировна просчитались — ей-ей, здорово просчитались! Я успел только подумать, что зря она так, это ей не со мной, человеком интеллигентным. Я успел об этом только подумать, как…

— Пошиба?! — раздался над грешной землей трубный глас. — Пошиба-а?.. Да я те дам такова пошиба!..

Простыня неминуемо вот-вот должна была свалиться на грязный пол, но тем не менее я храбро протиснулся в узкий промежуток пространства между женщинами, одна из которых была сейчас распалена как горячая печка, а вторая, холодная и надменная, высокомерно кривила губы.

— Особа-а-а?! — захлебывалась меж тем в крике "матрона". — Это я-то особа?! Ну и что ж, что нерасписанная! А вот ты, ты кто такая?

Маргарита брезгливо дёрнула плечом:

— Мой муж нанимал твоего… сожителя на работу. Но прошло уже два дня…

Женщина в простыне заливисто расхохоталась:

— Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! Ну, тогда ясно!

— Что тебе ясно? — недобро прищурилась Маргарита.

А та все смеялась, и ее большие круглые груди как мячики скакали и прыгали под тонкой материей.

— Так что тебе ясно? — Зрачки Маргариты превратились в ледяные точки.

Смех оборвался.

— Ничего! Значит, говоришь, работа стоит?

Маргарита вздрогнула:

— Что?

— Во что! Знаю-знаю, Валька рассказывал.

— Что он рассказывал, мразь?

Если бы я не успел схватить Маргариту за руки, она бы ее ударила, это точно.

— Что? — ухмыльнулась "нерасписанная". — Рассказывал, как ты его на себя тащила. И такая, говорит, настырная, прямо проходу не дает, видать, муж ее совсем не…

— Хватит!!! — вне себя от избытка самых противоречивых чувств заорал я. — А ну заткнись!

Однако перекрыть этот фонтан было непросто.

— А ты кто, чтоб мне рот затыкать! — переключилась она на меня. — Шестёрка при этой шалаве?

— "Шалаве"?! — взвизгнула Маргарита, и я уже с ужасом мысленно представлял свое симпатичное лицо, располосованное вкривь и вкось двумя десятками острых когтей… то есть, ногтей, как вдруг…

Трудно сказать, что это было. Стук, удар, приглушенный треск или какой-то отдаленный грохот. Все мы настолько в последние минуты были заняты друг другом, что никто толком не понял, что случилось. Однако то, что что-то случилось, поняли, кажется, все…

Я не очень вежливо оттолкнул с дороги Маргариту и слетел с крыльца. На секунду замер. Этот непонятный звук донеся вроде бы из сада, и я побежал, обогнув дом и вломившись в буйные заросли самых разных кустарников, заполонивших все вокруг, кроме той части сада, которую когда-то отвели под плодовые деревья.

Ухода за всем этим хозяйством не было практически никакого, и потому я как лось принялся рыскать по колено в траве в поисках… Чего? Я понятия не имел, только чувствовал, ощущал, что что-то непременно найду.

И нашел.

…Она лежала на спине, и ее неподвижные синие глаза смотрели в почти такое же синее небо. Аккуратная круглая дырочка точно посередине лба. Руки все еще сжимали пучки густой травы, но то была уже хватка мертвеца. Ноги, разбросанные в дикой агонии, неестественно вывернулись в разные стороны как у рухнувшей, с подрезанными нитками марионетки. Бесстыдно задравшаяся юбка обнажила…

Нет! Смерть не может быть ни обнаженной, ни бесстыдной, а передо мной была сама Смерть. Как говорил О. Бендер, могу определить и без стетоскопа.

И тут за спиной послышались шаги.

От всей души готовый вырвать кому-нибудь глотку, я молниеносно обернулся и… снова опустился на колени рядом с трупом. Это была Маргарита, и, даже не видя ее лица, я просто кожей ощущал сейчас исходящие от всего ее тела волны ужаса и животного страха.

Сонмы самых разных мыслей беспорядочно роились в моей голове, и продолжалось это, наверное, минуты две или три. Потом я резко вскочил на ноги и схватил Маргариту за локоть:

— Надо звонить в милицию!

Ее побелевшие от волнения губы чуть шевельнулись:

— Надо…

Но гадство, я забыл кое-что…

Как сумасшедший кинулся обратно к дому, прыгая через ступеньки, ворвался в коридор…

Я обшарил все комнаты и все уголки, где только можно было бы спрятаться, — тщетно. Ревнивица с бодуна исчезла.

Возвращаясь в сад, я думал: неужели она так и убежала в простыне? Или — вообще без простыни? Или же все-таки успела набросить на себя хоть что-нибудь посущественнее?

Но главное, о чем я думал, возвращаясь в сад, — за что?

За что они убили Анастасию?

Мы молча сидели в машине и дожидались приезда милиции, потому что так нам велели по телефону.

Впрочем, на милицию и исходящие от нее веления мне было плевать: если бы захотел, уехал бы сразу после того как позвонил. Однако мне и самому любопытно было встретиться с теми, кто меня бережет, и попытаться прощупать, что они за это время разнюхали и узнали по делу Серого, а также оценить их реакцию на гибель бедной Анастасии.

Маргарита сидела, опершись руками на руль, и взор ее был совершенно отсутствующим, хотя по вздрагивающим губам и то сужающимся, то расширяющимся зрачкам я чувствовал: она вся напряжена до предела — как сжатая стальная пружина.

Нет, ну ясно, думал я. Она ведь стала только что почти очевидцем убийства, — еще бы не волноваться… Но знаете, мне почему-то казалось, что больше Маргариту тревожит другое — а именно, слова, сказанные в ее адрес оригинальной подружкой этого Валентина, и, судя по изредка бросаемым на меня из-под ресниц коротким, молниеносным взглядам, моя реакция на эти слова в том числе. И тут я ее тоже понимал: подобные обвинения, даже лживые, штука неприятная. А уж если в них кроется хоть какая-то доля правды… И ведь мне это, коли на то пошло, тоже не больно нравилось, но, разумеется, развивать эту тему я не имел ни малейшего права. Ни морального, ни физического.

…Заскрежетали тормоза, и возле нашей машины остановились две бежевые, не первой свежести "Волги". Захлопали дверцы, и на улицу вышли два человека в форме и трое в штатском; один из них — с чемоданчиком — явно врач, другой — с соответствующей амуницией — очевидно, эксперт-криминалист. Эти двое, как и милиционеры, оставались пока на месте, третий же решительно двинулся в нашем направлении.

Я тоже вылез из машины, и историческая встреча на улице Цветочной состоялась возле капота. Третий отрывисто и хмуро представился:

— Майор Мошкин. — И сразу же перешел к делу: — Это вы сообщили об убийстве?

Я кивнул:

— Так точно. — Ага, значит, не Машкин и не Мышкин, а Мошкин.

— Ваши документы, пожалуйста, — попросил он, но я виновато развел руками:

— Простите, с собой не ношу. Можете пока поверить на слово… — Честно назвал свои имя, отчество и фамилию. — А если захотите, потом проверите.

Он быстро записал мое "фио" и, пряча блокнот в карман, пообещал:

— Захотим. Непременно. — И вдруг хмурое лицо его вытянулось: он увидел сидящую за рулем "Мазды" Маргариту.

Слушайте, взгляд его был в тот момент столь удивленным и озадаченным, что я даже испугался, как бы он ненароком не запамятовал, зачем вообще приехал на Цветочную тридцать шесть. Поэтому решил напомнить.

— Э-э… видите ли, — сказал я, — дело в том, что…

Но он меня не слышал. Он вплотную подошел к машине и открыл дверцу:

— А вы что здесь делаете, Маргарита… м-м-м…

— Владимировна. — Рита выбросила на дорогу свои длинные ноги и выскользнула из машины. — Здравствуйте.

— Здравствуйте, — буркнул Мошкин. — Однако, извините, что-то я не совсем…

Маргарита тряхнула головой:

— Ничего здесь, товарищ майор, загадочного нет. Просто у меня работал человек, который почему-то не появляется уже третий день. И я решила узнать, не случилось ли с ним чего.

— И сами приехали к нему домой?

— Да, — подтвердила Маргарита. — Попросила знакомого, и вот тут-то…