— Наверное, стоит переправиться на ту сторону, — неуверенно пробормотала молодая женщина. Это было единственное, что пришло ей сейчас в голову.

— И как ты предлагаешь это сделать? Вплавь? — скептически осведомился Мартьен. Но оба понимали, что ледяная вода и быстрое течение не позволят им этого сделать.

Лэйса вздохнула:

— Я не знаю как, но здесь нам оставаться не стоит. В степи не скрыться. А на той стороне должен быть лес…

Подумав, Мартьен кивнул:

— Ты права. В степи нас найдут уже через несколько часов, а там у нас будут хоть какие-то шансы… Но лезть в воду здесь, где бешеное течение и, несомненно, полно острых камней на дне — безрассудство. Так что пойдем пока вдоль реки, быть может…

Он не договорил. С досадой поддев носком своего полуразвалившегося сапога мелкий камушек, принц отправил его в воду и тихо пробормотал:

— Эх, вот если бы вода не отрезала для нас подземелья…

Молодые люди отправились вдоль по берегу, стараясь двигаться насколько возможно быстро. Котомки теперь не отягощали их, — правда, взамен этого скорость замедляли отдающие болью при каждом резком движении рёбра Мартьена и исколотые острыми стеблями трав босые ступни Лэйсы. Время от времени оба они инстинктивно поглядывали назад, — чтобы проверить, нет ли еще за ними погони.

— Лэйса, можешь не вертеть головой, — когда они выйдут на наш след, мы их услышим. И это будет скоро…

Внезапная реплика Мартьена отдавала безнадёгой, а его голос был каким-то бесцветным. Похоже, отчаянность их положения и острая боль в спине заставили его подрастерять природный оптимизм.

— А так как брода на этой гадской реке нет, мы можем уже сейчас сесть и спокойно их дожидаться… Всё равно, по нашему следу не пройдёт только тупой… — с этими словами молодой человек остановился. На его бледном, как мел, лице, блестели капельки пота, а застывшие глаза смотрели в одну точку. Вдруг он пошатнулся и, если бы не Лэйса, упал бы. Как будто издалека, сквозь туман, до него донёсся испуганный голос спутницы:

— Мартьен! Что с тобой? Мартьен! Мартьен!!!

…Наверное, он потерял сознание — ибо через несколько мгновений обнаружил себя лежащим на траве. Его лица касалась холодная мокрая ткань — Лэйса успела сбегать вниз, к реке и, оторвав рукав от своего платья, намочила его ледяной водой и положила Мартьену на лоб. Это и привело его в чувства.

Открыв глаза, он увидел, что его голова покоится у Лэйсы на коленях, а сама она тихо рыдает, время от времени резко вытирая слёзы свободной рукой, — наверное, уже отчаялась увидеть его в живых. Грязная тряпка, в которую превратилось еще несколько часов назад бывшее модным и элегантным белое платье, едва прикрывало ее исцарапанные, исхудавшие голени. Какая, пёсья кость, принцесса!..

— Лэйса, — опасаясь пошевелиться, чтобы не вызвать новый приступ дурноты, позвал Мартьен.

Она убрала руку, заметила, что он открыл глаза — и тут же с неожиданной силой вцепилась в его плечо, чуть слышно повторяя:

— Мартьен! Только не умирай! Не умирай! Пожалуйста…

Молодой человек поморщился — от досады, не от боли. Не хотелось её огорчать, но…

— Я и сам не хочу, Лэйса, но, похоже, рэ-Бэркон меня вчера слишком хорошо отдубасил… Я сомневаюсь, что смогу встать, да и к чему это? Все равно от погони не скрыться… Они наверняка уже идут за нами.

Он снова прикрыл глаза, а когда открыл их, в его голосе звучала решимость.

— Уходи… принцесса. Ты уже больше ничем не сможешь мне помочь. Ты и так сделала все, что могла. Я знаю, они уже рядом. Брось меня… тогда возможно, ты сможешь спастись сама. Есть шанс, что тебя он не убьет, ведь…

Он не успел договорить. Лэйса неожиданно крепко выругалась на альдийском, и её ногти впились ему в руку:

— Мартьен, пёс тебя побери! А ещё урожденный принц! Хватит говорить! Вставай! Там, в сотне шагов — брод!

Она вдруг всхлипнула и, умоляюще посмотрев на него, прошептала:

— Не бросай меня! Пожалуйста! — её голос сорвался.

Мартьен вздохнул и, осторожно опершись рукой о землю, попытался подняться. К его удивлению, это у него получилось. Лэйса поддержала его. Переждав, пока перестанут плясать перед глазами цветные круги, молодой человек обернулся к принцессе:

— Хорошо. Я попытаюсь…

Брод действительно оказался менее, чем в сотне шагов. Вода бешено бурлила и пенилась, разбиваясь об огромные скользкие валуны, по которым вполне можно было перебраться на другой берег. Сделав над собой героическое усилие, два раза чуть не упав в воду, Мартьен всё же смог преодолеть реку. Лэйса перебежала по камням легко, как птичка.

— Теперь — туда, — чуть-чуть приободрившийся Мартьен указал в сторону темнеющего неподалеку леска.

Они прошли немного по мелководью — чтобы хоть как-то сбить с толку возможных преследователей, а когда ступни стало сводить от холода, вновь выбрались на берег и двинулись к лесу. И вскоре вместо сухой степной травы их ноги ступили на мягкий ковёр из лесного мха. Лес был не очень большим, но диким. Людских селений поблизости не было, и ничьи руки не собирали валяющийся в изобилии валежник, не рубили старые, достигшие неохватных размеров деревья, не собирали ягоды и грибы.

Беглецы стремились забраться как можно глубже в чащобу. Для этого им пришлось перебираться через бурелом, скатываться в овраги, и даже, увязая в зловонной жиже, шлепать через невесть откуда взявшееся болото… У Мартьена раскалывалась голова, плыли багровые круги перед глазами, и если бы не настойчивость Лэйсы, упорно тянувшей его за рукав и поддерживающей в особо трудные моменты, он бы рухнул, обессиленный, еще в самом начале пути. Но молодая женщина находила в себе всё новые и новые силы и буквально волокла его вперед.

…В очередной раз продравшись через колючие кусты, беглецы оказались на большой солнечной поляне… и тут вдруг Лэйса остановилась так внезапно, что Мартьен, не успев вовремя притормозить, налетел на неё, едва не сшибив с ног, и был вынужден схватиться за плечо молодой женщины, чтобы не упасть.

Но она этого даже не заметила, пораженная неожиданно открывшимся её взгляду зрелищем: посреди поляны стояла странная хижина, выстроенная из вбитых в землю кольев, прикрытых переплетёнными ветками, поверх которых было наброшено несколько грубо выделанных шкур. Рядом с хижиной ковырялась в земле — по-видимому, ухаживая за огородом, — немолодая, но еще крепкая женщина с пегими, частью седыми, частью черными, волосами. Она работала спиной к пришедшим, — но то ли услышала, как они продирались сквозь кусты, то ли просто почувствовала их присутствие, — потому что вдруг обернулась и, вытерев руки о длинную, когда-то яркую, а сейчас потемневшую от грязи юбку, направилась прямо к ним. Лэйса увидела, как блеснуло на солнце странное устройство, громоздившееся на носу старой каррийки — две стеклянных линзы, прикреплённых к металлической пластинке, с закруглёнными дужками, которые держалась на ушах.

Когда-то эти очки сконструировали для нее ученые мужи в лаборатории Аль-Шапорского университета по просьбе отца Лэйсы…

— Здравствуй, Шэра! — тихо, но с неимоверным облегчением произнесла Лэйса. На то, чтобы кричать от восторга, у нее уже просто не осталось сил.

…Капелька крови, упавшая тонкого пальца Лэйсы, нарушила зеркальную гладь воды в плошке, которая стояла у на коленях у старой каррийки. Медленно-медленно кровь смешалась с водой, придав той едва заметный глазу розоватый оттенок. Старуха начала что-то напевать себе под нос на родном языке — языке своего странного племени. Cидевшая рядом Лэйса поплотнее закутала плечи в старый шерстяной платок — несмотря на то, что летний вечер выдался на редкость тёплым и безветренным, от звуков Шэриного голоса, читавшего заклинания, её пробрала дрожь.

Это был второй день её пребывания у старой каррийки. Она с трудом могла поверить, что накануне они с Мартьеном, измученные бегством из форта Сэирмэ, все же добрались до затерявшейся в лесу спасительной избушки, где по счастливой случайности жила её старая воспитательница, вырастившая ещё её мать, — ведунья Шэра. На вопрос, как она оказалась здесь, в приграничной глухомани, каррийка пожала плечами: пришла мол, место понравилось, осталась жить… Впрочем, дочь кочевого народа никогда не любила города и каменных домов и каждую весну уходила жить в лес — но каждую осень возвращалась под кров отца Лэйсы, где её всегда принимали с почётом и уважением.