Водопадом страшной силы
Мчится жизнь с крутых высот.
Эту силу я любила
Схватит, скрутит, понесет!
Понесет, прервет дыханье…
Захлестнет большой волной!
Гнев борьбы и боль страданья
Рядом, около, со мной…
Рядом берег, рядом люди.
Зубы стиснуты. Молчу.
Мысль одна в мозгу — о чуде!
Божьей помощи хочу!
Мысль одна в душе — о Боге,
Верю, все увидит Он.
В буре, в горе и тревоге
Слышит каждый тихий стон.
Исступленной этой верой,
Верой прадедов родных, —
Озарю в работе серой
Монотонность дней моих.
Водопадом страшной силы
Мчится жизнь с крутых высот.
Ненавидела… Любила…
Тяжко станет Бог спасет!
Солнце в старой Библии багровое,
Люди в ней суровы и просты.
Об ушедшей жизни вечно-новое
Шепчут пожелтевшие листы.
Веруя в далекие пророчества,
Легче жить в проклятые года.
Господи, большое одиночество
Дал Ты человеку навсегда!
Льнешь душой несчастной и заброшенной
К человеку милому и вдруг
Узнаешь, что был ты гость непрошенный,
Нежеланный и докучный друг.
Чувствовала в жизни не однажды я
Темную пустыню и откол,
Как душа покинутая каждая,
От которой близкий отошел.
За покорность огненным пророчествам
И за то, что все враги для всех,
И за это злое одиночество
Мне простится ненависти грех.
Солнце в старой Библии багровое,
Люди в ней суровы и просты.
Об ушедшей жизни вечно-новое
Шепчут пожелтевшие листы…
23 июля 1935 г.
Пастушка из безвестного села.
Вдруг славу полководца обрела!
За Францию! Войска родной земли
Воспрянули. Поверили. Пошли.
Обветренная девичья рука
Сжимала нервно пальцы вкруг древка.
И знамя, трепетавшее над ней,
Шептало ей: иди, ты всех сильней…
Вздымалась ввысь со знаменем рука,
И шли за ней бестрепетно войска.
Внушая страх мифический врагу,
Она не знала слова: «не могу».
Воительница! Вождь народных сил!
Ее на подвиг Бог благословил!
От девичьей недрогнувшей руки
Бежали иноземные полки!
Не сказка, не легенда и не миф.
Она жила. Души ее порыв,
Победа и трагический конец
Создали ей немеркнущий венец.
Мы будем помнить о тебе века,
Недрогнувшая девичья рука!
27 октября 1934 г.
У нынешней Музы и голос глухой,
И крылья измяты в тетушках.
Поет она грустно о жизни плохой:
О тифе, о бегстве, о пушках.
О залитых кровью Иркутских снегах,
О трупах, в оврагах забытых.
О гневе народном, о бешеных днях,
О раненых, пленных, убитых…
У нынешней Музы от пыток болят
Ночами и руки и ноги.
Пытали: зачем оглянулась назад
В последней, прощальной дороге?
В солдатской шинели, с гранатой в руке,
С лицом, потемневшим от дыма,
Простуженным голосом, в гневной тоске
Ты пела о крае любимом.
Охрипший в походах твой голос глухой
Я слышу, скорей, чем другие.
Суровые песни о жизни плохой,
О белой и красной России!
Зачем ты бродила, дичая, в лесу
С повстанческим грозным отрядом,
Студеным ветрам отдавая красу,
Боям и опасностям рада?
Ты пулей пробитым, измятым крылом
Солдатской коснулась гармони:
Запела гармонь о великом былом…
Заслушались люди и кони.
Гармоника пела о прежних боях
За славу Великой Державы!
И вспыхнуло снова в усталых сердцах
Дерзание будущей славы!
А годы проходят. А годы прошли…
И люди забыли о многом,
Вдали от единственной милой земли,
В житье и пустом и убогом.
И люди сказали: зачем ты в крови
Все бродишь с ружьем и гранатой?
Мы очень устали… Спой нам о любви,
О розах, как пела когда-то.
Так люди сказали. Внезапно на них
Взглянула ты злыми глазами.
Потом среди этих навеки чужих
Заплакала злыми слезами…
Ты вытерла рваным своим рукавом
Случайные слезы. И снова
Запела о долге, о дне роковом,
О доле простой и суровой.
23 февраля 1935 г.