529. «Раскинулось море широко…»[535] Раскинулось море широко, И волны бушуют вдали. «Товарищ, мы едем далеко, Подальше от нашей земли». «Товарищ, я вахты не в силах стоять, — Сказал кочегар кочегару, — Огни в моих топках совсем не горят, В котлах не сдержать мне уж пару. Пойди заяви ты, что я заболел И вахту, не кончив, бросаю. Весь потом истек, от жары изнемог, Работать нет сил — умираю». На палубу вышел — сознанья уж нет, В глазах его всё помутилось, Увидел на миг ослепительный свет, Упал. Сердце больше не билось. Проститься с товарищем утром пришли Матросы, друзья кочегара, Последний подарок ему поднесли — Колосник обгорелый и ржавый. Напрасно старушка ждет сына домой, Ей скажут, она зарыдает… А волны бегут от винта за кормой, И след их вдали пропадает. 530. «Славное море, священный Байкал…»[536] Славное море, священный Байкал, Славный корабль — омулевая бочка. Эй, баргузин, пошевеливай вал, — Плыть молодцу недалечко. Долго я звонкие цепи влачил, Душно мне было в горах Акатуя, Старый товарищ бежать пособил, Ожил я, волю почуя. Шилка и Нерчинск не страшны теперь, — Горная стража меня не поймала, В дебрях не тронул прожорливый зверь, Пуля стрелка миновала. Шел я и в ночь и средь белого дня, Вкруг городов озираяся зорко, Хлебом кормили крестьянки меня, Парни снабжали махоркой. Славное море, священный Байкал, Славный мой парус — халат дыроватый. Эй, баргузин, пошевеливай вал, — Слышатся бури раскаты. 531. «В саду ягодка лесная…»[537] В саду ягодка лесная Под закрышею цвела, А княгиня молодая С князем в тереме жила. А у этого у князя Ванька — ключник молодой, Ванька-ключник, Злой разлучник, Разлучил князя с женой. Он не даривал княгиню, Он ни златом, ни кольцом, Обольстил Ваня княгиню Своим белым он лицом. На кроватку спать ложилась И с собой Ваню брала. Одну ручку подложила, А другою обняла: «Ты ложись, ложись, Ванюша, Спать на Князеву кровать». Ванька с нянькой поругался. Нянька князю донесла. По чужому наговору Князь дознался до жены. Он вышел на крылечко, Громким голосом вскричал: «Ой вы, слуги, ой холопы, Слуги верные мои, Вы подите приведите Ваньку-ключника ко мне!» Вот ведут, ведут Ванюшку На шелковом поясе. На нем шелкову рубашку Кверху ветром подняло, Его светло-русы кудри Растрепались по плечам. Вот подходит Ваня к князю, Князь стал спрашивать его: «Ты скажи, скажи, Ванюшка, Сколько лет с княгиней жил?» «Про то знает грудь, подушка, Еще Князева кровать, Да еще моя подружка — Это Князева жена». «Ой вы, слуги, ой, холопы, Слуги верные мои, Вы подите ды вкопайте Два дубовые столба, Ды возьмите и повесьте Ваньку-ключника на них!» 532. «Когда я на почте служил ямщиком…»[538]
Когда я на почте служил ямщиком, Был молод, имел я силенку, И крепко же, братцы, в селенье одном Любил я в ту пору девчонку. Сначала не видел я в этом беду, Потом задурил не на шутку: Куда ни поеду, куда ни пойду — Всё к милой сверну на минутку. И любо оно, да покоя-то нет, А сердце щемит всё сильнее… Однажды начальник дает мне пакет: Свези, мол, на почту живее. Я принял пакет и скорей на коня, И по полю вихрем помчался, А сердце щемит да щемит у меня, Как будто с ней век не видался… И что за причина? Понять не могу, — А ветер так воет тоскливо… И вдруг словно замер мой конь на бегу И в сторону смотрит пугливо… Забилося сердце сильней у меня, И глянул вперед я в тревоге. Затем соскочил с удалого коня И вижу я труп на дороге! А снег уж совсем ту находку занес, Метель так и пляшет над трупом, Разрыл я сугроб — да и к месту прирос, Мороз заходил под тулупом!.. Под снегом-то, братцы, лежала она! Закрылися карие очи… Налейте, налейте скорей мне вина, Рассказывать больше нет мочи!.. 533. «Ах ты степь, ты степь!..»[539] Ах ты степь, ты степь! Путь далек лежит. В той степи большой Замерзал ямщик. И, набравшись сил, Чуя смертный час, Он товарищу Отдавал наказ: «Ты, товарищ мой, Не попомни зла — В той степи глухой Схорони меня. Ты лошадушек Сведи к батюшке, Передай поклон Родной матушке. А жене скажи Слово тайное, Передай кольцо Обручальное. Да скажи ты ей — Пусть не печалится, Пусть с другим она Обвенчается. Про меня скажи, Что в степи замерз, А любовь ее Я с собой унес». вернуться Известны переработки для пения времен Великой Отечественной войны. вернуться Прототипом является стихотворение Дмитрия Давыдова «Думы беглеца на Байкале» (514). Было популярно среди демократической интеллигенции и политических ссыльных. Стала одной из любимых массовых песен в годы первой русской революции; первая строка варьируется: вместо «священный» — «привольный»; реже вместо «славное море» — «синее море». вернуться Прототипом является стихотворение Вс. Крестовского «Ванька-ключник». Первую строку часто поют так: «В саду ягода-малина…». вернуться Переработка для пения стихотворения Л. Трефолева «Ямщик» (521). вернуться При пении часто заключают следующей строфой: Степь да степь кругом, Путь далек лежит. В той степи глухой Уж замерз ямщик. |
