…Теперь я снова в Европе и чувствую себя совершенно другим человеком. Люди теперь говорят:

— Хемингуэй убил леопарда, а Бухвальд — антилопу.

Так я стал настоящим писателем. У меня есть отличная идея — написать про одного старика, который живет на берегу океана на Кубе и ловит рыбу в одиночку. Однажды он поймает самую большую в море рыбу, но ее съедят акулы раньше, чем старик доберется до берега. Заглавия я еще не придумал, но должна выйти превосходная повесть.

Гарвардский университет подумывает о бизнесе[37]. Да и Стэнфордский тоже. Наши наилучшие вузы игриво задались мыслью о создании компаний, чтобы заграбастывать денежки за свои исследования. Все это лишь спусковой механизм для их работы в области генной инженерии и монтажа генов. Ожидается многомиллиардный бизнес, и университеты считают, что им следует урвать кусок в этом деле.

Нет ли тут чего‑то дурного?

Мне удалось разыскать моего друга профессора Генриха Эплбаума в его лаборатории. Когда я вошел, профессор как раз разрезал ген пополам.

— Я почти закончил, — сказал Эплбаум. — Раздобыл для этого острый нож.

— Профессор, я понимаю университет. Он втянулся в генный бизнес ради прибыли. Но не внушает ли вам это беспокойство?

— Ничуть, должен сказать. Тут исследования пахнут крупными суммами, и мы выглядели бы совсем больными и пресытившимися, если б отдали всю работу коммерческим компаниям, делающим деньги.

— Разве не компрометирует ваши академические идеалы исследовательская работа для прибыли?

— Академические идеалы! Врите больше. Так я вам и поверил. Мы делаем деньги, и именно этим занят университет. Год прекрасный — наше сальдо возросло на триста процентов, и журнал «Форчун» включает вуз в список пятисот крупнейших корпораций страны. Мой совет вам — покупайте акции университета.

— Уверен в этом, профессор. Но мне кажется, что если все университеты станут компаниями, то для вас гораздо больший интерес будет представлять возможный рынок, а не результаты вашей работы. Через несколько лет эксперименты станут проводиться только для того, чтобы возросли доходы собственных компаний.

— Мы уже этим заняты, — фыркнул Эплбаум. — Знаете ли вы ген, который я смонтировал? Мы думаем, что нам удастся продать его телефонной компании для их аппаратов «Принцесса», которые они смогут производить любого цвета и без всякой окраски. Вероятно, это величайшее открытие в генной коммуникации, зашедшей столь далеко. Университетский бизнес весьма этим взволнован.

— Если у университетов возникнет обоснованный интерес к такой лабораторной работе, — сказал я, — кто же будет вести настоящие исследования, жизненно важные для страны?

— Студенты! — ответил Эплбаум. — Они не втянуты в наш план охоты за прибылью и смогут проделывать все, что им угодно в лабораториях, лишь бы это не мешало нашим коммерческим прожектам.

— Не кажется ли вам, что полностью меняются все аспекты университетской деятельности?

— Легко так говорить. А знаете ли вы, что белая мышь стоит теперь шестьдесят пять долларов? Цены на вирусы и бактерии удвоились, а обезьяньи железы совсем исчезли. Субсидии Национального института здоровья хватает только на оплату резиновых перчаток, не более. Мы, сынок, сжаты до предела и шествуем туда, где пахнет деньгами.

— А нет ли опасности в том, что вам не удастся обмениваться информацией с другими учеными, поскольку будете стараться хранить свои производственные секреты?

— Не знаю, есть ли в этом опасность или нет, но вы можете биться об заклад, что ученые Гарвардского и Стэнфордского университетов знают, что им надо делать. Они уже придерживают свои открытия и стараются их продать. Мы отнюдь не заняты исследованиями, полезными для нашего здоровья…

— Компания «Бедлам инкорпорейтед» слушает. У телефона Смайли.

— Мистер Смайли, я прочел в газете рекламное объявление, где утверждается, что ваша компания может обеспечить желающим их появление на экранах вечернего выпуска теленовостей.

— Верно. За двести долларов мы могли показать вас по местному, а за две тысячи — по общенациональному телевидению.

— Не расскажете ли подробности сделки?

— Охотно. Как вы знаете, телекомпании ратуют за массовый охват зрителей. Поэтому лишь истинные безумцы имеют наибольшие шансы попасть на телеэкран. Следовательно, вам надо совершить нечто такое, до чего еще никто не додумался.

— А что, если я с помощью друзей создам полувоенную организацию и мы проведем в лесу маневры для подготовки отпора вторжению русских?

— Это уже сделал один из наших постоянных клиентов. Мы устроили ему целых три минуты в вечерней программе новостей по общенациональному телевидению.

— А ежели спрыгнуть с парашютом с крыши небоскреба Мирового торгового центра в Нью–Йорке?

— Опоздали. Один свихнувшийся уже совершил такой прыжок. Вот если ваш парашют не раскроется, можно было бы отснять хороший сюжетик. Кстати, вы умеете ездить на мотоцикле?

— Нет!

— Очень хорошо! Как вы отнесетесь к идее совершить на мотоцикле прыжок через двенадцать автобусов компании «Грейхаунд»?

— Ну нет, это мне не подходит.

— Компания «Грейхаунд» тоже не в восторге от такой затеи. В том‑то и трудность для нас с вами, что в последнее время выпуски теленовостей прямо забиты сюжетами о всяких чокнутых. Вам надо совершить поистине вопиющее безумие, чтобы заставить телевизионщиков выслать. съемочную группу. Кстати, почему бы вам не основать движение за запрет преподавания в школах дарвиновской теории эволюции? Это уж точно откроет вам дорогу в эфир!

— Общенациональный или местный?

— Сначала местный, а потом пойдем дальше. Составители общенациональных программ любят новости подобного рода. Вам лишь нужно публично потребовать запрета учебников, в которых содержится упоминание о Дарвине, и увольнения учителей, которые ссылаются на него во время уроков.

— Прекрасная идея! Держу пари, что стоит мне появиться на голубом экране, как найду массу сторонников. Не исключено, что удастся даже сколотить капиталец.

— Компания «Бедлам инкорпорейтед» охотно поможет вам в этом. Был у нас один клиент. Он потребовал изъять из библиотек его района и сжечь все экземпляры романа Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Так мы не только устроили ему выход на телевидение, но и помогли собрать сто тысяч долларов для организации цензуры всех книг, закупаемых в его избирательном округе. Сейчас он выпускает свой собственный «черный список» и уже пробивает его введение по всей стране.

— О’кэй, мистер Смайли, договорились. Что от меня требуется?

— Мы вышлем вам текст речи против Дарвина. С ней вы должны выступить на ближайшем заседании вашего местного школьного совета. Затем мы сообщим телестудии, что некий религиозный фанатик намеревается сорвать это заседание.

— А покажут ли меня по телевидению?

— Конечно! Это их долг — информировать людей о всех важных новостях.

Департамент просвещения штата Вирджиния вынес постановление о том, что каждый учащийся, чтобы получить диплом об окончании школы, обязательно должен уметь читать, писать и производить основные арифметические действия.

Если другие штаты последуют примеру Вирджинии, то столь радикальный шаг может в конечном счете ущемить всех без исключения учеников средней школы в стране. Хотя Вирджиния не собирается ввести в действие это постановление раньше 1978 года[38], многие учащиеся уже поговаривают, что такое решение нарушает конституцию страны и является для них суровым и необычным наказанием, почти пыткой.

— Что сказать! — заметил мне один ученик средней школы. — Я думаю, что любого поступающего в среднюю школу ожидает ужасная судьба. Они, видите ли, требуют от нас доказательств, что мы можем читать, писать и знаем арифметические действия с десятичными дробями. Как же они могут ожидать, что мы окончим среднюю школу, если к нам будут предъявлять такие невероятные требования?