— Энн, у меня сейчас нет ничего подходящего для вас, но я стараюсь раздобыть штучку, годную для современного рынка. Скажите, если мне удастся достать хороший сценарий, вы не станете возражать против того, чтобы поработать с барракудами?.. Что?.. Барракуды— это хищные, очень хищные рыбы, пожирающие людей… Энн, Энн… Она повесила трубку!

— Звонил Джон Уэйн и хотел узнать, интересуетесь ли вы продолжением «Аламо»?

— Джон Уэйн ничего не понимает. Публика хочет муравьев, койотов, волков, москитов. Вот чем она интересуется. Недавно я спросил сына, не хочет ли он посмотреть фильм со Стивом Маккуином, а он наотрез отказался. Говорит, что предпочитает «Похищение с Планеты Муравьев». Он не намерен ходить на фильмы, где нет животных или микробов. Публика взывает об этом…

— Трудно найти что‑либо подходящее. «Парамаунт» перебил у иас картину о желтой лихорадке, МГМ работает над фильмом о чуме, а «XX век Фокс» занялся тропическими болезнями.

Вошел литературный редактор:

— По–моему, я раздобыл… по–моему, я раздобыл.

Он швырнул на стол сценарий.

— Это как раз то, что мы ищем. Эта штука вспугнет каждого!

Шеф стал радостно перелистывать страницы.

— О чем это?

Литературный редактор улыбнулся:

— О крокодилах!

В Соединенных Штатах исподволь, на первый взгляд неприметно дает о себе знать весьма опасное явление, которое, как считают сведущие люди, может наделать много бед, если выйдет из‑под контроля. Исследователи назвали это коварное явление «феноменом антинасилия». С одним из специалистов по этому вопросу, профессором Возмущонсоном, мне на днях довелось побеседовать.

— Заметили ли вы, — начал профессор, — что на телевидении изредка проскальзывают передачи, где почти совершенно отсутствуют убийства, ограбления, насилия, войны и тому подобные, привычные для любого зрителя вещи? Эти‑то передачи мы, специалисты, и назвали «феноменом антинасилия».

— Но вряд ли это явление представляет реальную опасность: передачи такого рода можно по пальцам пересчитать.

— В том‑то и заключается коварная сущность «феномена антинасилия»: он прокрадывается в души зрителей незаметно. Вы правы, передачи, где нет насилия, по–прежнему редки; какая‑нибудь коротенькая комедия или концертик. Дело в том, что, увидев однажды подобную передачу, люди входят во вкус.

— Но ведь в самые «смотровые» вечерние часы передач с антинасилием не бывает.

— Хоть мало, но бывает. И этого достаточно, чтобы разлагать умы нашей молодежи. Недавно я собственными глазами видел, как мой сын смотрел подряд две такие передачи. Как, по–вашему, о чем он мог думать в это время?

— Понятия не имею.

— Он наверняка подумал: раз по телевидению показывают такую жизнь, значит, она может существовать в действительности. Я уже не говорю о том, что ребенку преподносят заведомо искаженную картину Америки.

— Почему же в таком случае не запретить такие передачи?

— Вся штука в том, что некоторые типы выступают в их защиту. Возьмем, к примеру, рекламные фирмы. Для них главное — продать товар. Ради этого некоторые идут на любые ухищрения, на любую телерекламу, даже если в рекламном ролике нет ни единого убийства. Что им до наших детей!

Мне стало не по себе.

— Важно отметить, — продолжал профессор Возмущонсон, — что «феномен антинасилия» в той или иной мере проник не только на телевидение, он охватывает и другие сферы нашей жизни. В каждом городе Соединенных Штатов найдется по меньшей мере один кинотеатр, где демонстрируются фильмы без насилия, и владельцы этих театров рекламируют идущие у них фильмы в печати. Взгляните вот на это объявление в газете: «Музыкально–развлекательный фильм без ужасов и насилий! Любой ребенок может его посмотреть за два с половиной доллара».

— Да это же кошмар! Куда смотрит полиция?

— Полиция просто бессильна сделать что‑либо. Она арестовывала владельцев кинотеатров за демонстрацию мюзикла или комедии без насилия и передавала дело в суд, но судьи всякий раз прекращали расследование и отпускали провинившихся. Ведь мы живем в обществе, где все дозволено, и с этим ничего не поделаешь.

— Скажите, профессор, делались ли попытки предупредить людей о том, что всякие чувства, вызванные «феноменом антинасилия», лучше всего выкинуть из головы, не выходя из кинотеатра?

— Такие попытки бесполезны. Аитинасилне порождает антинасилие. При этом дети стараются превзойти друг друга в проявлении «феномена антинасилия», с которым они столкнулись. Мон исследования показывают, что чем больше ребенок смотрит фильмы и телепередачи без насилий и убийств, тем более миролюбивым становится его характер. Мне известны из ряда вон выходящие факты: дети насмотрелись мультипликаций Диснея про Микки–Мауса и, придя домой, поцеловали своих матерей.

— Боже мой, что же мы должны сделать, чтобы прекратить все это?

— Первое — это проинформировать наше общество о случившемся. Необходимо дать людям понять: «феномен антинасилия» неразрывно связан с их поведением в жизни. Мы обязаны подчеркнуть ответственность режиссеров и владельцев кинотеатров за то, что они снимают и показывают. Если они не осознают всей тяжести своей вины, следует подключить к этому делу правительство. Если и это не поможет, остается лишь один выход.

— Какой же?

— Убить их!

Мафия стала величайшей отраслью индустрии в Соединенных Штатах. Любая книга о ней продается, как горячие блинчики. Фильм «Крестный отец», как ожидают, принесет свыше 100 миллионов долларов. Даже такая мерзкая картина, как «Дело Валачи», имела изрядный кассовый успех. Американцы проявляют ненасытный аппетит к фильму, телевизионному представлению, книге, газетному очерку о преступных шайках. А вот среди самих бандитов, членов их семейственных кланов по всей стране эта мафиемания вызвала буквально оцепенение. «Коза Ностра» собрала в северной части штата Нью–Йорк совещание, чтобы рассмотреть и решить возникшие проблемы.

Сальватор Мастрелла из семейства, орудующего в Новой Англии, сказал:

— Все кинокомпании, книгоиздатели и газеты наживают на нас состояния, а ведь мы считаем себя проворными парнями. Это — «наше дело», а мы не имеем от него ни гроша.

— Они нас эксплуатируют! — заорал главарь калифорнийской мафии Джозеф Фанателли. — Мы рискуем своей шеей на подпольных лотереях, наркотиках и проституции, а какие‑то молодчики продают материал о нас издателю за 500 тысяч долларов и даже не присылают нам бесплатно вышедшую книгу.

Слово вновь взял Мастрелла:

— Повсюду в стране печать стала наживаться на мафии. Вот мой план: мы создадим наш собственный литературный департамент.

— Великолепная идея! — воскликнул Джоэ Мэджино (Цементная нога) из Буффало. — Как это сделать?

— Перво–наперво, — сказал Мастрелла, — мы учреждаем корпорацию под названием «Инициатива мафии» и обеспечиваем себе этим авторские права на название: никто не сможет использовать его без нашего разрешения. Затем мы начнем предлагать книги, написанные нашими людьми, издателям. Мы скажем им: «Вам хочется иметь книгу о мафии, мы ее вам дадим!» Тут все должно быть правильно, чтобы не лезли смотреть зубы у коня. Тогда они заключат с нами договор.

— Договор? — удивился Плоский Нос Гамболло из семейства, хозяйничающего в Бронксе. — Мы пойдем вытягивать договор у издателя?

— Тупица, —ответил Мастрелла. — Договор — это подписанный клочок бумаги, по которому издатель должен заплатить нам за книгу.

— Ничего никогда не слышал о таких договорах, — заметил Гамболло.

Мастрелла игнорировал его.

— Итак, — продолжал он, — мы сохраним права на фильмы, на телевизионные передачи и на детективы. Если они захотят делать кинокартину или издавать книгу, милости просим: мы продаем право на фильм за миллион долларов.

— У меня вопрос, — вмешался калифорнийский главарь Фанателли, — Предположим, мы издадим книгу о мафии, а семейство из Бронкса продаст эту книгу для постановки в кино. Как быть в таких случаях?