ИВАН ПАНАЕВ (1812–1862) 340. Будто из Гейне («Густолиственных кленов аллея…»)[349] Густолиственных кленов аллея, Для меня ты значенья полна: Хороша и бледна, как лилея, В той аллее стояла она. И, головку склонивши уныло И глотая слезу за слезой, «Позабудь, если можно, что было», Прошептала, махнувши рукой. На нее, как безумный, смотрел я, И луна освещала ее; Расставаяся с нею, терял я Всё блаженство, всё счастье мое! Густолиственных кленов аллея, Для меня ты значенья полна: Хороша и бледна, как лилея, В той аллее стояла она. <1847> ЛЕВ МЕЙ (1822–1862) 341. «Нет, только тот, кто знал…»[350] Нет, только тот, кто знал Свиданья жажду, Поймет, как я страдал И как я стражду. Гляжу я вдаль… нет сил — Тускнеет око… Ах, кто меня любил И знал, — далёко! Вся грудь горит… Кто знал Свиданья жажду, Поймет, как я страдал И как я стражду. 1857 342. «Отчего побледнела весной…»[351] Отчего побледнела весной Пышноцветная роза сама? Отчего под зеленой травой Голубая фиалка нема? Отчего так печально звучит Песня птички, несясь в небеса? Отчего над лугами висит Погребальным покровом роса? Отчего в небе солнце с утра Холодно и темно, как зимой? Отчего и земля вся сера И угрюмей могилы самой? Отчего я и сам все грустней И болезненней день ото дня? Отчего, о скажи мне скорей, Ты — покинув — забыла меня? 1858 343. Канарейка[352] Говорит султанша канарейке: «Птичка! Лучше в тереме высоком Щебетать и песни петь Зюлейке, Чем порхать на Западе далеком? Спой же мне про за́-море, певичка, Спой же мне про Запад, непоседка! Есть ли там такое небо, птичка, Есть ли там такой гарем и клетка? У кого там столько роз бывало? У кого из шахов есть Зюлейка — И поднять ли так ей покрывало?» Ей в ответ щебечет канарейка: «Не проси с меня заморских песен, Не буди тоски моей без ну́жды: Твой гарем по нашим песням тесен, И слова их владыкам чужды… Ты в ленивой дреме расцветала, Как и вся кругом тебя природа, И не знаешь — даже не слыхала, Что у песни есть сестра — свобода», <1859> 344. Полежаевской фараонке[353][354]
Ох, не лги ты, не лги, Даром глазок не жги, Вороватая! Лучше спой про свое Про девичье житье Распроклятое: Как в зеленом саду Соловей, на беду, Разыстомную Песню пел-распевал — С милым спать не давал Ночку темную… 1859 345. «Отчего же ты не спишь…»[355] «Отчего же ты не спишь? Знать ценна́ утрата, Что в полуночную тишь Всюду ищешь брата?» — «Оттого, что он мне брат, Дочери шалима, Что утрата из утрат Тот, кем я любима. Оттого, что здесь у нас, Резвых коз-лукавиц По горам еще не пас Ввек такой красавец: Нет кудрей черней нигде; Очи так и блещут; Голубицами в воде Синей влагой плещут. Как заря, мой брат румян, И стройней кумира… На венце его слиян С искрами сапфира Солнца луч, и подарён Тот венец невесте…» — «Где же брат твой?.. Где же он? Мы поищем вместе?» 1859 346. «Хотел бы в единое слово…»[356] Хотел бы в единое слово Я слить мою грусть и печаль И бросить то слово на ветер, Чтоб ветер унес его вдаль. И пусть бы то слово печали По ветру к тебе донеслось, И пусть бы всегда и повсюду Оно к тебе в сердце лилось! И если б усталые очи Сомкнулись под грезой ночной, О пусть бы то слово печали Звучало во сне над тобой! 1859 вернуться Это сознательная пародия поэта на многочисленные в его время русские переводы Г. Гейне. И таких пародий у Панаева было немало. Но у этого стихотворения судьба сложилась особенная. Положенное на музыку Дмитриевым, стихотворение стало популярным романсом. Сам Панаев называет музыку Дмитриева «прекрасной». вернуться Перевод песни арфиста из романа И. В. Гёте «Ученические годы Вильгельма Мейстера». Музыка Чайковского, Главача. вернуться Ассоциируется со стихотворением Полежаева «Цыганка». вернуться Фараонка — цыганка (цыган ошибочно считали выходцами из Египта). Музыка Шиловского. вернуться Из цикла «Еврейские песни». По мотивам «Песни песней». Музыку на стихи этого цикла писали: Мусоргский, Римский-Корсаков, Главач. вернуться Перевод стихотворения Г. Гейне «Heimkehr». Музыка Мусоргского (1866), Чайковского. |
