Во времена предшествующих администраций очень трудно было бы представить кого‑либо из президентского персонала, кто усомнился бы в словах своего босса. Если бы президенты Трумэн, Эйзенхауэр, Кеннеди или даже Никсон сказали, что они были атакованы кроликом в водоеме, реакция слушателей была бы однозначна: «Слава создателю, что вы спаслись, мистер президент!» А если б такое случилось с президентом Линдоном Джонсоном, наверняка бы говорили: «Расскажите нам, пожалуйста, сэр, об этом, не упуская ни одной подробности».

Ничего подобного не произошло с нынешним президентом. Когда Картер вернулся на берег с великолепным, как ему казалось, изложением события, его люди отказались ему верить.

Насколько можно установить, не один человек говорил: «Вот те на, мистер президент. Ведь кролик должен был бы дважды подумать, прежде чем атаковать руководителя мощнейшей страны мира!» Или же: «Невозможно представить, как это вы могли грести и одновременно ударить веслом кролика!»

Вместо сочувствия президент встретил лишь скептицизм, когда рассказывал историю своим советникам и друзьям. Некоторые из них утверждали, что кролики не плавают, другие сомневались в том, что, даже умея плавать, кролик нападет на человека, держащего в руках весла. А те, кто сохранял молчание, подчеркивали этим, как глубоко упала мораль администрации.

Ходят слухи, что руководитель аппарата Белого дома Гамильтон Джордан даже подумывал, не подвергнуть ли каждого работающего с президентом проверке на лояльность, чтобы выяснить, кто верит истории с кроликом, а кто нет.

Президент, который никогда не проявляет своего душевного волнения, был весьма удручен столь явным недоверием. Он приписал его нездоровой обстановке в стране, которая заразила даже его собственный персонал.

К счастью, фотограф Белого дома, который находился на отвесном берегу запруды, сделал снимок схватки. Президент показал снимок приближенным, которые внимательно изучили его, но не смягчили своего скепсиса. Кто‑то сказал: «Это животное, но как узнать, кролик ли?»

Впервые с тех пор, как взял бразды правления, президент перестал улыбаться. Он приказал увеличить часть фотоснимка, чтобы выпятить происшествие на воде, и затем снова спросил свой аппарат: «Ну что, это кролик или нет?» Большинством в пять голосов против четырех в конце концов решили, что это был кролик.

Так страна была заверена в том, что президент, обещавший при вступлении в должность, что никогда не обманет американцев, сдержал свое слово.

Но напрашивается существенный вопрос: почему люди президента не поверили ему с самого начала?

Известно ли вам, как на телевидении снимают фильм, рекламирующий того или иного политического деятеля? Происходит это так:

— О’кэй, тишина в студии! — кричит режиссер. — Где сенатор Никто? А, вы тут? Значит, все в порядке. Мы добираемся показать вас как великолепного семьянина. Надевайте, сенатор, домашний свитер и усаживайтесь в кресло у камина. А вас, леди, попрошу отсюда. Разве вы не видите, что я снимаю рекламный ролик?

— Я жена сенатора.

— Ах так.,. Чудесно, чудесно… Вы нам, безусловно, понадобитесь. Будет неплохо, если в кадре появитесь н вы. Присядьте‑ка рядом с мужем и глядите на него влюбленными глазами.

— Но мне никогда не приходилось сниматься в кино.

— Это не имеет никакого значения. Просто сделайте вид, что сидите с кем‑нибудь из голливудских звезд, скажем с Робертом Редфордом или Полом Ньюменом.

— Должна ли я что‑нибудь говорить мужу?

— А что бы вам хотелось ему сказать?

— /Мне хочется лишь спросить, когда мы снова увидимся. За два месяца его избирательной кампании наконец представился случай с ним поговорить.

— Нет, ни в коем случае не задавайте этого вопроса при съемке. Просто смотрите на него, как если бы он был для вас самым великим человеком в мире.

— Навряд ли мне это удастся.

— Хм! Ну тогда притворитесь! А где же дети?

— Я смогла приехать только с двумя. Эндрю в плохих отношениях с отцом, а Ларри удрал из дому две недели назад.

— Ну ладно, обойдемся и двумя ребятами. Скажите, чтобы они сели на ковер перед креслом отца, и пусть прижмутся к нему.

— Дети, дядя сказал, чтобы вы сели на ковер перед креслом папы и обняли его.

— А который из них папа?

— Тот, кто одет в свитер и сидит в кресле.

— А если мы обнимем его, он не ударит нас?

— Ну что вы, детки. Это же для телевидения. Он совсем не рассердится.

— Тишина в студии! А где же собака? Я ведь предупреждал, что у нас в кадре обязательно должна быть любимая собака сенатора.

— Наша собака убежала вместе с Ларри.

— Ничего. Эй, кто‑нибудь! Приведите с улицы собаку!

— Какую собаку, босс?

— Да любую. Лишь бы сидела спокойно во время съемки.

— О’кэй! Леди, смотрите на сенатора. Умоляю вас, не хмурьтесь'. Улыбайтесь! Только, пожалуйста, не надо грустной улыбки! Улыбайтесь широко, как любящая жена. Представьте, как вы будете счастливы, когда вашего мужа переизберут. Да нет же, не так. Вы опять улыбаетесь грустно. Ну ладно, я вижу, с вами ничего не поделаешь. Думайте тогда о том, как хорошо, если он потерпит поражение на выборах. Так, теперь уже лучше. Прекрасно, Дети, обнимите же, наконец, отца!

— Босс, я привел собаку.

— О’кэй, усадите ее перед камином. Сенатор, представьте, что именно так ваша семья проводит вечера. Вы усаживаете всех вокруг себя и читаете вслух конституцию Соединенных Штатов. Когда мы начнем снимать, поднимите голову и читайте вслух все, что появится на этом телеэкране. По нему будет транслироваться текст, который вы должны произнести. Вы поняли? Все в порядке? Мотор!

— Хэллоу! Я сенатор Никто, а это моя семья. А это наша собака Лэдди. Уважаемые телезрители, вы, может быть, думаете, что политики — это какие‑то особенные люди, Ничего подобного! Мы такие же простые люди, как и вы. Мы улыбаемся, иногда плачем, а еще мы беспокоимся о будущем страны. Я забочусь о своей семье и о нашей собаке Лэддн, поэтому я призываю вас голосовать за меня на выборах.

— Стоп! Придется крутить все сначала. Эй, кто там? Отправляйтесь и приведите другую собаку, которая бы не грызла во время съемки конституцию Соединенных Штатов!

— Полковник Энрико, пора совершить государственный переворот.

— Неужели уже пора, мой генерал? Ведь у нас выборы прошли всего неделю назад.

— Да, это верно. Мы им дали шанс, но они, к сожалению, нас обманули.

— Что правда, то правда, мой генерал. У нас были большие возможности, но мы не знали, как ими воспользоваться. Так же, как в прошлом году… Устроили мы свободные выборы, и политики захватили правление страной в свои руки.

— Пусть это послужит для вас уроком, полковник. Каждый раз, когда гражданские приходят к власти, они выпускают из тюрем руководителей оппозиции, упраздняют цензуру и начинают болтать об аграрной реформе.

— Не говоря о том, что они хотят, чтобы богатые платили налоги.

— Полковник, мы должны разработать план переворота. Поговорите с воздушными силами и морским флотом, информируйте их о наших целях на тот случай, если президент успеет к ним обратиться прежде, чем мы арестуем его.

— Я считаю, мой генерал, что мы должны предоставить воздушным силам какое‑то место в хунте. В прошлый раз они чувствовали себя задетыми тем, что их обошли. Генерал Фернандес сказал, что если это повторится во время следующего государственного переворота, то он не даст самолета, чтобы отправить президента в изгнание.

— Ну что ж, президент тогда поплывет на пароходе…

— До меня дошло, что и адмиралы желают играть более важную роль.

— Черт возьми, полковник. Нельзя совершить государственный переворот, привлекая в хунту почти каждого. Чему только вас учили в военной академии?

— Простите, так что же я должен передать генералу Фернандесу?