— Чего ты хочешь? Чтобы я тоже нанял боевиков защищать дом, в котором прошли последние двадцать лет моей жизни?
— Главное — сохранить наш дом, Игорь Андреевич.
— А какой ценой, не важно, да? — взвился Шведов. — Нет, я не собираюсь тут строить баррикады и делать из моих манекенщиц снайперов! — Игорь Андреевич сноровисто налил себе коньяку, сделал глоток. Помолчал, потом сказал устало: — А потом, ты знаешь, я больше не уверен, что это — главное.
— То есть как?..
— А так... — Игорь Андреевич в задумчивости поглядел на Машину фотографию.
— Я вас понимаю, Игорь Андреевич. Но надо жить, надо работать...
— Жить, работать... Да пойми! Я любимую женщину потерял! У меня ее сына забрали! Мне больно! А тут еще этот... ребенок из Железноводска. Я ведь даже лица его матери не помню... Пытаюсь вспомнить и не могу!
— А за нас, значит, вам не больно?! — Регина с трудом скрывала ярость.
— За вас?
— Да! За нас! За девочек, за меня! За всех, кто работает в этом доме! Вам-то что! У вас тьма приглашений. Вы, если что, во Францию мотанете! Или еще куда-нибудь! А нам что делать? На панель идти?!
Не ожидав такой атаки, Шведов растерялся.
— Регина...
— Мы в вас верили! Шли за вами, — пылала праведным гневом Регина. — Некоторые даже собой жертвовали! А вы!..
— Постой, постой... — удалось наконец прервать ее пламенный монолог Шведову. — Так я, по-твоему, предатель, что ли?
Игорь Андреевич было снова потянулся за коньяком, Регина решительно выхватила у него бутылку.
— Все! Больше я вам не дам пить!
— Ты что себе позволяешь? — опешил Шведов. — Верни!
— Не верну! — Регина спрятала бутылку за спину.
— Регина, я ведь и выгнать могу, — пригрозил Шведов вяло.
— Выгоняйте! Но пока я здесь — пить я вам не дам! И фотографию со стола пора убрать! Хватит! Напереживались! — Регина сделала попытку снять со стола Машину фотографию, но Шведов не дал.
— Не трогай! — Он выхватил фотографию у Регины из-под руки.
— Хорошо. Сами со временем уберете... — Регина поняла, что зашла слишком далеко. — Пора делом заняться, Игорь Андреевич.
— Ас сыночком как прикажешь быть?
— Я сама им займусь. Сегодня же дам задание разобраться, кто он и что.
— Да как ты его найдешь теперь?
— Найду, не беспокойтесь. Сосредоточьтесь на Ползу новой. Умоляю, будьте с ней предельно любезны, обходительны, как вы умеете.
— Может быть, я должен ее поцеловать?
— Если это нужно для нашего дома — целуйте!
— Ну ты и бестия, Регина, — сделал Регине сомнительный комплимент модельер.
— С хищниками глупо бороться по правилам. Вы же видите, что вытворяет ее отец?
Но Игорь Андреевич не успел ничего сказать. Вместо ответа прозвучал вопрос. Но не Региной заданный — неизвестно откуда возникший женский голос осведомился довольно развязно:
— Чей отец?
Модельер и Регина дружно повернули головы.
На пороге кабинета стояла разодетая в пух и прах, улыбающаяся и как всегда самоуверенная Леночка Ползунова.
Ни внешний вид этой дамы, ни манера держаться никак не подтверждали, что над ее семейством сгустились грозовые тучи...
Первой опомнилась Регина.
— Господи, Леночка... Как вы очаровательны сегодня...
— Ничего, что я без доклада? — даже не удостоив Регину взглядом, напрямую к Шведову обратилась Ползунова.
— Игорь Андреевич у нас демократ, — заегозила Регина. — Правда, Игорь Андреевич.
Игорь Андреевич молча кивнул и, поднявшись, из чистой вежливости помог Ползуновой снять пальто.
— Спасибо, — поблагодарила Ползунова и решила сострить: — Увы, мир не видит: Шведов не только одевает, но и раздевает.
Регина очень неестественно рассмеялась. Шведов метнул на нее раздраженный взгляд и сухо попросил:
— Регина, сделай нам кофе.
Но Ползунова неожиданно отказалась.
— У меня очень мало времени. Отец едет встречать греческую делегацию, просил меня сопровождать. — И быстро, даже нервно щелкнув зажигалкой, закурила.
— Греция, это так интересно... — снова попыталась подлизаться Регина.
— Елена Александровна, насколько я понял, — еле сдерживаясь, проговорил Шведов, — не в Грецию едет, а всего лишь в Шереметьево.
— Да, в Грецию мы с ответным визитом осенью полетим, — деловым тоном пояснила Леночка.
— Осень там замечательная, — проворковала Регина с придыханием.
— Р-регина, — Шведов уже рычал.
— Игорь Андреевич намекает, что у меня дела в салоне, — решив больше не испытывать терпение шефа, сказала Регина. — Я так люблю вас слушать, Леночка, — все-таки не удержалась она напоследок.
— Не беда, Региночка, — ответствовала Ползунова со злобной веселостью в голосе. — Вы меня еще послушаете. Это я вам обещаю.
Выразительно взглянув на Шведова, Регина скрылась за дверью.
Оставшись с модельером наедине, Ползунова схватила его за руку и заговорила со скорбью в голосе:
— Игорь, дорогой, когда мы одни, я хочу выразить вам...
— Хорошо, хорошо, я понял, — поспешно перебил ее Игорь Андреевич, пытаясь высвободить руку.
Но Ползунова не отпустила.
— Маша была для меня как луч... — продолжала она, но Шведов снова перебил:
— ...света — ясно! — Он вырвал руку. — Вы же спешите, Леночка. Давайте к делу.
Ползунова на мгновение вспыхнула, оскорбленная, но быстро совладала с собой.
— Ну к делу так к делу, — проговорила она делово и, достав из сумки нетолстую кипу бумаг, положила перед Шведовым.
Игорь Андреевич брезгливо поморщился.
— Что это?
— Дело, — Леночка улыбнулась недобро.
Узнав о смерти Маши, чувствительная Лена Семендяева проплакала весь день. Не в силах больше оставаться одна, Лена решила позвать Иру. Безотказная соседка примчалась через три минуты.
Стала успокаивать зареванную Лену.
— Ленка, ну не плачь. Тебе красивой надо быть — это твоя профессия. — Увидев, что Лена немножко успокоилась, поинтересовалась: — А она красивая была?
— Потрясающе, — шмыгнула носом Семендяева.
— Откуда ты знаешь? Видела ее?
— Один раз, мельком. Шведов для нее платье выбирал, а я была моделью. Мне-то что, привыкла, что с нами как с манекенами обращаются, а ей не нравилось, я видела... Еще подумала: Господи, какая модель могла бы получиться из этой дамы, но характер больно гордый, независимый. А глаза, Ира, глаза прекрасные, лучистые. — Лена снова всплакнула. — За что же ей так, а? Красавица, в самом соку, дети, два мужика безумно любили...
— Какие два? — не поняла Ира.
— Ну Шведов и Сережа мой.
— А раньше ты не говорила, что Сережа свою жену любит.
— Раньше она жива была и я себя обманывать могла. А теперь не могу — он ее одну все время и любил. — Это признание далось Лене с трудом, и она снова всхлипнула.
Вздохнула и Ира.
— С мужиками всегда так: Захар Антоныч мой тоже говорил, что только меня любит, а потом взял и к монголке ушел. Знаешь, я от него снова письмо получила. Он ее имя уже выучил. На одну треть.
— На одну треть?
— Ну да. Я же тебе говорила. Полностью ее зовут Долгарсамадансегабсайлыкмаацен, — без единой запинки протараторила Ира. Первая часть — буддийская книга, вторая — терпение, а третья — синичка, птица то есть. Так он только пока про синичку выучил. Чудак какой-то.
— С ума сойти... А ты-то как все вызубрила?
— Вызубрила вот... Он ее называет «синичка моя»... — Ира неожиданно громко всхлипнула. — Ой, прости, пожалуйста, у тебя свои проблемы, а я со своими лезу.
— Чепуха. Какие у меня теперь проблемы...
— Как какие? Ты Сереже позвонить должна! Семендяева отрицательно покачала головой.
— Ленка, не дури! — возмутилась Ира. — Другая бы на седьмом небе была, что мужик освободился, а ты по сопернице убиваешься! Звони давай!
— Зачем?
— Выразишь ему свое соболезнование.
— Нужно ему мое глубокое соболезнование... Он меня ненавидит...
— С чего ты решила?
— Потому что я его сама от себя отпихнула. Ползунова взяла меня за горло: или ты с ним рвешь, или тебе дома моделей не видать как своих ушей. Она теперь ведь там полная хозяйка. И я выбрала работу.
