Жил в дворницкой Владимир Соловьев.
От стен бревенчатых немилосердно дуло.
Вся мебель, — не потратишь много слов, —
Кровать и стол, да два дешевых стула.
Жизнь стойких — невеселая игра.
И в дворницкой, где холодно и грязно,
Писал он «Оправдание добра»,
Не видя зла усмешки безобразной.
И Достоевского несчастья и долги
Замучили. Творить, заботой мучась!
Болезнь и бедность — вечные враги.
Белинского постигла та же участь.
И Пушкина и Гоголя нужда
По временам гасила и душила.
Не зажигайся гения звезда,
И не рождайся творческая сила!
Страна, которой и таланты не нужны,
Шла к гибели широким пьяным шагом.
Немудрено, что у такой страны
Стал вождь — разбойник и бродяга!
Страна, которая, все ценное губя,
Чертополох, взлелеявши, взрастила;
Откуда силы взять, чтоб не проклясть тебя,
Талантов русских ранняя могила?
О, скудоумная, ты не могла понять,
Что слава гениев — твоею будет славой;
Что жизнь и труд их надо охранять,
А не травить крысиною отравой.
Умела разводить породистых свиней,
И коней для купеческой забавы;
Но ты не берегла своих больших людей,
Своей национальной славы!
Ну, что скажу я, что тебе скажу?
В чем отыщу неправды оправданье?..
Ты покорилась пуле и ножу,
И ты теперь достойна состраданья.
И под дугой бубенчики, звеня,
Расскажут мне, когда домой поеду,
Что, может быть, ты сгубишь и меня…
Молюсь, пошли Господь тебе победу!
Не надо мной… Ведь я, любя, кляну,
Кляня тебя, душой с тобой болею.
Великую, родимую страну
Люблю и по-хорошему жалею.
В стране жестокой, темной и большой,
Где погибали гении — гиганты,
Мечтаю жить. Сродниться с ней душой
И послужить ей маленьким талантом.
Откуда покорность эта,
Откуда эта любовь?
Расстрелянного поэта
Недавно брызнула кровь…
И снова сдвинула брови:
Певец над певцами, князь!
И, вспомнив о Гумилёве,
Я снова злобой зажглась.
Недавнюю эту рану
Рукой на груди зажму.
Кого обвинять я стану?
Кого «прощу и пойму»?
Тащить в подвал на расправу
Свою небесную весть,
Свою высокую славу,
Свою народную честь!..
И чья-то тупая морда
Направила свой наган
В него, идущего твердо,
Не сгорбившего свой стан.
За воина и поэта, —
Чей взор орлиный был горд, —
Расстрелять бы в ту ночь, до рассвета,
Сотню бездумных морд!
…………………………………………………………………………..
Не все растрачено и пропито
Моей безумною страной.
Обогатилась новым опытом
И… новой тяжкою виной.
Отбушевала наша вольница,
Друг друга резать начала!
Вожак шатается и клонится
У поминального стола.
И кто-то вновь слезами давится.
И на коня! И скачет вдаль.
Кому-то новое не нравится.
Кому-то старого не жаль.
Пусть вихревой, мятеж — сумятица!
Сквозь залпы слышен звонкий крик:
Убей, убей того кто пятится
А кто бороться не привык!
Апрель 1934 г.
Бывают потрясающие дни,
Когда душа крыло свое расправит;
И так запоминаются они,
Что только смерть забыть о них заставит.
А после бури днями тишины
Так хорошо залечивать тревогу.
И неизбежные ошибки и вины
Отдать на суд и совести и Богу.
Душе дано единое крыло,
Вот почему мы лишены полета.
Но есть одно, что к счастью привело —
Земная и любимая работа!
Какая радость что-нибудь уметь,
Какое счастье, если любишь дело!
Построить дом…Стихами прозвенеть…
И чтобы все — любовно и умело.
За душу потрясающие дни,
За творческую милую работу —
О, Муза, голос прежний мне верни,
Чтоб песней славить Мудрого Кого-то!
20 марта 1933 г.
От жизни музу уберечь?
Не вы ли мне вчера сказали,
Что дать ей надо в руки меч,
Пока ей крылья не связали.
И, опоясана мечем,
На звон мечей она помчится!
Грустить не надо ни о чем,
Живи и пой! Умрешь, как птица.
У каждой жизни есть предел.
О, Господи, какое горе —
Быть в этом мире не у дел
И жить с безумием во взоре!
Но шорохом карандаша,
В тетрадке старой, на рассвете,
Не жалуйся, моя душа,
Что тяжело на этом свете…
Не убежать и не спастись…
А ветры улиц злы и грубы!
Напрасно в голубую высь
Зовут мечтательные трубы.
Сама от жизни не уйду.
Прикреплена нерасторжимо
К земному черному труду,
К земле жестокой и любимой.
Все до конца перетерпеть:
Гореть душой в огне пожара,
Смотреть в глаза врагу и петь,
Не уклоняясь от удара.
И если ты, поэт, не стар
И пел о храбрости недаром, —
Сумей ответить на удар
Таким же бешеным ударом!
Для вдохновенья — тихий час,
А для борьбы — и дни и ночи.
Господь отметил знаком нас,
И наша жизнь других короче…
19 сентября 1932 г.
