АПОЛЛОН МАЙКОВ (1821–1897) 379. Весна[390] Голубенький, чистый Подснежник-цветок! А подле сквозистый, Последний снежок… Последние слезы О горе былом, И первые грезы О счастьи ином… 1857 380. «Ее в грязи он подобрал…»[391] Ее в грязи он подобрал; Чтоб всё достать ей — красть он стал; Она в довольстве утопала И над безумцем хохотала. И шли пиры… но дни текли — Вот утром раз за ним пришли: Ведут в тюрьму… Она стояла Перед окном и — хохотала. Он из тюрьмы ее молил: «Я без тебя душой изныл, Приди ко мне!» Она качала Лишь головой и — хохотала. Он в шесть поутру был казнен И в семь во рву похоронен, — А уж к восьми она плясала, Пила вино и хохотала. 1857 381. Колыбельная песня («Спи, дитя мое, усни!..»)[392] Спи, дитя мое, усни! Сладкий сон к себе мани: В няньки я тебе взяла Ветер, солнце и орла. Улетел орел домой; Солнце скрылось под водой; Ветер, после трех ночей, Мчится к матери своей. Ветра спрашивает мать: «Где изволил пропадать? Али звезды воевал? Али волны всё гонял?», — «Не гонял я волн морских, Звезд не трогал золотых; Я дитя оберегал, Колыбелечку качал!» 1858 382. Приданое По городу плач и стенанье… Стучит гробовщик день и ночь… Еще бы ему не работать! Просватал красавицу дочь! Сидит гробовщица за крепом И шьет — а в глазах, как узор, По черному так и мелькает В цветах подвенечный убор. И думает: «Справлю ж невесту, Одену ее, что княжну, — Княжон повидали мы вдоволь, На днях хоронили одну: Всё розаны были на платье, Почти под венцом померла: Так, в брачном наряде, и клали Во гроб-то… красотка была! Оденем и Глашу не хуже, А в церкви все свечи зажжем; Подумают: графская свадьба! Уж в грязь не ударим лицом!..»; Мечтает старушка — у двери ж Звонок за звонком… «Ну, житье! Заказов-то — господи боже! Знать, Глашенька, счастье твое!» 1859 ВСЕВОЛОД КРЕСТОВСКИЙ
(1840–1895) 383. «Под душистою ветвью сирени…»[393] Под душистою ветвью сирени С ней сидел я над сонной рекой, И, припав перед ней на колени, Ее стан обвивал я рукой… Проносилися дымные тучки, На лице ее месяц играл, А ее трепетавшие ручки Я так долго, так страстно лобзал… Погребальные свечи мерцали, В мрачных сводах была тишина, Над усопшей обряд совершали — Вся в цветах почивала она… Со слезой раздирающей муки Я на труп ее жадно припал И холодные, мертвые руки Так безумно, так страстно лобзал… 1857 384. «Прости на вечную разлуку!..»[394] «Прости на вечную разлуку!» — Твой голос грустно прозвучал, И я пророческому звуку Душой покорною внимал. О, знала ль ты, хоть в те мгновенья, Какого горького значенья Мне этот звук исполнен был! — С ним все, что прожито тревожно, Все, что забыть мне невозможно, Я безвозвратно хоронил… Прости ж и ты!.. быть может, скоро Пойду я в светлый, дальний путь. Без желчных дум и без укора Под небом теплым отдохнуть, — И, может, сдавленное горе Развеет ветер где-нибудь И заглушит чужое море В душе печальное: «Забудь!.. Забудь!..» 1860 385. Ванька-ключник[395] Словно ягода лесная, И укрыта и спела, Свет княгиня молодая В крепком тереме жила. У княгини муж ревнивый; Он и сед и нравом крут; Царской милостью спесивый, Ведал думу лишь да кнут. А у князя Ваня-ключник, Кудреватый, удалой, Ваня-ключник — злой разлучник Мужа старого с женой. Хоть не даривал княгине Ни монист, ни кумачу, А ведь льнула же к детине, Что сорочка ко плечу. Целовала, миловала, Обвивала, словно хмель, И тайком с собою клала Что на княжую постель. Да известным наговором Князь дознался всю вину, — Как дознался, так с позором И замкнул на ключ жену. И дознался из передней, От ревнивых от очей, Что от самой от последней Сенной девушки своей. «Гой, холопья, вы подите — Быть на дыбе вам в огне! — Вы подите приведите Ваньку-ключника ко мне!» Ох, ведут к нему Ивашку, — Ветер кудри Ване бьет, Веет шелкову рубашку, К белу телу так и льнет. «Отвечай-ко, сын ты вражий, Расскажи-ко, варвар мой, Как гулял ты в спальне княжей С нашей княжеской женой?» — Ничего, сударь, не знаю, Я не ведаю про то!.. — «Ты не знаешь? Допытаю! А застенок-то на что?..» И работают в застенке — Только кости знай хрустят! Перешиблены коленки, Локти скручены назад, Но молчком молчит Ивашка, И опять его ведут; В дырьях мокрая рубашка, Кудри клочьями встают; Кандалы на резвых ножках, А идет он — словно в рай, Только хлюпает в сапожках Кровь ручьями через край… Видит — два столба кленовых, Перекладина на них. Знать, уж мук не будет новых, Знать, готовят про других. Отведу же я, мол, душу, Распотешусь пред концом: Уж пускай же, князь, Ванюшу Хоть вспомянешь ты добром! «Ты скажи ли мне, Ванюшка, Как с княгиней жил досель?» — «Ох, то ведает подушка Да пуховая постель!.. Много там было попито Да поругано тебя, А и вкрасне то пожито, И целовано любя! На кровати, в волю княжью, Там полежано у нас И за грудь ли, грудь лебяжью, Было хватано не раз!» — «Ай да сказка!.. Видно хвата! Исполать, за то люблю! Вы повесьте-ко, ребята, Да шелковую петлю!» Ветер Ванюшку качает, Что былинку на меже, А княгиня умирает Во светлице на ноже. 1861 вернуться Музыка Кюи, Лисовского, Черепнина, Юферова и др. вернуться Перевод стихотворения Г. Гейне. Музыка Лишина. вернуться Свободное переложение народной греческой песни. Музыка Акименко, Аренского, К. Бюхнера, Ребикова, Чайковского (1873; наиболее популярно). Следует отметить также стихи поэта, ставшие романсами: «О чем в тиши ночей…», «Октава», «Я в гроте ждал тебя…». Все три — на музыку Римского-Корсакова. вернуться Музыка С. Блуменфельда, Всеволожского, Пасхалова (наиболее популярна), Штольца. вернуться Фольклорный источник — баллада о князе Волконском и его ключнике (конец XVII в.). При пении переработано. |
