Наиболее целесообразно велось наступление передовым 4-м батальоном гвардейского гренадерского полка. Цепь этого батальона состояла из 1,5 рот. С 1200-1500 шагов начались перебежки, причем не всей цепью сразу, а участками. Расстояние до шоссе и Малого редута - 900 шагов - батальон преодолевал бегом с криком «ура», лишь немного задерживаясь во встречавшихся мертвых пространствах. При этом «получалась следующая картина. Все волнообразное пространство между дубняком (дубовый лес. - Н.Б.) и шоссе было сплошь усеяно одиночными фигурками солдат 4-го батальона, частью бежавших, частью шедших шагом. Кое-где были видны и лежавшие люди»(2). Движение перебежками, наличие мертвых пространств, нахождение в цепи половины батальона - все это даже при отсутствии огневой подготовки несколько снизило потери 4-го батальона в сравнении с 2-м и 3-м батальонами полка. «Во 2-м батальоне уставной порядок того времени был вполне соблюден: резервные полуроты подошли развернутым фронтом к самой цепи и вместе с нею с барабанным боем вышли из дубняка; за ними следовали, в таком же близком расстоянии, 7-я и 8-я роты во взводных колоннах, 3-й батальон двигался вперед во взводных колоннах на малых интервалах и дистанциях, но, насколько известно, не имея цепи впереди. Турки немедленно с выходом батальонов усилили огонь до последней возможности. Роты стали нести большие потери и, постепенно ускоряя шаг, расстраивались и в конце концов бросились вперед бегом»(3).
Правая колонна под начальством командира гвардейской стрелковой бригады генерал-майора Эллиса почти с самого начала наступления взяла чрезмерно вправо и попала под артиллерийский огонь турок из укреплений у Дольного Дубняка. Исправив ошибку, гвардейские стрелки двинулись в наступление на Большой редут. Стрелковые батальоны наступали в ротных колоннах, имея впереди только одну роту в цепи. Ружейный огонь был открыт лучшими стрелками с 1200 м, а всей цепью - с 800 м, но он был все же слаб. Артиллерия, последовательно меняя позиции, вела огонь по ложементам и Большому редуту с 1500, 1200 и 800 м, но ее было мало. В результате ни ружейным огнем, ни артиллерией подавить турецкую пехоту не удалось. Гвардейские стрелки залегли в покинутых турками ложементах и в еще ранее взятом финляндцами люнете, но к Большому редуту приблизиться не смогли.
Левая колонна под начальством командира 2-й бригады 2-й гвардейской дивизии генерал-майора Розенбаха задержалась и поэтому развернулась позже других колонн. В 9:30 батареи левой колонны с 1500 м открыли огонь. Павловский полк был двинут на поддержку гренадер, но залег у Малого редута и вдоль шоссе, не будучи в состоянии продвинуться к Большому редуту из-за сильного ружейного огня. Финляндцы заняли люнет, но дальше тоже не могли продвинуться. Войска правой и левой колонн наступали так же, как 2-й и 3-й батальоны гвардейского гренадерского полка. Несмотря на наличие скрытых подступов, гвардейская пехота наступала по открытым пространствам, так как только там ее и можно было развернуть в уставной строй поротно.
В итоге пехота трех колонн с трех сторон окружила большой редут, но выдохлась и залегла в 100-800 шагах от него.
Срыв первой атаки заставил Гурко решиться на ее повторение. Он задумал усилить артиллерийский огонь, подкрепить все колонны свежими резервами, а затем по единому сигналу поднять части в общую атаку.
Так начался второй период боя, длившийся с 12:00 до 17:00. Сигналом для одновременной атаки Гурко назначил девять залпов артиллерии; первые три залпа должна была дать около 15:00 артиллерия левой колонны, этот сигнал принимала артиллерия средней колонны и давала вторые три залпа, наконец, последние три залпа давала артиллерия правой колонны; после последнего залпа все три колонны должны были сразу броситься в атаку. Сигнал из-за своей сложности был перепутан, а местами и вовсе не принят. Батальоны Измайловского полка, взятые Гурко из общего резерва и распределенные им по колоннам, еще во время сближения понесли значительные потери. Измайловцы наступали так: «Головные роты шли в развернутом фронте, офицеры на своих местах, люди с серьезными лицами отбивали такт. Правой, правой, правой! Промежутки, образовавшиеся от убитых и раненых, немедленно смыкались, и измайловцы безостановочно продолжали свое стройное движение на расстоянии около 650 шагов от неприятеля. Стреляли, собственно говоря, только одиночные люди и то, когда представлялась хорошая цель»(4). Такой порядок наступления и путаница с сигналами и на этот раз привели к огромным потерям и срыву атаки.
Вслед за этим начался третий период боя, длившийся до 18:00. В начале этого периода пехота находилась в 100-400 шагах от Большого редута, окапывалась и вела перестрелку с турками. Самоокапывание в наступлении по всем правилам производилось главным образом саперами, которые были брошены на поддержку гвардейских гренадер. Вот как это происходило: 2-я рота гвардейского саперного батальона «...в рассыпном строе, бегом, ринулась вперед к черной массе лейб-гренадер, лежавших в Малом редуте. Но там уже не было места. Саперы могли расположиться лишь по наружным окраинам мертвого пространства, образуемого бруствером, и, даже лежа, продолжали подвергаться огню с фронта и флангов. Командир приказал окапываться лежа. Примеру сапёров последовали и пехотинцы. Окапывались чем попало: котелками, тесаками и даже руками... Одним своим примером саперы оказали большую услугу прочим войскам...»(5). Впрочем, имеются данные(6), что самоокапывание при помощи шанцевого инструмента - больших лопат и топоров - применяли также и гвардейские стрелки. Артиллерия с 17:00 совершенно прекратила огонь из боязни в сумерках поражать свои войска.
Повторение атаки казалось Гурко делом совершенно безнадежным. Он решил дождаться сумерек и отойти. Но русские солдаты и младшие строевые офицеры не признавали еще себя побежденными; этому в значительной мере способствовала создавшаяся после 17:00 обстановка. Полки, батальоны, роты перемешались. Все условия для соблюдения плацпарадной выучки, приведшей в предыдущих атаках лишь к неудачам и потерям, исчезли. Почин действий перешел к младшим начальникам и рядовым - и это спасло атаку.
Четвертый батальон гвардейского гренадерского полка, сравнительно менее других понесший потери в первый период боя, бросился в атаку на Большой редут. Потери, понесенные им во время этого броска (300-400 шагов), не дали ему возможности штурмовать укрепление, но батальон все же мог занять ров Большого редута и очутиться там в мертвом пространстве. За ним последовали другие батальоны. Солдаты начали по своей инициативе приближаться к редуту одиночками или мелкими группами; высмотрев впереди укрытие, они где перебежкой, где ползком добрались до, него и высматривали оттуда новое укрытие.
Полезно привести здесь цитату из описания этого боя одним из современников. Весьма красочно и правдиво в этой цитате показывается, как именно армейские низы создают в сложной обстановке оригинальную и целесообразную тактику.
«Ни у офицеров, ни у солдат не умалялась твердая решимость овладеть «словно заколдованным» Большим редутом. И вот без всякой команды, перекрестившись, вдруг вскакивают вместе три - четыре молодца; с одного прыжка на валу, другим прыжком они уже впереди его, и взапуски бегут они к шоссе, с размаху бросаются навзничь в первую канаву и тут же начинают стрелять... Вот вскакивает еще кучка и быстро перебегает к передовым молодцам... поднимаются уже две, затем три кучки... на самом шоссе тоже начинается движение; из ближайшей его канавы люди перебегают в более отдаленную. «Солдатская тактика» торжествует: в канавах уже становится тесно. Лежа в них, люди разглядели впереди какой-то домик с белой крышей. Расстояние до него невелико: не будет и 40 шагов. Перебежать можно с одного размаха. Рассчитали - порешили. Вот перебежала к домику одна кучка, за ней другая, там третья. Вскоре за домиком зачернела масса гвардейцев. А Большой редут все «дышит огнем»... не дремлют и наши. Без отдыха на огонь отвечают они огнем... эти последовательные перебежки вперед в продолжение слишком четырех часов и под ливнем свинца, без сомнения, составляют самую своеобразную и самую блестящую черту штурма Большого редута... Вскоре за тем, с той же солдатской инициативой, начал понемногу совершаться новый подвиг. За домиком, за шалашами и за кучами хвороста столпились и лейб-гренадеры, и саперы, и павловцы, и несколько финляндцев... Для всех этих людей уже не было места за прикрытиями... И вот одиночные смельчаки бегом пустились к редуту и соскочили в ров левого фаса; заметив, что за отсутствием флангового огня во рву совершенно безопасно от пуль, эти «передовые» позвали товарищей, и вскоре собралась во рву толпа офицеров и солдат всех полков средней и левой колонны, и все эти люди, запыхавшись, молча, но с лихорадочной поспешностью, почти с ожесточением, принялись штыками, тесаками, котелками и руками царапать, ковырять и рыть землю эскарпа рва, чтобы устроить в ней ступени для облегчения штурма. Между тем товарищи, оставшиеся вне рва, за домиком, за шатрами, за шоссе и за взятыми у врага окопами, метким огнем своим не позволяли туркам взбираться на бруствер, чтобы стрелять в русских, находившихся во рву»(7).
