Он говорил о лозунгах так, будто разглагольствовал в кафе за стойкой о секретах своего кулинарного искусства.
— И не забудь, Космас, про восклицательные знаки. Лозунг без восклицательного знака все равно что человек без головы. Сделай его покрупнее, чтобы он сам за себя говорил и останавливал прохожих. Внизу ставь подпись — ЭАМ. Каждую букву пиши отдельно, но точками не разделяй.
— А не нарисовать ли снизу серп с молотом? — поддразнил его Космас.
— Ты этим не шути. Знаешь, какого маху я дал однажды? Написал лозунг, красиво написал, картина да и только: «Патриот, кто бы ты ни был, вступай в ЭАМ!» — а внизу — и что только на меня нашло? — здоровенный серп и молот. Ну, и поплатился, конечно, заработал строгий выговор с предупреждением.
Они подошли к своим. От хора отделились две девушки. Одну из них Космас знал: она работала на фабрике, месяц назад немцы убили ее брата.
Вслед за девушками подошел аккордеонист. Он объявил о небольшом изменении в программе. Если появятся немцы или асфалия, он будет играть не «Дунайские волны», а коляду:
Христа крестят сегодня
На святой реке…
— Хорошо, — сразу согласился Георгис. — Что ж, восславим господа, восславим его во имя нашего дела.
Работница ушла вместе с Георгисом. Другая, маленькая толстушка, сказала Космасу:
— Пойдем, товарищ.
Они перешли на другую сторону улицы и остановились перед каменным забором. Стена была уже выбелена.
— Пока вас не было, — объяснила девушка, — я принесла извести и побелила. Еще не высохло. Что будем писать?
Космас измерил взглядом длину стены и выбрал подходящий по размеру лозунг. Он окунул кисть в банку, которую держала девушка, быстро вынул ее, несколько раз повернул в воздухе, чтобы не стекала краска, и сделал первый мазок. Но вместо твердой линии на стене появилась какая-то загогулина.
— Ты не спеши, — посоветовала девушка. — Первый раз пишешь?
— Первый.
— Не спеши. Полегче води кистью.
Космас попробовал писать медленнее. Но тогда краска лилась прямо на него. С великими мучениями он дописал первое слово: «Долой». На другой стороне ловко и споро работал Георгис. Пока Космас трудился над первым словом, он уже покончил с двумя лозунгами.
— Ну, так мы с тобой до утра провозимся, товарищ, — заявила Космасу его маленькая помощница. — Подержи.
Она сунула ему банку и отобрала кисть.
— Что нужно писать?
— «Долой принудительную гражданскую мобилизацию!»
— Что это еще за мобилизация?
— Немцы хотят мобилизовать греков на строительство оборонительных сооружений.
— Ишь чего захотели! Диктуй по порядку.
— «Принудительную…»
Она быстро написала: «ПР…»
— А как дальше пишется? «Е» или «И»? Надо, чтоб было грамотно.
— «И».
Рука ее двигалась быстро.
— Где ты работаешь? — спросил Космас. — Вместе с Георгией, на фабрике.
— А как тебя зовут?
— Панайота. Ты меня не знаешь, а я тебя знаю.
— Ты знаешь меня? Откуда?
— Знаю.
Они уже догоняли Георгиса. Аккордеон непрерывно играл кантаты. На последнем лозунге обе группы поравнялись. Панайоту сменил Космас, теперь он тоже действовал довольно быстро. Буквы получались такими же, как у Георгиев, — четкими и красивыми. Кое-где по его совету Космас пририсовывал к ним завитушки. Панайота была в восторге:
— Молодец! Это ты хорошо написал.
— Но ты так и не сказала, откуда меня знаешь.
— Я видела тебя на демонстрации.
— Когда?
— У памятника Колокотронису, помнишь? Я была с Янной.
— Ты знаешь Янну?!
Панайота не успела ответить, хор внезапно перешел на коляду. Космас прислушался.
— Бежим! — крикнула Панайота.
— Одну минуту, я закончу! — сказал Космас и торопливо заработал кистью.
Но ему так и не удалось закончить лозунг. К ним бежала незнакомая девушка. Космас услышал прерывистое дыхание и голос:
— Едут!..
Панайота сорвалась с места. Незнакомая девушка пробежала мимо Космаса. Он бросился за ней. С верхнего конца улицы доносились крики, топот. Темноту улицы прорезали фары автомобилей.
Космас поравнялся с девушкой.
— Нужно куда-нибудь свернуть, — сказал он, — нас увидят.
Она не ответила. Но через несколько шагов кинулась к ограде, вскарабкалась на железные ворота и спрыгнула во двор дома. Когда Космас был уже на воротах, первый автомобиль подъехал к каменному забору. Свет его фар упал на бегущую Панайоту. Машина остановилась. Из кузова вывалились солдаты и стали фонариками освещать стены домов. Кто-то споткнулся о банку с красками и выругался, потом схватил банку и выплеснул краску на побеленную Панайотой стену.
Космас спрыгнул и огляделся. Они были в саду. Девушка стояла неподалеку, прислонившись спиной к забору.
— Бежим! — сказал Космас.
Она не ответила. Космас вгляделся и узнал Янну.
— Молчи, — сказала она шепотом. — Иди за мной!
Они пошли вдоль забора. Было слышно, как по улице бегали солдаты. Из дома, у которого пел хор, раздались выстрелы. В саду залаяли собаки, в дощатом курятнике с железной крышей закудахтали куры. Космас и Янна спрятались за курятником.
Почти час просидели они в саду. Шум на улице не смолкал. Немцы и жандармы суетились. Машины то уезжали, то возвращались. Несколько солдат влезли на забор и освещали сад фонарями. Они обшарили все кусты и не заметили ничего, кроме собаки, забившейся в угол и скулившей от страха.
— Давай пристрелим?
— Да что мы, с собаками, что ли, воюем? Постепенно шум на улице затих. Автомобили уехали, и воцарилась гробовая тишина.
Янна прислушалась.
— Выйти можно с другой стороны, — сказала она.
Подойдя к воротам, Янна взялась за решетку. Космас опередил ее. Но когда он влезал, Янна остановила его:
— Что это у тебя?
В руке Космас все еще держал кисть. Он поднялся на решетку, оглядел безлюдную улицу и подал Янне руку.
Некоторое время они шли по улице вместе. На перекрестке Янна остановилась.
— Здесь мы разойдемся, — сказала она. — Дай-ка сюда кисть, мне недалеко идти. А тебе далеко?
— Далековато.
— Скоро комендантский час. Поторопись. Спокойной ночи!
Но Космас не дал ей уйти. Он вдруг почувствовал, что не может снова потерять ее. Все эти трудные месяцы она была так необходима ему! Надо сказать ей об этом сегодня же, сейчас, сказать, что он без нее не может… Он окликнул ее:
— Янна!
Она обернулась.
И все то, что он приготовился ей сказать, вдруг куда-то исчезло, ускользнуло. В нем проснулось подозрение: бог знает, когда оно родилось в его душе; должно быть, он старался прятать его от самого себя.
— Позволь мне спросить тебя, Янна! Обещаешь сказать мне правду?.. Скажи мне, ты любишь Тениса?
Ему показалось, что она застонала.
— Ты любишь его? — снова спросил он. — Скажи мне правду… Почему ты молчишь, Янна? Ну, раз ты не хочешь говорить, так скажу я сам! Ты его любишь!
Он произнес это резко, с вызовом.
Янна не ответила. Она замахнулась, ударила Космаса по лицу и убежала.
* * *
Комендантский час уже прошел, когда Космас спустился в подвал Андрикоса. Старик спал. Телемах сидел на диване и читал.
— Все в порядке? — спросил он.
Космас не ответил. Он присел рядом с Телемахом и попытался собраться с мыслями.
— Так ты уже знаешь?
— О чем?
— О Тенисе.
— Что?
— Сегодня утром его расстреляли. Комната поплыла перед глазами Космаса.
— Расстреляли его и еще шестьдесят человек. Тенису удалось выбросить из грузовика платок с запиской.
В записке Космас прочитал:
«Друзья мои, я иду на расстрел. Пусть моя смерть даст вам новые силы продолжать борьбу. Мы умираем за свободу. Из этой борьбы наш народ должен выйти победителем. И это значит, что наша кровь пролита недаром. Янна, любимая моя! Мои последние мысли с тобой. Я хотел принести тебе счастье и не смог. Сейчас, уходя из жизни, желаю тебе найти товарища, достойного меня и тебя. Прощайте.
Тенис».