Как показать лето Фонтан в пустынном сквере будет сух, и будет виться тополиный пух, а пыльный тополь будет неподвижен. И будет на углу продажа вишен, торговля квасом и размен монет. К полудню на киоске «Пиво – воды» появится табличка «Пива нет», и продавщица, мучась от зевоты, закроет дверь киоска на засов. Тут стрелка электрических часов покажет час, и сразу полвторого, и резко остановится на двух. И все вокруг замрет, оцепенеет, и будет четок тополиный пух, как снег на полотне монументальном. И, как на фотоснимке моментальном, недвижно будет женщина стоять, и, тоненький мизинец оттопырив, держать у самых губ стакан воды с застывшими недвижно пузырьками. И так же за табачными ларьками недвижна будет очередь к пивной. Но тут ударит ливень проливной, и улица мгновенно опустеет, и женщина упрячется в подъезд, где очень скоро ждать ей надоест, и, босоножки от воды спасая, она помчит по улице босая, и это будет главный эпизод, где женщина бежит, и босоножки у ней в руках, и лужи в пузырьках, и вся она от ливня золотится. Но так же резко ливень прекратится, и побежит по улице толпа, и тополя засветится вершина, и в сквере заработает фонтан, проедет поливальная машина, в окно киоска будет солнце бить, и пес из лужи будет воду пить. Сон о забытой роли
Мне снится, что в некоем зале, где я не бывал никогда, играют какую-то пьесу. И я приезжаю туда. Я знаю, что скоро мой выход. Я вверх по ступеням бегу. Но как называется пьеса, я вспомнить никак не могу. Меж тем я решительно знаю по прихоти сна моего, что я в этой пьесе играю, но только не помню – кого. Меж тем я отчетливо помню — я занят в одной из ролей. Но я этой пьесы не знаю и роли не помню своей. Сейчас я шагну обреченно, кулисы раздвинув рукой. Но я не играл этой роли и пьесы не знаю такой. Там, кажется, ловят кого-то. И смута стоит на Руси. И кто-то взывает: – Марина, помилуй меня и спаси! И кажется, он самозванец. И кто-то торопит коней. Но я этой пьесы не знаю. Я даже не слышал о ней. Не знаю, не слышал, не помню. В глаза никогда не видал. Ну разве что в детстве когда-то подобное что-то читал. Ну разве что в давние годы, когда еще школьником был, учил я подобное что-то, да вскоре, видать, позабыл. И должен я выйти на сцену и весь этот хаос облечь в поступки, движенья и жесты, в прямую и ясную речь. Я должен на миг озариться и сразу, шагнув за черту, какую-то длинную фразу легко подхватить на лету. И сон мой все время на грани, на крайнем отрезке пути, где дальше идти невозможно, и все-таки надо идти. Сейчас я шагну обреченно, кулисы раздвинув рукой. Но я не играл этой роли и пьесы не знаю такой. Я все еще медлю и медлю. Но круглый оранжевый свет ко мне подступает вплотную, и мне уже выхода нет. «Собирались наскоро…» Собирались наскоро, обнимались ласково, пели, балагурили, пили и курили. День прошел — как не было. Не поговорили. Виделись, не виделись, ни за что обиделись, помирились, встретились, шуму натворили. Год прошел – как не было. Не поговорили. Так и жили – наскоро, и дружили наскоро, не жалея тратили, не скупясь дарили. Жизнь прошла – как не было. Не поговорили. Воспоминанье о куске сала Правый берег реки возвышался над нашим, над левым, и мы сейчас были как на ладони на нашем отлогом, песчаном, у этой реки, где редкая птица долетает до середины, и нас засекли у самой воды, и снаряды стали ложиться ближе, и мы побежали — мы добежали до первой воронки и нырнули в нее, и снаряд разорвался рядом, немного не долетев, а потом позади и справа, и песок нас слегка присыпал, и надо было бежать, и тогда один из нас вытащил сало из кармана шинели, и мы стали есть его жадно и торопливо, хотя надо было бежать. Сало было розовым и соленым, веснушчатым и конопатым от песка и махорки, мы ели его жадно и торопливо, почти проглотили, и тогда мы выскочили и побежали, и пробежали совсем немного, когда снаряд, наконец, угодил в ту спасительную воронку, где мы перед тем сидели. Сало было розовое, как младенец, розовое и веснушчатое, как наш старшина после бани, этакий рыжий верзила с нахальной ухмылкой, некто хохочущий, некто ликующе розовощекий, этакий улыбающийся господин в цилиндре, некий факир по имени Сало, господин Сало, ах, господин Сало… |