Хотел бы работать. Магу делать все, что захочите. Ты приказываишь — Кейз выпалняет! У миня нет ни образования, ни практики зато я сильный и самый значительный среди людей. Гатов приступить в любое время: голод — не тетка. Скажи, кагда приехать.

Исчо раз твой Эдвард Кейз.

Дорогой мистер Кейз!

Вы — тот самый человек, которого мы ищем. Нам нужен водитель грузовика, поэтому Ваша квалификация нас вполне устраивает.

Можете приступить к работе на нашем Вестминстерском заводе в понедельник.

Ждем вас.

Карст Петерс, кадровик.

III. ИЗНАНКА КУЛЬТУРЫ

 

Раньше, чтобы стать писателем, достаточно было только сесть и писать. Сегодня, если вы хотите быть писателем, надо прежде всего убить какого‑нибудь огромного зверя.

— Хемингуэй убил леопарда, — говорили мне знакомые. — Ну‑ка, Арт, скажи, кого ты убил?

После внезапного приступа слез моя жена созналась в том, что ее тревожит:

— Мы женаты уже столько лет, а ты до сих пор не добыл ни одного трофея, который прославил бы твое имя. Все смеются надо мной.

Мне стало ясно: если я хочу сохранить семью, то не должен подавлять в себе инстинкт убийцы.

Я позвонил в авиакомпанию «Сабена»:

— Примите заказ на два билета в Конго.

— Почему два билета? — спросила жена.

— Ты поедешь со мной и сфотографируешь мои охотничьи трофеи. Так поступают все писательские жены.

— Я не поеду! — сказала она. — Я сойду с ума при виде твоих ран. Возьми с собой Джо Ковелло. Он фотограф и прекрасно переносит виски.

Мне показалось забавным, что она назвала Ковелло. В последнее время он фотографировал для журналов итальянских кинозвезд на леопардовых шкурах и, конечно, немало знал о животных.

Ковелло не хотел бросать работу, но потом он признался, что Африка, пожалуй, самое подходящее место для того, чтобы пополнить запас леопардовых шкур, который у него изрядно поубавился.

Мы вылетели прямо в Стэнливилль. На аэродроме сели в такси и вскоре добрались до конторы Джозефа Ингельза, основателя компании «Сафари в Конго».

Ингельз не новичок в делах сафари. Он ходил с Джоном Хьюстоном на кабана, с Кэтрин Хепберн на крокодилов и с Хэмфри Богартом в поисках выпивки. Именно он убил несколько сот москитов на спине продюсера Сэма Шпигеля. Словом, Ингельз — отличный парень, созданный для настоящего дела.

Я разогнул указательный палец, который все время держал на воображаемом курке, и мы обменялись мужественным рукопожатием.

— Не организуете ли вы особые сафари для трусов? спросил я у Ингельза.

— В настоящий момент нет, — ответил он. — Но у меня есть группа из тридцати пяти американцев старше восьмидесяти лет. Они отправляются в Национальный парк посмотреть фильмы об охоте. Я бы мог включить в эту группу и вас.

Я уже было подписал чек, когда Ковелло напомнил мне, что я должен убить зверя.

— А, так вы хотите поохотиться? — сказал Ингельз, надевая свой пробковый шлем. — Как насчет льва?

— Это опасно?

— Помилуй бог, нет! Вот разве, если он притаится в кустах. Или вы только раните и вам придется преследовать его в чаще. Или когда вы нападаете на самца, а львица тем временем впивается вам в спину когтями… Но в общем охота на львов не опасна.

— А что вы можете предложить взамен?

— Очень потешны слоны, — сказал Ингельз, — особенно когда они вздумают сами поохотиться на охотника. Настигнув человека, слон сгребает его хоботом н молотит о дерево или о землю. Трупы охотников слоны обычно засыпают листьями или травой. Но я должен предупредить вас, что лицензия на слона стоит двести долларов.

— Две сотни долларов, — сказал я задумчиво. — Это не так уж много, если принять во внимание похороны. А нет ли чего‑нибудь более подходящего для моей комплекции?

Ингельз взглядом измерил мою талию.

— Запрещается охота на горилл, — сказал он. — Они охраняются законом.

Это была первая хорошая новость, которую я услышал за целый день. Наконец Ингельз и Ковелло решили, что я буду охотиться на буйвола. При этом они меня подбодряли:

— Э! Не так страшен буйвол, как его малюют. Статистика показывает, что в США гораздо больше людей погибает при автомобильных катастрофах, чем при столкновении с буйволами.

Ингельз распорядился, чтобы с нами отправился его сын, рослый двадцатипятилетний парень.

Прежде чем мы покинули Стэнливилль, Ингельз потребовал с меня плату вперед.

— Душеприказчики писателей иногда платят неохотно, — объяснил он, как бы извиняясь.

В Ируму мы разыскали белого охотника. Его звали Алекс Пьерар. За шесть лет он истребил более сотни слонов, львов, леопардов, носорогов и питонов. Стены его дома были сплошь увешаны шкурами. Пепельницы были из рогов носорогов, вешалкой служили бивни слонов, а порог был сложен из голов диких кабанов.

Ингельз–младший объяснил Пьерару, что я собираюсь поохотиться на буйвола. Охотник, сделав вид, что не замечает, как левую половину моего лица бьет нервный тик, любезно сказал:

— Уверены ли вы, что вам нужны именно буйволы? Охота на буйвола — вещь рискованная.

— Послушайте, сэр! — сказал Ковелло. — Мы сами знаем, что рискованно, и именно поэтому мы здесь. Если не хотите идти с нами, мы наймем другого охотника. Мой друг приехал сюда издалека. А то, что его лицо дергается и колени трясутся, еще не дает вам ни малейшего права оскорблять его. Моему другу нужен буйвол, и он полон решимости сполна заплатить за это.

На следующий день мы наняли 25 носильщиков по 20 центов в сутки. Они сели в грузовик, а мы в прицепной кузов. По–видимому, сафари всегда полны неожиданностей. Едва начали переправляться на плоту через реку, как наш грузовик ухнул в воду. За два дня мы вытянули грузовик на берег. Это была тяжелая работа. Мое сердце рвалось на части, особенно когда я вспоминал о том, что каждый носильщик мне стоит 20 центов в день.

Рано утром Пьер ар и я отправились на поиски буйволов. Три мили меня, сидевшего на походном стуле, несли носильщики, мой оруженосец шагал рядом. Я склонялся к тому, чтобы стрелять в моего буйвола прямо со стула, но Пьерар мне этого не разрешил. Около семи часов мы увидели стадо буйволов. Пьерар сказал, что пора ползти к ним на животе.

Я начал изо всех сил елозить по земле локтями и коленями, но почему‑то никуда не двигался. Тут наконец Пьерар приказал загонщикам волочить меня за собой. Таким образом мы приблизились к буйволам ярдов на 60, и тогда Пьерар прошептал:

— Это твой, старина!

Он указал на самого большого буйвола, наверняка самого подлого и свирепого представителя африканской фауны. Его рога казались двумя закрученными Эйфелевыми башнями, а каждое плечо было шириной с Эмпайр стейт билдинг.

Я начал потихоньку отползать от проклятого места, но Пьерар крепко схватил меня за пояс.

— Живи и жить давай другим, — прошептал я.

— Поздно, — сказал он. — Ну‑ка целься получше и постарайся попасть между шеей и грудью.

Я встал на одно колено, прицелился и начал медленно нажимать на курок.

…Когда пришел в себя, буйвола не было.

— Я убил его, убил! — закричал я.

— Черта лысого ты убил! — сказал Пьерар. — Ты промазал на целую милю.

— Я все же попал в кого‑то. Разве ты не слышал, как что‑то тяжело стукнулось о землю?

— Ты убил антилопу, которая стояла на две сотни ярдов справа от буйвола. Пойдем поглядим.

Мы поползли к животному и убедились в том, что оно мертво. Это был самец породы «томас». Он умер прекрасной смертью. Я упал в обморок.

Носильщики с радостными воплями положили антилопу на походный стул, швырнули меня поверх, и вся процессия двинулась в лагерь.

Ковелло уже ждал нас там.

— Где буйвол? — спросил он.

— Я было приготовился подстрелить одного, — объяснил я, — но тут увидел антилопу… За буйвола никто и цента не даст, а это, посмотрите, великолепный экземпляр. Пьерар почти силой заставил меня стрелять в этого красавца.