АЛЕКСАНДР ПОЛЕЖАЕВ (1805–1838) 180. «Зачем задумчивых очей…»[192] Зачем задумчивых очей С меня, красавица, не сводишь? Зачем огнем твоих речей Тоску на душу мне наводишь? Не припадай ко мне на грудь В порывах милого забвенья — Ты ничего в меня вдохнуть Не можешь, кроме сожаленья! Меня не в силах воспалить Твои горячие лобзанья, Я не могу тебя любить — Не для меня очарованья! Я был любим, и сам любил — Увял на лоне сладострастья, И в хладном сердце схоронил Минуты горестного счастья; Я рано со́рвал жизни цвет, Всё потерял, все отдал Хлое, — И прежних чувств, и прежних лет Не возвратит ничто земное! Еще мне милы красота И девы пламенные взоры, Но сердце мучит пустота, А совесть — мрачные укоры! Люби другого: быть твоим Я не могу, о друг мой милый!.. Ах, как ужасно быть живым, Полуразрушась над могилой! <1828> 181. Грусть[193] На пиру у жизни шумной, В царстве юной красоты Рвал я с жадностью безумной Благовонные цветы. Много чувства, много жизни Я роскошно потерял И душевной укоризны, Может быть, не избежал. Отчего ж не с сожаленьем, Отчего — скажите мне, — Но с невольным восхищеньем Вспомнил я о старине? Отчего же локон черный, Этот локон смоляной, День и ночь, как дух упорный, Всё мелькает предо мной? Отчего, как в полдень ясный Голубые небеса, Мне таинственно прекрасны Эти черные глаза? Почему же голос сладкой, Этот голос неземной, Льется в душу мне украдкой Гармонической волной? Что тревожит дух унылый, Манит к счастию меня? Ах, не вспыхнет над могилой Искра прежнего огня! Отлетели заблуждений Невозвратные рои — И я мертв для наслаждений, И угас я для любви! Сердце ищет, сердце просит После бури уголка; Но мольбы его разносит Безотрадная тоска! 1834 182. Отчаяние[194] Он ничего не потерял, кроме надежды. А. Пушкин О, дайте мне кинжал и яд, Мои друзья, мои злодеи! Я понял, понял жизни ад, Мне сердце высосали змеи!.. Смотрю на жизнь как на позор, — Пора расстаться с своенравной И произнесть ей приговор Последний, страшный и бесславный! Что в ней? Зачем я на земле Влачу убийственное бремя?.. Скорей во прах!.. В холодной мгле Покойно спит земное племя: Ничто печальной тишины Костей иссохших не тревожит, И череп мертвой головы Один лишь червь могильный гложет. Безумство, страсти и тоска, Любовь, отчаянье, надежды И всё, чем славились века, Чем жили гении, невежды, — Все праху, всё заплатит дань, До той поры, пока природа В слух уничтоженного рода Речет торжественно: «Восстань!» <1836> 183. «У меня ль, молодца…»[195]
У меня ль, молодца́, Ровно в двадцать лет Со бела лица Спал румяный цвет, Черный волос кольцом Не бежит с плеча, На ремне золотом Нет грозы-меча; За железным щитом Нет копья-огня, Под черкесским седлом Нет стрелы-коня; Нет перстней дорогих Подарить мило́й! Без невесты жених, Без попа налой… Расступись, расступись, Мать сыра земля! Прекратись, прекратись, Жизнь-тоска моя! Лишь по ней, по мило́й, Красен белый свет; Без мило́й, дорогой Счастья в мире нет! <1832> 184. Сарафанчик[196] Мне наскучило, девице, Одинешенькой в светлице Шить узоры серебром! И без матушки родимой Сарафанчик мой любимый Я надела вечерком — Сарафанчик, Расстеганчик! В разноцветном хороводе Я играла на свободе И смеялась, как дитя! И в светлицу до рассвета Воротилась; только где-то Разорвала я, шутя, Сарафанчик, Расстеганчик! Долго мать меня журила И до свадьбы запретила Выходить за ворота; Но за сладкие мгновенья Я тебя без сожаленья Оставляю навсегда, Сарафанчик, Расстеганчик! 1834 вернуться Музыка Рупина («Каватина»), Сокальского. вернуться Народный романс. Музыка Сокальского (1859), В. Соколова. вернуться Народный романс. Музыка Ю. Арнольда (1840), Гурилева (1840-е годы), Алябьева, Бакалейникова, Дюбюка (для фортепьяно), Маркова (для гитары). |
