Несмотря на это, путешествие было замечательным. Вокруг простиралась растерзанная, но свободная земля, из руин поднималась новая жизнь. И хотя развалившиеся сиденья — на «Эдипе» от них уцелели одни пружины — доставляли пассажирам мучения, журналисты чувствовали себя превосходно. После горячки Афин они радовались этому путешествию, как после жестокой бури — попутному ветру. Космас радовался вдвойне — он ехал на родину.

В Триполи, получив из Афин первые газеты со своими корреспонденциями, они расстались. «Полифем», обладавший одним глазом и крепким мотором, направлялся на ратный подвиг в Спарту — ему предстояло по горной дороге подняться на Тайгет и оттуда двинуться на Каламату. Космас со второй группой, подпирая «Эдипа», взял курс на Алонистану.

Много дней карабкались они по холмам Пелопоннеса. В больших деревнях останавливались, участвовали в митингах и собраниях. В каждой деревне они ходили в театр. На подмостках, сооруженных в школах и тавернах, были уже сыграны все пьесы, присланные из Афин, и театры жаждали новой пищи. Кое-кто из учителей и грамотных эпонитов сочинял сам и с грехом пополам пополнял репертуар самодеятельных трупп. Корреспонденты привезли несколько новых вещей — короткие скетчи, драмы, комедии. Их принимали, как голодающие хлеб.

Ясным, почти весенним утром они наконец оставили позади горы и спустились в Илийскую долину… Теперь «Эдип» двигался самостоятельно, он легко скользил по гладкой дороге, а если кое-где и встречался небольшой холмик, то «Эдип» не задерживался, он взлетал на него с разгону. Пассажиры освободились от обязанностей толкачей. Равнина ширилась, сначала волнистая, потом гладкая, как стекло; она, точно море, переливалась под солнцем. Особой красотой она сейчас похвастаться не могла. Влажная земля отдыхала, покрытая дымкой испарений. Виноградники были голые, торчали одни только сухие, тощие стебли. Свежевспаханные поля впитывали солнечные лучи и молчали. Но и этот пейзаж не был для Космаса бедным. Он знал равнину в бурном цветении весны и в спокойной зрелости лета, и воображение дополняло то, что видел глаз. Он знал, что чуть подальше, среди оливковых плантаций и виноградников, спрятался маленький городок — тысяч пятнадцать жителей, низенькие домики, грязные в зимнюю пору улицы, бедные окраины, — ничего особенного. Но то был его родной город, и даже если тебе только двадцать лет, велико твое волнение, когда после скитаний ты видишь знакомые очертания твоей маленькой родины… Из-за кипарисов и эвкалиптов выглядывают колокольня, еле различимые дома и выше всего — ветряная мельница, которая по-прежнему машет своими белыми и черными крыльями.

«Эдип» нагрянул в городок около полудня, внезапно, словно пират. Толпа мальчишек с гиканьем неслась за ним по пятам. Даже взрослые не удержались от соблазна, вышли из домов и магазинов и окружили машину. Космас предвидел, что это случится. Он знал, что его земляки — люди подвижные и любопытные и не пропустят ни машину, ни человека, пока не узнают всю его подноготную. Вот и сейчас они мгновенно собрались вокруг жалкого «Эдипа», который сразу же попал под град насмешек и колких шуток. К счастью, кто-то из молодежи узнал Космаса, и внимание толпы перешло с машины на пассажиров.

В жизни маленького городка главную роль играли молодежь и изюм. Заботы об общественных нуждах — о восстановлении разрушенных мостов и дорог, о школах, о крове для погорельцев, о воскресных вечерах на площади или в кино, — эти и другие заботы были вверены деятельной молодежи, и молодежь справлялась с ними, питаясь горсткой изюма и безграничным энтузиазмом. В одном из самых красивых зданий в центре города открыли клуб. Двери его и днем, и ночью были распахнуты настежь, благо ключи все равно пропали. Секретарь молодежного совета, способный и энергичный парень, друг и одноклассник Космаса, спал в кабинете за фанерной перегородкой. Там же стояли кровати остальных членов совета. Космас застал их всех во время обеда. Ребята сидели на кроватях, жевали изюм и спорили с директором театра, который требовал освободить его от чистки дорог, поскольку ему нужно провести последнюю репетицию перед завтрашней премьерой.

Всех этих ребят Космас знал. Со многими он вместе учился, со многими дружил. Но были здесь и его бывшие враги, с которыми он не раз вступал врукопашную. Встреча с ними оказалась особенно сердечной. Один из бывших врагов был единственным сыном домовладельца и торговца тканями.

— И Андреас тоже здесь? — обрадовался Космас.

— Андреас у нас активист, — рассказывал секретарь. — Отец грозился от него отречься, так он сам взял и отрекся первый. Вот его кровать…

За два с половиной дня, проведенных в родном городке, у Космаса было немало таких встреч, и не только с молодежью. По самоотверженной юности равняли свой шаг и люди старшего поколения. Вечером, на празднике, в освещенном керосиновыми лампами клубе, Космас увидел директора гимназии. В годы своей молодости он был одним из первых образованных людей в их захудалой провинции, которая страдала как от проливных дождей и виноградных вредителей, так и от страшного невежества. Учитель создал просветительное общество молодежи, а когда женился, попытался организовать женский кружок. Он мечтал возродить спортивные традиции — недаром их городок находился между Олимпией и Элидой. На свои средства опубликовал он две популярные брошюры о всеми забытой истории края, о возделывании винограда и борьбе с вредителями. Он был неутомим и настойчив. Но его упорство в конце концов не устояло перед безразличием соотечественников и повышенным интересом к его особе со стороны местных политиканов. Учителя переводили с места на место. Первая его дочь родилась в Халкидики, а вторая — на Эвбее. Третья дочь родилась в родном городке. Ученики часто слышали, как он, покачивая поседевшей головой, медленно и скорбно повторял девиз всех отчаявшихся: «О тщетная добродетель!» И все же перед войной учитель предпринял новую попытку и опубликовал брошюру о пользе кооперации. Его перевели в Превезу. Тогда-то он и произнес горькие слова, приговор своему родному краю: «Боже мой, неужели этот прекрасный край способен поставлять только изюм и мошенников?»

В зале было шумно и многолюдно, но старик сразу узнал Космаса.

— А! И ты здесь! Знаю, знаю… Мне рассказали… Я горжусь вами, как-никак вы мои духовные дети! Занимаешься журналистикой? Молодец! Заходи к нам в гимназию. С первого октября у нас регулярные занятия. Ну конечно, все педагоги добровольцы и довольствуются изюмом… Что поделаешь!

— К счастью, в нашем крае есть изюм! — сказал Космас.

Директор засмеялся и дружески взял Космаса под руку.

— Это очень ценный продукт, а мы, неблагодарные, еще не научились как следует его производит. Теперь, я думаю, научимся. Второй же продукт, к сожалению изобиловавший в нашей местности, нужно истребить, выкорчевать с корнем. Я полагаю, теперь мы и это сумеем. Ты понимаешь, что я имею в виду?..

Его глаза в глубоких гнездах морщинок горели спокойным, уверенным огнем.

На другой день после обеда Космас выкроил время, чтобы забежать в свой покинутый дом. Ему сказали, что сейчас там живет семья погорельцев из соседней деревни. Что ж, пусть живут! Он им не помешает. Он забежит на несколько минут, посмотрит и уйдет, Он должен это сделать.

Издалека Космас увидел свой двор, чистый, прибранный. Умело подрезанные тутовые деревья и виноградник. Под навесом у печи куча дров и сухих виноградных стеблей для растопки. Ухоженный огород, клумбы — все как и раньше. Посредине двора, где во время дождей всегда стояла большая лужа, по которой он когда-то пускал бумажные кораблики, плескалась с ведерком маленькая девочка. Космас наклонился и потрепал ее по головке.

— Как тебя зовут, малышка?

Девочка смело взглянула на него голубыми глазенками.

— Хитина.

— А, так, значит, ты Христина! А чья ты? Как зовут твою маму?

— Хитина.

Космас взял ее за ручонку и отвел подальше от лужи. — А кто твой папа?