ЗА РОССИЮ И в эти ночи вихревые Молюсь за цвет страны моей, За молодость твою, Россия, За тихий звон твоих церквей. И за весну черемух русских, За святость Пасхи и Кремля; Пусть от Московских улиц узких Цветет просторами земля. И за граниты Петрограда, И за Урал, и за Сибирь Молюсь. Живи, моя отрада, Цвети, моя родная ширь! За душу русскую, живую, За православие, за свет Церковных свеч, за огневую Дорогу боли и побед Молюсь я в церкви, на чужбине! И для меня, во все года, — Россией ты была доныне, Россией будешь навсегда! 7 апреля 1936 г. II.СТАРАЯ и НОВАЯ РОССИЯ …«В искушеньях Божьей кары, Перетерпев судьбы удары, Окрепла Русь. Так тяжкий млат, Дробя стекло, кует булат». А. Пушкин. РУСЬ ДО-ПЕТРОВСКАЯ Петру досталось мрачное наследство: В аршинных шапках чванные бояре, которые сидят, «брады уставя», в великом Государевом Совете; тяжелая помеха, а не помощь орлиному полету Государя! Еще Петру достались изуверы, кричавшие о древлем благочестьи и в спорах о «сугубом аллилуйя» не видевшие света новой жизни. И два перста вздымавшие упрямо из пламени карательных костров. В монастыре ковала козни Софья, стрельцов, привычных к бунту, подымая; Супруга нелюбимая, Авдотья, внушала с детства сыну Алексею, что Петр, его отец, — гонитель веры, которого антихристом зовут. Немудрено, что в Слободе Немецкой Царь отдыхал от темноты и скуки, от душных теремов с пуховиками, от Дунюшки с коровьими глазами, царицы и законной половины, старо-московской лапушки своей. Раз, выходя из храма от обедни и видя, как юродивый лениво почесывал привычные коросты, гнусавя о пришествии втором, — Царь крикнул оглушительно и гневно: «убрать скорей отселя дурака!» Юродивую, вшивую, слепую Убрали «Русь» с Кремлевского крыльца. На Невском берегу взросла Россия, Держава с православною культурой, на страх врагам, и внутренним и внешним, под скипетром Великого Петра! 13 сентября 1934 г. БЫЛО И ПРОШЛО…
Приснилась юноше Россия В тумане прошлых милых лет. Приснились странники святые, Которых тоже больше нет. Урядник с пышными усами, Старик, «непомнящий родства», Старушки с добрыми глазами… Березок свежая листва… И в деревенской каталажке, (От волости недалеко) Махорки «дух» вдыхая тяжкий, Пил странник Божий молоко. Вздыхали бабы, подпирая Руками щеки: «ох-ти-хти»… Теперь, мой друг, там жизнь другая, Другие люди и пути! Не стало добрых глаз старушьих, «Мильтон» урядника сменил, И нет былого простодушья, Которым быт наш полон был. Осталось, правда, то же небо. Шумит, как встарь, берез листва. Но… нет в России корки хлеба Для нас, «непомнящих родства»! 30 июня 1934 г. «БАТЬКИ-АТАМАНЫ» На конях неслись пройди — светами, Песни пели мы с перезвонами! Бились с белыми и с советами, Атаманили над «зелеными». Версты дальние кровью политы. Плакать некогда над убитыми. Не канючь, молчи! Баба што-ли ты? По-бандитски жить, коль с бандитами! Самогонку лей в барски чарочки, — Не укуплены, не подарены. Нынче любят нас пролетарочки, Полонянками будут барыни. За разбой, за кровь — платим шкурами Воля вольная, нас не наняли. Над прожженными, да над хмурыми Горделиво мы атаманили. Верховые, — вскачь за тачанками! Принимай-ка, степь, всю оравушку. Скатертями мы самобранками На пиру примнем в поле травушку. Атаман найдет смерть нечаянну, — Пропадай тогда, что накрадено … На пути у нас, на отчаянном, Два столба стоят с перекладиной! 1931 г. КРОНШТАДТ (из цикла «старый мир») Хмурый начальник политуправления Застыл у телефона в недоумении: Вызывает кронштадцев товарищ Зэт, И на срочный вызов ответа нет… …………………………………….. Передают из Кронштадта в Петроморбазу, Чтоб делегатов прислали сразу: На Якорной площади митинг назначен. Питер не понимает, что это значит? А матросы читают листки воззваний: «Питерцы, на помощь, военморы восстали!» А в главном штабе Петросовета Волнуются люди всю ночь до рассвета. Зеленык лица и дым папиросный… «Кронштадт взбунтовался! Восстали матросы!» И жаркие споры о том, кто виновен; И как бы так сделать, чтоб не было крови. …………………………………………….. Говорил по радио Петросовет: «Что ж, товарищи, сдаетесь, нет?» Ответил Кронштадт шестого марта Орудийными залпами! Жизнь на карту! Орудия северных батарей Гремели двенадцать долгих дней. В океане борьбы крепили снасть. Мишень для прицела — советская власть! …………………………………………… Под мартовским ветром снега шумели. В халатах белых поверх шинелей, Кронштадт окружая с севера, с юга, Неслась на приступ людская вьюга! Мартовской ночью в халатах белых Шли смельчаки на таких же смелых. Двигались цепью, грозя Кронштадту! Русский на русского, брат на брата… Прошитый снарядами серый лед… Флажки над отрядами ветром рвет! Замолкли орудия… Пал Кронштадт Четырнадцать лет тому назад. Обрызганный кровью матросский миф! Всех дольше держался форт Риф. В руках у кронштадцев последний форт… И кто-то зубами скрипнул: «чорт!..» Рабочий из Питера, конвоир, Кронштадцу — пленному говорил: «От Питера помощи ждал ты, клеш? Ошибся маленько и смерти ждешь?!» Патронные гильзы хрустят под ногами. Раскиданы пачки газет и листовок… Вы русскими были — и стали врагами, Палили друг в друга из русских винтовок. Меж трупов, уснувших навек под картечью, Засеян патронами лед у Кронштадта… А жены убитых? Утешить их нечем. И нынче уж поздно искать виноватых. ……………………………………………. У проволочных заграждений Среди обрывков газет Краснеет пятном кровавым Партийный чей-то билет. Лежит владелец билета, Застывший на льду, ничком, У проволочной крестовины, Раскинув руки крестом. И там, в замолкшем Кронштадте, Под открытым небом лежит Человек в матросском бушлате, Петроградской пулей убит. В те дни и душа бы из глаз не глядела… Их кровь пролилась не за русское дело. Их в бой друг на друга послали чужие, Которым не жалко ни их, ни России. Великая тяжесть, великое горе В великой стране, в бесконечном просторе… В России тогдашней, советской и красной, И храбрость, и доблесть, и силы — напрасны. Ошибки оплачены русскою кровью. Задумайся крепко над завтрашней новью. Нам, русским, под русским и ласковым небом Всем хватит и доли, и солнца, и хлеба! 1935 г. |
