'Мы можем помочь?'
'Надо вывести из подсознания, в реальный мир. Пациент должен лично осознать… минутку…'
Всполох боли — дикий рванувший крик…
'Спокойно, не кричите… — снова чье-то лицо, уже без повязки. — Все в порядке…'
Сильная усталость и боль. Кажется — все тело представляет единый сгусток тупой боли…
'Вы помните свое имя? — Врач наклоняется, внимательно смотрит в глаза. — День, число, год?'
Слава богу. Я справлюсь… Ради жены и дочери… Он разжимает уставшие губы: 'Сергей…'
'Как? — не понимает врач. — Можно громче?'
Он напрягается: 'Сергей!' И замолкает, споткнувшись на звуке своего хриплого голоса… 'Странное имя', - пожимает плечами доктор, что-то быстро записывая в блокнот. Сергей медленно подносит руку к глазам… Маленькая узкая изящная ладошка…
Дикое кошмарное поле трупов, каркающие вороны, ветер треплет одежду и пыль… Реальность наваливается многотонным свинцовым грузом — давит и плющит на полу, невыносимая боль — тело выгибается дугой и дико кричит… Появляются еще люди — хватают за плечи и руки, стараются удержать на месте…
Дикий, вырванный из глотки крик…
'Все легли на поле боя, — рассказывает чей-то тихий голос. — Все сложили свои жизни — сорок с лишним тысяч человек…' 'А принцесса? — спрашивает другой голос. — Нашли?' 'Принцессу так и не нашли, — вздыхает первый. — Говорят — ее видели ночью, бредущей среди умерших… Или это был ее призрак…'
Он лежал и смотрел в потолок. Ничего не видя, и не слыша…
Длинная цепь изможденных людей, затерянная в песках Гоморры… По очереди копают яму, чтоб добраться до воды… Преданные глаза Рады… Дикая встреча на самом краю, заплаканный Арман… Ревущая от перегрузки маленькая машина — взлетающие позади крыши домов… Длинная колонна людей, скрип повозок, храп лошадей — улыбающаяся Хлоя протягивает кружку чая… Страшные вертолеты, полоса танков — люди за спиной… Упертые Тины и Лимм… Счастливые ашеры — грузовики, забитые дарами… Ночной костер, безнадежно воздевающий руки Доррог…
Он снова проживал свою жизнь — заново… Иногда возникали слова — чужие, далекие, не его… Просто возникали, чтобы повертеться перед глазами — как старая афиша давно видимого фильма…
Арман знал, что надо уходить. Арман верил в него…
Чтобы вывернуть внутренности — и продать душу дьяволу.
Это не ошибка. Не глупость. Это преступление…
Он ничего не видел и не слышал. Только белый потолок…
'Как они смогли победить стольких? — поражался голос. — Это ведь урги…' 'Никто не знает… — вздыхают в ответ. — Это ашеры, они всегда удивляли. Но… слишком дорого далась эта победа. Полной гибелью всего нового Архелая…'
Через пару дней он случайно обнаружил кем-то забытый нож. Следующие два дня его откачивали. И отмывали залитую кровью палату…
Его натурально сторонились. Врачи проверяли каждый день, и не прятали облегчения, если в порядке. Он не знал — сколько прошло дней и ночей, и где вообще находится…
Обычный Дом милосердия. Илишвар. Его привезли в числе немногих, оставшихся после битвы. Мир просто потрясла трагедия Архелая…
Еще через пару дней глухо попросил, чтобы отпустили. Долго не думали — с телом все в порядке, а голова… Никто не хотел связываться с помешанным суицидальным сознанием. Дали какую-то одежду и подвели к двери…
Он медленно брел по городу. Глаза не видели ни домов, ни дорог, ни деревьев…
Смеялась Рада, вздыхали Тина и Лимм, щурился грозный Арман… Шли тысячи и тысячи людей…
Поздно ночью наткнулся на группу угрожающего вида парней. Страшно оскалился — то, что достоин. Открыто предложил сделать с ним все, что взбредет в голову. Его радостно завели в какой-то дом — даже разделся…
Он хотел боли. Хотел унижения. Но небритые уличные бродяги в свете лампы наткнулись на пусто-мертвый взгляд и отшатнулись. Швырнули одежду и попросили убраться…
Он шел по ночному городу. Одинокая фигура. Он всегда должен быть один. Страшно тем, кто вздумает встать рядом…
Утро. Высокий мост, ажурные шпили, быстрый поток машин. Внизу — тягучие воды далекой реки…
Прозрачное синее небо. Три солнца над горизонтом…
Как счастливые улыбки девчонок. Сверкающие лица друзей… Последнее раннее утро… Я — страх этого мира. Кошмар, рожденный для потерь…
'Прекрати, слышишь? — дышит в лицо теплое дыханье Рады. — Никогда не смей так говорить!! Через все, что мы проходим… Я никогда тебя не брошу, слышишь? Никогда!!!'
'Ты не понимаешь, да? — заплаканное лицо смуглянки Лимм. — Мы считали ее своей… Мы верили ей!! Думали — справедливая, все расставит по своим местам…'
Простите ее, девчонки.
'Не будет никаких неожиданностей… — хитро улыбается Арман. — Если начнешь участвовать в планировании!'
'Вы даже не представляете, — покрывается пятнами полковник Локх. — То, что вы пришли…'
Простите, отцы-командиры. Если сможете.
Восторженный рев толпы на поле, в лесу, в столице…
Простите, люди.
Она больше никому не принесет горя. Проносятся мимо машины…
— Уша!!!
Кто-то хватает за плечи и оттаскивает назад — какая-то девчонка с дикими глазами, что-то вопит и машет руками… Рядом появляется незнакомый парень, еще люди…
Боже, оставьте меня в покое. Он закрывает глаза. У него что-то спрашивают — он ничего не слышит. Какой-то спор — как за далекой стеной… Его лицо освещает свет костра, и добрая Роя протягивает кружку с чаем… Улыбается Юкка, и Люка, и даже Жука… Он споткнулся — его потянули в сторону. Нагнули голову, посадили — снаружи хлопнула дверца машины…
31
Низкие ветви деревьев смотрят прямо в окно.
'Ты не понимаешь, — подруга тихая и печальная, как сама осень. — Каждый проходит свой путь, свою дорогу… Думаешь, могла бы что-то изменить?'
'Все, — Сергей проглотил комок в горле. — Я бы все изменил. Я бы убедил, увел людей…'
'А дальше? — усмехается с иронией Рада. — Ты знаешь, что дальше? Если что-то должно случиться — оно случится. Независимо от того — хотим или нет…'
'Это философия. Жизнь много проще. И подлее'.
За закрытой дверью не стихает приглушенный спор — странная девчонка, парень, отец…
'Жизнь такая, какую мы в силах потянуть. Все дается по силам…'
Неожиданно дверь резко распахивается — на пороге незнакомая женщина. Отчаянное лицо, сеточка морщинок вокруг глаз, проседь в волосах. Пристально вглядывается, потом осторожно проходит:
— Откуда ты, девочка? Где твоя семья?
Следом заглядывают остальные…
'Поговори с ними, — советует подруга. — Они хорошие люди'.
'Зачем? Все бессмысленно и пусто…'
Женщина настороженно оглянулась, пытаясь проследить за взглядом…
— Так постоянно, — грустно сказала девушка, оттащившая с моста. — Будто с кем-то говорит…
— А нас не слышит… — добавил парень.
Его весь день зачем-то расспрашивали… произносили разные фразы, слова — пробуя определить реакцию…
Внешний мир иногда приходил — маленьким шепотом веток за стеклом, приглушенными разговорами, или мягким щелканьем двери. В тарелках на столе, в печальном вздохе доброй матери, или грустных глазах молодой дочери. В аккуратной одежде на кресле, или любовно взбитой подушке. Чтобы потом вновь отступить, раствориться и исчезнуть — в длинных колоннах людей, и милях долгой дороги… Он заново переживал всю свою жизнь — каждый день и каждый час. Снова бежал, снова прятался. Снова падал от усталости, и снова страдал…
Поздно вечером приехал доктор — полный, с большим авторитетным чемоданом. Долго осматривал, задавал вопросы, качал головой, щелкал приборами, проверял анализы. В конце вынес вердикт: 'Глубокий психический шок…' Старший семейства только собирался вставить что-нибудь язвительное, но супруга одернула: 'Это лечится?' У всех на лицах немой вопрос. 'Очень непросто, — покачал головой врач, складывая свои многочисленные приборы. — Затронуты слишком глубокие слои. Даже гипоталамус и гипофиз… — он постучал пальцем по одному из приборов. — Я бы рекомендовал обратиться в специальный центр'. 'Вы же знаете…' — не выдержал маленький глава — 'Знаю, — перебил дородный доктор. — Но обязан предупредить'. Все молчали, врач щелкнул чемоданом и выпрямился. 'Что нам делать?' — снова спросила женщина-мать. 'Внимание, забота и уход, — кивнул на прощанье доктор. — Ваша дочь что-то пережила — что-то очень страшное… Если она не сможет с этим справиться, то…' Он пожал плечами и уехал. А странные непонятные люди — дружно воззрились на Сергея. На столе давно остыл нетронутый обед. Потом такой же нетронутый ужин…
