Естественно, войска были крайне недовольны и интендантством, и товариществом. Участник войны, командир 3-й пехотной дивизии Карцов, писал: «...как только начались непогоды и бескормица, агенты (товарищества. - Н.Б.) исчезали, и в самое трудное для продовольствия время, с ноября по март, никто не видал ни одного из этих проходимцев. Можно положительно сказать, что товарищество было не только бесполезно армии в смысле продовольствия, но, развивая в крае недовольство, положительно вредило нам»(2). Пытались жаловаться, но толку из этого не выходило.
В армии сложилось твердое мнение, что это явно ненормальное, даже по взглядам того времени, положение с продовольственным снабжением войск создалось под прямым влиянием и надежным покровительством верхушки командования армии, Непокойчицкого и Николая Николаевича. На втором этапе войны никто из командного состава армии не сомневался, что Непокойчицкий и Николай Николаевич вкупе с интендантством брали с товарищества взятки и вместе с ним наживались на русском солдате и офицере.
Корни всех недостатков в снабжении войск продовольствием и фуражом лежали, таким образом, не только в неорганизованности и неповоротливости интендантства, но и в широком развитии казнокрадства в русском интендантстве. Казнокрадство было распространено не только среди армейских, но и среди войсковых хозяйственников - корпусных и дивизионных интендантств, заведующих хозяйствами полков, смотрителей госпиталей и т.п.
Общее недовольство войск деятельностью товарищества, представления государственного полевого контроля о необходимости лишить товарищество его монопольного положения и перейти к узаконенной системе довольствия при помощи ряда отдельных подрядчиков, а также ставшие для всех очевидными беззастенчивый грабеж войск и казны и баснословную наживу товарищества нельзя было просто игнорировать. Главное командование армии вынуждено было хоть для вида сделать какие-то попытки изменить существовавшие с товариществом отношения. Дружными усилиями полевого интенданта армии Аренса и Непокойчицкого, при стыдливом согласии Николая Николаевича, предложение отказаться от «услуг» товарищества было провалено ввиду его якобы «незаменимости»; решили лишь изменить систему расплаты с товариществом, основанную на вздуваемых товариществом местных ценах, и ввести предельные твердые цены. Но и это малоэффективное решение не было осуществлено. По этому вопросу завязалась переписка, которая так и не была закончена до конца войны.
Впрочем, совершенно прежним положение не могло оставаться - слишком уж оно было нетерпимым и чересчур явно грозило срывом военных действий. Поэтому снабжение войск продовольствием и фуражом стали улучшать рядом частных мероприятий.
В Кавказской армии положение со снабжением войск продовольствием и фуражом было немногим лучше. Недостатков и там было немало, хищений тоже, но последние не достигали степени наглого грабежа, как это было на Дунае, где «хозяйствовало» товарищество.
Снабжение предметами вещевого довольствия было организовано на втором этапе войны так же неудовлетворительно, как и на первом. Особенно плохо обстояло дело со снабжением теплой одеждой. Это во многом зависело от непредусмотрительности и нераспорядительности русского интендантства и главного командования. Николай Николаевич отдал интендантству распоряжение о заготовке и снабжении войск Радецкого теплыми вещами только тогда, когда в горах пошел снег, и лишь после этого он и интендантство Дунайской армии осознали, что теплыми вещами надо снабдить и другие войска. В результате интендантство Дунайской армии обеспечило в 1877 году теплой одеждой всего пол-армии, а полушубками - всего четверть армии(3). Но и эта одежда до войск своевременно не дошла. При этом по качеству теплые вещи часто были явно негодными к употреблению: присылалось много валенок-маломерок, полушубков из бракованной овчины, с которых шерсть спадала после первых же дней носки, и т.п.
Надо отдать должное строевым командирам: почти все они, за исключением таких, как Гершельман, в меру своих сил и способностей старались всеми средствами облегчить тяжелое положение солдат. В ход были пущены все трофейные турецкие вещевые запасы, закупались вещи в районе расположений, заготавливалась в своих мастерских обувь из сыромятины и т.п. Но, конечно, подобными средствами нельзя было покрыть всю огромную потребность войск в теплой одежде и обуви.
Снабжение боеприпасами на втором этапе войны протекало вполне удовлетворительно. В Болгарии открыли ряд промежуточных складов для облегчения питания войск боеприпасами. В сентябре - октябре была заменена испорченная материальная часть (65 единиц) артиллерии Дунайской армии. Благополучное положение с питанием боеприпасами было на втором этапе войны и в Кавказской армии.
В области военно-медицинского обеспечения боя недостатки, выявившиеся еще в начале войны, выправлялись на Втором этапе очень слабо.
Так, например, в шипкинских августовских боях не было определенного лица, полностью отвечавшего за организацию подачи помощи раненым и развертывание сети военно-медицинских органов; последние получали приказания от самых различных лиц, что тормозило их работу; начальник лазарета 9-й дивизии, например, никем не информировался о целях, ходе боя, топографии местности, возможных потерях и потому действовал вслепую. Число лечебных учреждений совершенно не отвечало наплыву раненых - лишь 25 августа прибыл лазарет 14-й дивизии. Не хватало медицинского персонала. Очень трудно было с эвакуацией раненых - штатного транспорта не хватало; выручали лишь болгары, вывозившие раненых с места боя и подвозившие воду.
Некоторым оправданием всех этих недочетов медицинского обслуживания в шипкинских боях могла явиться их непредвиденность. Но под Ловчей о бое всем было заранее известно, знали даже, что можно ожидать поступления до 4 000 раненых, и все же все военно-медицинское обеспечение боя легло на плечи одного только лазарета 2-й пехотной дивизии.
Но разительнее всего неповоротливость в деле исправления недостатков организации военно-медицинского обеспечения боя сказалась при Третьей Плевне. Известный врач Боткин, участник войны в 1877 году, по этому поводу писал: «Так же, как мы лезли три раза на штурм Плевны, не воспользовавшись двумя предыдущими уроками, точно так же мало воспользовалась и медицинская администрация двумя неудачами при предшествовавших делах под Плевной. В третий раз повторилось то же самое...»(4).
Разное начальство часто дергало лазареты бестолковыми распоряжениями о перемещениях из одного места в другое. На лазареты 2-й и 16-й пехотных дивизий (левый фланг) пала задача оказать помощь 2 898 и 2 200 человекам, в то время как лазарет 3-й пехотной дивизии простоял в бездействии все сражение у Сгаловца. Транспорта не хватало, хотя использованы были аптечные и патронные двуколки, зарядные ящики и даже лафеты орудий. На главных перевязочных пунктах медицинский персонал сбивался с ног, но все же значительная часть раненых не была там перевязана, хотя к этому делу привлекались даже ветеринарный врач и санитары. Особенно трагично было положение тяжело раненных ввиду наступившего похолодания и дождей; в главных перевязочных пунктах левого фланга не было никакой возможности расположить их укрыто: в 5-6 лазаретных палатах, рассчитанных вместе на 150 человек, набивалось по 600, а остальные 1500-2000 человек мокли и дрогли под дождем. Весь поток раненых в 9500 человек направлялся в один-единственный 63-й военно-временный госпиталь, выдвинутый в Болгарени; так как ни сортировать, ни перевязать всех раненых на дивизионных главных перевязочных пунктах не было никакой возможности, то 63-й госпиталь вместо своего прямого назначения выполнял роль общего главного перевязочно-сортировочного пункта. В довершение всего точно установлено, что некоторое число раненых из-за спешного отхода, плохой организации выноса и отказа Османа-паши в перемирии для уборки раненых(5) осталось на поле боя.
