За дни боев войска русского левого фланга потеряли убитыми и ранеными 6500 человек, что составляло 44% офицеров и 41% солдат и унтер-офицеров войск Скобелева и Имеретинского.

Всего русские войска Западного отряда во время третьего штурма Плевны с 7 по 12 сентября потеряли около 13 000 человек, а румынские войска - около 3000 человек. Турки определяли свои потери в 3000 человек.

Русские войска - русская пехота в особенности - показали высокую доблесть, самоотверженность и стойкость. Поставленные своим армейским и высшим командованием в такие условия, при которых победа малой кровью была невозможна, они тем не менее проявили все присущие им выдающиеся боевые качества.

Третья Плевна отчетливо показала, что за 2,5 месяца войны русское высшее командование ничему не научилось, ничего из своих прежних ошибок не учло и к старым ошибкам умудрилось прибавить новые.

В конечном итоге необходимо признать, что третий штурм Плевны не был основан на реальном расчете, а строился лишь в расчете на одну доблесть русского солдата, на неожиданное появление благоприятных случайностей, на «авось».

В трех штурмах Плевны русские потеряли 32 000 человек, румыны - 3000 человек, а поставленная цель так и не была достигнута. Тем самым командование Дунайской армии и Западного отряда показало свою неспособность к организации атак на обороняющегося противника, укрытого в земляных полевых укреплениях и сильного своим ружейным огнем.

В заключение надо сделать некоторые выводы относительно стратегического значения Третьей Плевны и ее вклада в военное искусство.

После Третьей Плевны положение русской Дунайской армии оставалось напряженным. Значительная группа войск была прикована к Плевне, нельзя было создать в Дунайской армии крупный общий резерв, чтобы решать основную стратегическую задачу - наступление к Константинополю. Отсутствие общего резерва устраняло всякую возможность начала наступления Дунайской армии до прибытия осенних подкреплений.

В тактическом отношении Третья Плевна с русской стороны интересна попытками более тщательно, иногда даже по-новому, подойти к организации крупного наступления. Именно поэтому заслуживают положительной оценки мероприятия по инженерной подготовке сражения, съемке карт, тренировке войск, рекогносцировке и, наконец, попытке уяснения основ плана предстоящего сражения. Один факт наличия таких мероприятий говорил о более тщательной подготовке сражения с русской стороны. Новое заключали в себе и приведенные выше основы плана предстоявшего сражения. Но беда в том, что большинство этих мероприятий в основном не охватывали главного или оставались одними лишь попытками, не претворенными в жизнь. Так, например, инженерная подготовка сражения не предусматривала инженерного содействия войскам, главным образом пехоте, в сближении с противником и занятии исходного положения, в подводе войск с наименьшими потерями на наиболее близкое к противнику расстояние; тренировка войск предусматривала подготовку к самому штурму, а не к сближению и наступлению на дальних и средних дистанциях ружейного огня; рекогносцировки не дали ясных данных по разведке самих неприятельских укреплений, ограничившись лишь изучением подступов к ним, а в отношении местности западнее Тученицкого оврага не дав даже и этого; основы плана, правильные сами по себе, не были в период подготовки ничем обеспечены, вследствие чего при осуществлении их во время сражения они не могли быть выполнены.

У командного состава и штабов не хватало практических и организационных навыков для решения усложнившихся вопросов организации сражения. Милютин задал в академиях тон обучения офицеров в практическом и прикладном духе, но этот тон ко времени Третьей Плевны в достаточной мере еще не дал плодов.

В тактическом отношении Третья Плевна все же дала кое-что новое. Так, Плевна подтолкнула введение носимого (малого) шанцевого инструмента - лопат. Они были даны каждой роте в количестве 50% ее численности. В 1878 году малые лопаты уже стали поступать в Дунайскую армию.

В 1881 году появилось первое конкретно разработанное по опыту плевненских и других боев «Наставление по самоокапыванию пехоты малой лопатой». За границей ряд работ по полевой фортификации, основанных на опыте Плевны, появился в 1880 году, но в виде индивидуальных исследований, а не официальных руководств.

Ряд боев Дунайской армии, в особенности плевненские бои, заставили всерьез заняться вопросом о введении на вооружение русских войск полевого орудия с крутой траекторией и более мощным, чем у 9-фунтового, снарядом. Так, в 1885 году в русской армии появляется 6-дюймовая полевая мортира на колесном лафете. А. П. Энгельгардта; в ту пору подобного орудия не было еще ни в одной армии мира.

У турок в тактическом отношении наиболее интересной являлась организация и проведение контрудара на Исса-ага - Кованлек. Ни под Никополем, ни при Первой и Второй Плевне турки крупного контрудара не производили - в этом отличие Третьей Плевны от имевших ранее место крупных оборонительных сражений турецких войск. С точки зрения тактики сам по себе этот контрудар, давший при Третьей Плевне хорошие результаты, представлял, несомненно, положительный факт. Однако осуществление контрудара было очень плохим. Ничто существенное не мешало туркам произвести контрудар как единое целое, а не в виде серии разрозненных частых контратак. Надо признать, что успех контрудара при такой плохой организации явился результатом грубейших ошибок командования Западного отряда и Дунайской армии.

Неудача сентябрьского штурма Плевны резко снизила настроение верхов русского командования. Зотов, как это было и с Криденером после Второй Плевны, уже 12 сентября ожидал немедленного перехода армии Османа-паши к контрудару. В предвидении контрудара Зотов вечером 12 сентября разослал приказы разоружить осадные батареи и отправить их в Систово.

Для окончательного установления образа действий Дунайской армии Александр II созвал 13 сентября военный совет, на котором было решено «держаться и укрепиться на прежних позициях до прибытия ожидаемых подкреплений, а затем предпринять систематически постоянную атаку неприятельских укреплений»(1).

В принятии такого решения определенную роль сыграл Милютин. Еще накануне заседания военного совета он, приведя чисто военные соображения, решительно возражал против предложения Николая Николаевича и Непокойчицкого оставить Плевну и даже отойти в Румынию, что означало бы срыв летней кампании.

Конечно, решение оставаться у Плевны объяснялось не только чисто военными причинами. Главную роль играли тут соображения внешней и внутренней политики.

Царь боялся неизбежного падения международного авторитета царской России в случае отхода за Дунай, и, кроме того, он боялся усиления революционного движения в стране.

Уточнение характера действий русских войск под Плевной, по предложению Милютина, решено было поручить Тотлебену, вызванному для этой цели из Петербурга. Тотлебен прибыл в конце сентября. Ознакомившись с положением дел, он принял твердое решение действовать против Османа-паши одной лишь блокадой, взять Плевну голодом. Возможность четвертого штурма Плевны Тотлебен решительно отверг. Тотлебен также отверг и всякую мысль о попытке взять Плевну путем постепенной систематической осады.

Отказ от четвертого штурма Плевны и от осады ее был в создавшихся для Дунайской армии условиях, без сомнения, правильным. В обоих случаях при дневных действиях потребовалась бы крупнокалиберная артиллерия навесного огня, без которой нельзя было разрушить турецкие укрепления. При отсутствии такой артиллерии всякий дневной штурм означал бы лишь весьма вероятную возможность новой неудачи и новых потерь; кроме того, для действий днем требовалась иная подготовка войск, а к ее перестройке царское командование не было готово. До ночного штурма командование не додумалось. Оставалась блокада.