«Шла дорога к Тракаю…»
Шла дорога к Тракаю, литовская осень была еще
в самом начале,
и в этом начале
нас озера Тракая своим обручали кольцом,
а высокие кроны лесные венчали.
Все вокруг замирало, стремительно близился рокот
девятого вала
и грохот обвала.
И Прекрасной Елены божественный лик
без труда Маргарита моя затмевала.
Плыл, как лодочка, лист по воде,
и плыла тишина,
и легко показаться могло
временами,
что уже никого не осталось на этой земле,
кроме нас —
только мы и озера,
и травы под нами,
и кроны над нами.
А меж тем кто-то третий все время
неслышно бродил вокруг нас
и таился в траве
над обрывом,
у самого края.
То, наверно, мой Фауст за нами следил
из прибрежных кустов,
ухмыляясь в усы
и ладони хитро потирая.
Холодало, темнело, виденье Тракайского замка
в озерной воде
потемневшей
все тише качалось.
Начиналась литовская ранняя осень,
короткое лето на этом кончалось.
И, не зная еще, доведется ли нам
к этим добрым озерам
приехать когда-нибудь снова,
я из ветки случайной лесной,
как господь,
сотворил человечка лесного
смешного.
Я его перочинным ножом обстрогал добела,
человеческим ликом его наделил,
и когда завершил свое дело,
осторожно поставил на толстую ветку его
и шпагатом к стволу привязал
его хрупкое тело.
И, когда мы ушли, он остался один там стоять
над холодной вечерней водой,
и без нас уже листья с осенних дерев
облетели.
… В этот час, когда ветер тревожно стучится
в ночное окно,
в этот час января и полночной метели,
до озноба отчетливо вдруг представляю,
как он там сейчас одиноко стоит
над застывшей водой,
за ночными снегами
и мглою морозно-лиловой,
от всего отрешенный, отвергнутый идол любви,
деревянный смешной человечек
из ветки еловой.
Сцена в погребке
Небольшая комната в подвале винного погребка. Почти все места заняты. За одним из столиков – Иронический человек за бутылкой вина и Квадратный человек за бутылкой минеральной.
Входят Поэт и Фауст.
Фауст
Вон там два места – справа, у окна.
Подходит к Ироническому человеку.
Простите, сударь,
здесь у вас свободно?
Иронический человек
Свободно, сударь,
если вам угодно!
Квадратный человек (в сторону)
Откуда их, ей-богу, черт несет!
Фауст
Благодарю вас…
Присаживается со своим спутником.
Что ж, передохнем,
пропустим рейнской влаги понемногу,
а после снова пустимся в дорогу.
Делает едва заметное движенье, и тот час на столе появляются две бутылки с вином и два стакана.
Иронический человек
Вы, сударь – маг?
Фауст
Увы, когда-то был… Поэт.
Но кажется, вас что-то тяготит.
Души томленье? Или что похуже?
Вы влюблены,
вы любите,
к тому же
любимы —
так чего же вам еще?
Вы так помолодели в эти дни,
так изменились – не узнаешь, право,
вы выглядите молодо и браво,
а молодость – она всегда к лицу!
Иронический человек
К лицу – когда и возраст, и лицо – в одном лице
и, так сказать, едины.
А то, бывает, в бороду – седины, а бес – в ребро?..
Фауст
О бесе – ни гугу!
Поэт
Да, волосы…
Мне помнится, тогда
уже вы были в возрасте почтенном —
вам было сто,
иль что-то в этом роде,
а ныне,
в дни совместных наших странствий,
уже почти что полтысячелетья,
и мне известно,
сколько всякой чуши,
невежественных вымыслов и сплетен
так долго окружали ваше имя
и сколько вам пришлось перестрадать.
Но ваш великий тезка, Иоганнес,
о вас так мощно возвестивший миру,
вас понял,
и простил великодушно,
и оправдал,
и, оградив от ада,
он вашу душу отдал небесам.
А буду ли и я оправдан тоже
за боль,
что и без умысла,
невольно,
а все-таки я причинил кому-то,
за то, что жизнь
хотел начать сначала,
что молодость вернуть себе пытался,
когда виски припорошило снегом, —
за все это я буду ли прощен?
Иронический человек
Наверно, тот, кто кается,
притом
себя и чище мнит,
и благородней?..
Фауст
Уж будь бы здесь хозяин преисподней —
вы б этак не изволили шутить!
Поэту.
Но я от вас никак не ожидал!
Вас ад страшит, мой друг, —
но разве надо
стремиться в рай
или страшиться ада,
когда мы носим их в себе самих!
Поэт
В себе, в себе…
Не знаю, может быть,
мы это пламя сами раздуваем,
лишь чиркни спичкой —
и уже пылает,
но спичку-то
не сами поднесли…
Фауст
А вы, мой друг, зловещего огня
не раздувайте…
Время быстротечно,
и пусть ваш рай
пребудет с вами вечно,
и пусть ваш ад
сгорит в своем огне!
Давайте лучше рейнского глотнем
и двинемся —
дорога будет длинной,
к тому же и свиданье с Катериной
вам не сегодня завтра предстоит.
Квадратный человек
То «рай», то «ад»! Ну, прямо спасу нет!
Куда начальство смотрит!
Дали волю
тут всяким разным…
Хватит! Не позволю!
По мановенью Фауст а превращается в пустую винную бочку.
Голос из бочки Отставить!
Запрещаю!
Прекратить!
Рисунок
И когда мне захотелось рисовать,
и руки мои потянулись
к бумаге и краскам,
как руки голодного тянутся к черствому хлебу, я взял акварельные краски, бумагу и кисти,
и, замысла своего
пока еще не зная сам,
я стал рисовать три руки, растущие из земли,
три руки,
обращенные к небу,
к беззвездным ночным, чернильно синеющим, небесам.
Я не жалел ни труда и ни сил,
ни бумаги, ни акварели,
то ультрамарин, то охру и умбру поочередно беря.
И одна рука получилась маленькой
и почти изумрудно-зеленой,
как лист в апреле,
а вторая чуть больше (зеленое с красным),
а третья большая
и красная,
как последний лист сентября.
Я творенье свое разглядывал,
еще не совсем понимая,
что бы это все означало,
но после я понял, вглядевшись внимательнее
в эти руки,
растущие, как деревца,
что они последовательно означали собою – начало,
и – продолженье начала, и – приближенье конца.
И все это выразилось теперь
с отчетливостью такою,
как утреннее облако отражается
в тихой рассветной реке.
И я понял, что замысел,
который движет нашей рукою,
выше, чем вымысел,
который доступен нашей руке.
И поэтому вовеки не будет наш труд напрасным,
а замысел —
праздным,
и будет прекрасным дело, которое изберем,
и все наши годы – лишь мягкие переходы
между зеленым и красным,
перемены погоды между апрелем и сентябрем.
