— Ну, что, получила? — был первый вопрос Марианны.

— Да нет. Обещали в понедельник. Муж Веры Павловны уехал на рыбалку за Сунгари, а у нее не было денег. Гмм. Плохо, значит ты голодная…

— Ну, да и ты тоже.

— Нет. Мне повезло. Зашла к Семеновым, надо было книгу вернуть, и попала на обед. Такими пельменями угостили. Очень мне хотелось попросить для тебя, да я постеснялась.

— Ну, что ты, не хватало, чтобы мы попрошайничали.

— Турке косточек послали, видишь, наслаждается. Турка с увлечением возилась в своем углу, причмокивая и посапывая. Марианна задумалась:

— Знаешь. Думаю, Арсений зайдет сегодня, перехватим у него доллара два до следующей недели.

— Дождешься его… — пробурчала я, — он последнее время все вечера проводит с Всеволодом Ивановым. Такая дружба, водой не разольешь.

Марианна снова стала стучать на машинке. А я, порывшись на плите за кастрюлями, нашла сухую корочку и села с книгой на кушетку. Часов около девяти вечера послышались быстрые шаги по двору, и Марианна весело сказала:

— Вот Арсений, а ты говорила не придет.

Еще минута и Арсений Иванович Несмелов, наш самый талантливый поэт Зарубежья, наш общий друг и приятель, с шутливым смехом.

— Вот хорошо, что вы обе дома — уселся на краешек кушетки.

— Вот что, собирайтесь только поскорее.

— Куда?

— Всеволод приглашает нас вчетвером поужинать. Только скорее, он на извозчике ждет.

Марианна поморщилась, она терпеть не могла прерывать начатую работу, но, видимо вспомнив, что я голодная, быстро согласилась.

— Что это с Савоськой случилось, что он нас вспомнил. Только вот что, Арсений, выматывай. Нам же надо поприличнее одеться, выезжая с такой знаменитостью.

Арсений быстро скрылся за дверью. Сборы были недолгие. Марианна переоделась в свое единственное нарядное шелковое платье, я в костюмчик, ходивший у меня за выходной.

Всеволода Никаноровича Иванова или Савоську, как мы его звали за глаза, автора знаменитого труда

«Мы», и не менее знаменитой «Поэмы еды», мы знали сравнительно мало. Сталкивались в редакции газеты, один раз были у него на дому, в его кабинете, где висела огромная копия кустодиевской «Купчихи за самоваром», на нее он всегда указывал посетителям. «Моя муза» — на что я довольно резко спросила — купчиха или то, что на столе.

Толстяк Всеволод был известен своим гурманством.

Минут через десять мы вышли на улицу уже в полном параде. Всеволод Никанорович слез с извозчика и пошел нам навстречу, говоря какие-то любезности. Уселись.

— В Фантазию, — распорядился Иванов. Мы запротестовали:

— Да помилуйте, Всеволод Никанорович, мы не одеты для такого шикарного места. Поедем куда-нибудь, поскромнее.

Спорить было трудно.

— Ерунда! Сядем не в общем зале, а на балконе, в ложу. Там некому будет Ваши наряды критиковать.

Фантазия — шикарное кабаре в Харбине, с прекрасным залом и великолепной эстрадной программой. Марианна о чем-то переговаривалась с Арсением. Я молчала, предвкушая вкусный, необычный ужин.

Зал Фантазии, за ранним временем еще полупустой, сиял огнями. Уютная ложа балкона, освещенная разноцветными фонариками, серебро и хрусталь стола, тихая музыка откуда-то издалека.

Я невольно покосилась на художественно расписанное меню, но Всеволод пошептался с лакеем и, отстранив карту вин, коротко заказал:

— Устрицы и шампанское.

Завязался веселый разговор. Говорили о новых темах, о новых стихах. Арсений, лукаво прищурившись, спрашивал нас, какая лучше рифма на слово оранжевый…. И так как ни я, ни Марианна ничего не ответили, тут же нараспев протянул:

— …оранжевый.

— Ах, и дрянь же вы…

Он был великий мастер на рифмы и ассонансы. А я сокрушенно думала, ну, вот и никакого ужина… ни цыплят, ни даже простого бифштекса,… а я такая голодная. Да еще устрицы, а как их едят? За свою короткую, шестнадцатилетнюю беженскую жизнь я только и слышала об устрицах, что они пищат, когда их глотаешь.

Шампанское было искристое и очень вкусное. Именно шампанское помогло мне на голодный желудок глотать этих скользких слизняков, которые были поданы в раковинах с изящными вилочками и ножичками. Глотала, внимательно наблюдая, как расправляется с устрицами Иванов. Боялась показать свое полное невежество в обращении с таким изысканным блюдом. Голова кружилась от шампанского, от стихов Арсения, от добродушных шуточек Иванова, и я старалась не замечать сочувственных взглядов, которые на меня кидала Марианна.

В полночь нас тем же порядком на извозчике доставили домой.

Всеволод попрощался с нами на улице, Арсений пошел провожать до дверей нашей хибары. И тут Марианна на него накинулась:

— Тоже, гурманы! Тоже хороший тон! Дамам даже не предложили выбрать, что они хотят заказать. Устрицы… шампанское…

Арсений оправдывался:

— Но ведь, это действительно шикарно и для Фантазии самое подходящее.

— Подходящее… Ольга два дня ничего кроме корочки хлеба не ела. В доме пусто. А вы…

Арсений растерялся:

— Так почему вы не сказали, что вы голодные. Я бы заказал цыплят.

— Да так вот и сказать, что мы хотим что-нибудь существенное. Так вот перед Савоськой и сознаться, что мы голодающие поэтессы. Ты сам должен был догадаться.

Я молчала. У меня проходил угар шампанского, и я чувствовала, что устрицы стоят в горле комом.

— Я завтра утром забегу, — и Арсений немного смущенный пошел к калитке.

— Только смотри, ни слова Всеволоду, не позорь нас, крикнула ему вслед Марианна.

Утром часов в десять Арсений был уже у нас, принес с собой сайку хлеба, лук и две коробки сардин, все, что мог достать в маленькой лавочке, где ему еще не было отказано в кредите. Видимо сам тоже был «на мели» в эти дни. Потом мы часто вспоминали этот светский ужин в роскошной Фантазии. Особенно хорошо было вспоминать за чашкой горячего чая с чайной колбасой, нарезанной толстыми ломтиками и с аппетитными ломтиками поджаренного хлеба — наше обычное пиршество, когда мы были при деньгах. А устрицы долгие годы вызывали у меня отвращение.

26 октября 1982 года.

Всякие эпизоды бывают в нашей жизни, особенно при эмигрантском существовании.

…Вспоминается юность, годы университета, заработки, полуголодная жизнь, ибо, денег никогда не хватало. Одно время жили мы в очень небольшой бедной каморке, даже не в каморке, а в сторожке. Это жилье для сторожа располагалось во дворе одного дома. В сторожке у нас была печь, стояли две кровати и два письменных стола. Была еще одна пишущая машинка, на которой мы перепечатывали свои стихи и затем относили их в редакцию. Работали мы обе в журнале «Рубеж». Жила я в сторожке с поэтессой Марианной Колосовой. В то время я уже начала печататься. Писала стихи, коротенькие рассказы, в общем, начинала свою литературную жизнь. Жизнь была трудная. Часто, часто нам не хватало денег на хлеб, мы голодали…. Из тех далеких дней мне вспоминается один очень забавный эпизод, некий

«Случайный завтрак». Было это так.

В то время я служила на табачной фабрике, Марианна давала уроки и, конечно же, день получки на фабрике — раз в неделю — был для нас огромным событием, ибо мы могли пообедать, купить себе что-то на завтрак и вообще у нас появлялась возможность вести «роскошную жизнь». В это утро я, как обычно, вышла на службу, оставив Марианну спящей дома. В это день, кроме всего прочего, у нас ночевала одна наша большая приятельница. Обе эти девушки, мои подруги с нетерпением ждали моего возвращения с деньгами. Шла я на службу очень торопливо, часов у нас никаких не было, вставали «по солнцу». Дошла я до Китайской улицы. Все харбинцы хорошо знают эту улицу. На этой улице я могла сесть в автобус, или идти до фабрики пешком, это минут тридцать. На фабрике обычаи были очень строгие, в семь утра закрывались ворота и опоздавшие рабочие теряли рабочий день.