— А что, он удрал?

— Он не может удрать. Шум — это проблема, а не человек! — завопил я.

— Ничего об этом не знаю. Я живу в Бруклине.

Тут подошел полисмен и спросил:

— Почему вы кричите на эту леди?

— Я вовсе не кричу на нее. Я только задал ей простой вопрос.

— Почему вы кричите на меня? — раздраженно спросил полисмен.

— Я вовсе не кричу. Простите, но я повысил голос потому, что она меня не слышит…

— В Нью–Йорке каждый вынужден кричать. Уж такой это город!

— В том‑то и дело, — ответил я. — Потому‑то я и спрашиваю людей, что они думают о новом противошумном законе.

— Что это еще за закон?

— Городской совет принял новый закон, и, как только мэр его подпишет, вы сможете вызывать в суд людей, которые ведут себя чересчур шумно.

— Что ж, по–вашему, мало у нас работы, станет полиция направлять в суд за шум?

— Конечно! Либо брать штраф.

— Убирайтесь с Пятой авеню, пока я вас не задержал! — заорал он.

— Не кричите! — сказал я и направился на Восьмую авеню.

Там я вплотную подошел к человеку и сказал:

— Мне хочется поговорить с вами относительно раздирающего уши грохота в Нью–Йорке.

Он сразу поднял вверх руки.

— Возьмите мой бумажник. Он в левом нагрудном кармане.

— Это не ограбление. Я провожу опрос…

— Вот мои часы. Только не стреляйте…

— Мистер, опустите руки. Мне хочется лишь поговорить с вами по поводу шума.

— У меня двое ребят, — всхлипнул он, — Берите деньги и уходите!

Стала собираться толпа, и я решил ретироваться. И тут один из молодых людей в толпе завопил мне вслед:

— В чем дело? Почему он не ограбил?

Мы отправились в Калифорнию, где всегда столкнешься с чем‑то новым. В Биверли–Хиллс, например, очень терзаются тем, что мужчины стареют, и поэтому там великое множество клубов здоровья и кабинетов красоты, стремящихся помочь им остаться юными.

Наиболее величественный из таких кабинетов именуется «Олимп — курорт для мужчин». Его содержит знойная дама Аида Грю, которая хотя и является специалистом по женской косметике, но обладает превосходным нюхом на мужчин, пренебрегающих своей наружностью (чего не скажешь про Кэри Гранта[47]), и чувствует себя обязанной что‑либо для них сделать.

Не выходя из помещения, мужчина может принять здесь сеансы массажа лица и тела, хиропракторскую обработку и уроки йогистики, сделать маникюр, стильную прическу, брови и усы, обучиться хорошим манерам— правильно сидеть, стоять, прогуливаться, зная, куда девать свои руки и ноги.

Примерно за 200 долларов мисс Аида Грю может сделать из вас нового человека. Так как я всегда был склонен к самосовершенствованию, то решил посетить «Олимп — курорт для мужчин» и отдать себя в руки мисс Грю. Положение сперва казалось безнадежным, но ее «штаб» решил все‑таки испробовать все средства.

Меня уложили на операционный стол, и дипломированный хиропрактор принялся трудиться над моей физиономией. Он наносил легкие удары по моим щекам снизу вверх и массировал скулы. Мне пояснили, что мужчины никогда не тренируют свои лицевые мускулы и поэтому они такие дряблые и вялые. Даже если вы пройдете пешком 50 миль, это ничуть не отразится на мускулатуре вашего лица…

Но вот хиропрактор закончил возню со мной, и его помощник начал очищать поры кожи на лице. Моя физиономия пылала, морщины стали исчезать, и когда я взглянул в зеркало, то увидел уставившегося на меня тринадцатилетнего мальчика.

Тут вошла женщина–йог и заставила меня полчаса простоять на голове. Сменивший ее парикмахер 15 минут изучал мою макушку. Наконец он принял решение и с осторожностью хирурга занялся стрижкой. Затем он взялся за брови и придал каждой из них вид, подходящий к стилю моей прически.

Затем наступила пора обучиться хорошим манерам. В комнате появилась еще одна юная леди. Она пришла в ужас от моей «стойки» и походки, и ей совсем не понравилась моя манера держать руки и садиться в кресло. На протяжении целого часа мы практиковались, как вставать и садиться. Вы, конечно, можете себе представить, как я был возбужден и как стремился быстрее вернуться в отель, где мы остановились, и доложить жене о всем испытанном.

Когда же я открыл дверь, она пронзительно завопила:

— Вон! Вы ошиблись дверью!

— Это же я, твой муж! — крикнул я.

— Боже, что они сделали с тобой?

— Они сделали меня похожим па Кэри Гранта.

— Мне нравился ты, каким был.

— Ты, конечно, лучше разбираешься в этом, — сказал я, — но теперь уже слишком поздно для возврата к старому.

Остальное время в Калифорнии мы жили как чужие. Она говорила, что я выгляжу слишком юным для нее. К счастью, когда мы улетали в Вашингтон, уже в аэропорту Лос–Анджелеса мое лицо начало вновь покрываться морщинами, и я стал возвращаться к своему обычному облику.

Впервые за неделю жена расхохоталась.

— Что смешного? — спросил я.

— Одна из твоих бровей опустилась!

Любой из нас готов оправдать нарушение своей диеты. Что же касается меня, то могу сказать по личному опыту, что именно черт ответствен за каждое прегрешение в любой диете, которую я старался соблюдать.

Вот как это получается. Я способен придерживаться какого угодно режима — причуды данного месяца, но лишь до 11 часов ночи. А тут жена просит меня проверить, все ли двери в доме закрыты. К несчастью, это относится и к двери из кухни на черный ход.

Прихожу в кухню, а там восседает собственной персоной черт. Выглядит он совсем не так, как его изображают в книжках. Нет никаких рогов и хвоста. Это весьма симпатичный парень небольшого роста, пухленький, с круглым красноватым лицом, одетый в голубой домашний костюм из хлопчатобумажной ткани. Я всегда стараюсь его игнорировать, но он из тех типов, что сразу же вступают в разговор, хотите вы этого или не хотите. Он может сказать:

— Когда ты проверял дверь в кухню, почему не заглянул в холодильник?

— А почему я должен заглядывать в холодильник?

— Чтобы проверить, горит ли там лампочка, — отвечает он невинным голосом.

Я открываю холодильник.

— Свет есть! — говорю я.

— О! Я видел, что твоя жена купила сегодня чудесный сыр. Быось об заклад, что он очень вкусен с черным хлебом.

— У нас, умник, нет черного хлеба.

— Посмотри‑ка на третьей полке.

Смотрю на третью полку, а там и впрямь лежит буханка черного хлеба.

— Ничего не хочу! Я на диете, — решительно заявляю я.

— Ну и что ж. А мне нельзя предложить? Хорош хозяин.

Достаю черный хлеб и сыр.

— Не забудь масло и горчицу, — говорит он, растянув в ухмылке рот до ушей.

Делаю бутерброд с сыром и сую ему.

— А ты не присоединишься ко мне? — спрашивает он. — Терпеть не могу есть в одиночестве.

— Придется, пожалуй, отведать и мне.

Он протягивает мне свой бутерброд:

— Держи, я сделаю себе сам. Знаешь ли ты, что очень идет к такому бутерброду?

— Что? — спрашиваю я, усаживаясь против него.

— Большой стакан холодного пива.

— Не думаю, что мне следует пить пиво при моей диете.

— Знаю, знаю. Но один стакан тебе не повредит. Нельзя же есть бутерброд с сыром без пива.

— А где пиво? — спрашиваю я.

— На нижней полке. За творогом.

Пиво разлито по стаканам.

— А знаешь ли ты, что твоя жена приготовила сегодня шоколадное печенье, чтобы отправить его дочке в колледж.

— Что ты говоришь! — удивляюсь я. — Где оно?

— Она спрятала его в стенной шкафчик, где метелка, чтобы ты не нашел. Я бы на твоем месте здорово рассердился на жену, которая прячет от тебя шоколадное печенье.

— Это меня возмущает, — признаюсь я. — Что за брак, когда люди не доверяют друг другу?

— Почему бы тебе не попробовать печенье. Ты, по–моему, не из тех, кто потерпит такие шуточки. Шоколадное печенье восхитительно с ванильным мороженым.