Старик машинально встал и с помощью Гертруды оделся. Молча прошли они по улице до строящейся церкви. Это было прекрасное новое здание на месте старой церкви, где когда-то служил мистер Купер.
Здание еще не было закончено, и несколько мастеров занималась внутренней отделкой. Гертруда окликнула шедшего перед ними рабочего. Обернувшись, он подошел и поздоровался.
– С добрым утром, мисс Флинт. Как ваше здоровье? Какое чудесное утро! А, и мистер Купер здесь! Хорошо сделали, что пришли. Идемте со мной, я покажу вам, что изменилось после вашего последнего визита. Мне интересно ваше мнение.
Гертруда отвела его в сторону и просила проводить мистера Купера до дома, когда он пойдет обедать.
– Непременно, мисс Флинт, уж вы не беспокойтесь!
Устроив старика, Гертруда поспешила в пансион. Теперь она была спокойна: мистер Купер на все утро в хороших руках.
Мистер Миллер, который помогал Гертруде опекать старика, когда-то работал у мистера Грэма. Однажды Гертруда позаботилась о его больном ребенке, и он не забыл этого. Встретив его на стройке, Гертруда подумала, что посещение будущей церкви может развлечь мистера Купера, и, договорившись с мистером Миллером, стала приводить сюда старика и оставлять его на попечение каменщика. Из благодарности к Гертруде мистер Миллер помог ей убедить старика, что он нужен на стройке, чтобы наблюдать за рабочими. Иногда она заходила за ним по дороге из пансиона, а иногда каменщик провожал его домой.
С тех пор как Гертруда жила у миссис Салливан, с мистером Купером произошла значительная перемена. Он стал спокойнее, послушнее, почти не раздражался и часто имел вполне довольный вид. Кроме того, присутствие Гертруды на некоторое время как будто улучшило состояние здоровья миссис Салливан. Но в течение последних дней ее все возрастающая слабость и несколько обмороков обеспокоили Гертруду. Она твердо решила зайти к доктору Джереми и попросить его навестить больную.
В пансионе дела у Гертруды шли прекрасно; директор не мог нахвалиться своей новой учительницей.
В этот день ей пришлось задержаться дольше обычного; было уже два часа, когда она позвонила у подъезда доктора Джереми. Служанка знала Гертруду; она сказала, что доктор собирается обедать.
Доктор грелся у огня в своем кабинете. Увидев девушку, он пошел ей навстречу, дружески протягивая обе руки.
– Гертруда Флинт! Какими судьбами? Очень рад вас видеть, дитя мое, и хотел бы знать, почему вы раньше не приходили.
Гертруда объяснила, что живет у друзей, из которых один очень стар, а другая больна; к тому же она много времени занята в пансионе, и ей просто некогда ходить по гостям.
– Это не оправдание, – заметил доктор. – И уж теперь-то мы вас без обеда не отпустим!
Он подошел к лестнице и крикнул наверх:
– Миссис Джерри! Иди скорей обедать! Да не забудь надеть нарядный чепец – у нас гости!
Несмотря на уверения Гертруды, что она не может задержаться, что она страшно торопится, доктор настоял, чтобы она осталась обедать.
– Один час не имеет значения, – добавил он. – Вы должны отобедать с нами, а потом я пойду с вами, куда хотите; мы поедем в моей карете, и вы наверстаете потерянное время.
Между тем вошла докторша. Дружески обнимая Гертруду, она глазами искала других гостей. Наконец, с упреком взглянув на доктора, она сказала:
– А ты, доктор, опять соврал! Где же твои гости?
– Да кого ж тебе еще надо, миссис Джерри? Кажется, трудно представить более редкую гостью!
– Так-то оно так! Гертруда совсем нас забыла! Но зачем же было мне надевать мой нарядный чепец? Она меня и так любит, а какой на мне чепец – ей все равно! Ведь так, Герти? А теперь снимай скорее пальто и шляпу и будем обедать.
Вначале за столом говорили об обыденных вещах; вдруг доктор положил вилку и нож и залился неудержимым, почти до слез, смехом. Гертруда вопросительно посмотрела на него, а миссис Джереми сказала:
– Герти, вот уже неделя, как его охватывают приступы бешеного смеха, вот как теперь. Сначала я тоже удивлялась, но должна признаться, что до сих пор не могу понять, что такого смешного произошло между ним и Грэмом.
– Ну что ты, жена? Неужели ты не знаешь, что я хочу сказать? Ха-ха-ха! – снова засмеялся доктор, слегка похлопав Гертруду по плечу. – Я с удовольствием узнал, что он, наконец, получил разумный отпор, причем с той стороны, откуда меньше всего ожидал!
Гертруда с изумлением взглянула на него, поняв, что он прекрасно осведомлен о произошедшей между ней и мистером Грэмом размолвке.
Доктор, все еще смеясь, продолжал:
– Вы удивляетесь, что мне это известно. Я расскажу, откуда. Отчасти – от самого Грэма. Меня больше всего забавляет его старание приукрасить свое положение и убедить меня, что он победил, тогда как я прекрасно знаю, что в конечном счете он потерпел поражение!
– Доктор Джереми, – перебила его Гертруда, – я надеюсь, что…
– Не прерывайте меня, я считаю вас благоразумной девушкой, знающей свои обязанности, что бы там ни говорили Грэм или кто другой. Однажды, месяца два тому назад, – вы лучше знаете, когда именно это могло быть, – меня позвали к заболевшему ребенку мистера Уилсона. В разговоре со мной он сообщил, что принял вас в свой пансион в качестве учительницы. Это меня не удивило: я знал, что Эмилия намеревалась сделать вас учительницей, и я был очень рад, что вы нашли такое хорошее место. Выхожу от Уилсона и встречаю Грэма; он рассказывает мне о своих планах на зиму.
«А что, Гертруда Флинт не поедет с вами?» – спрашиваю я.
«Гертруда? – отвечает он. – Конечно, поедет».
«Вы в этом уверены? Вы приглашали ее?»
«Нет, – говорит он, – но это ничего не значит; я знаю, что она обязательно поедет. Не всякой девушке в ее положении выпадает на долю такое счастье».
Признаюсь, Герти, я был неприятно задет его тоном и ответил ему в его же стиле:
«А я сомневаюсь, что она примет ваше предложение».
Это его взорвало, и он произнес целую речь. Я не могу вспоминать ее без смеха, особенно когда думаю о результатах. Я не сумею передать его слова. Но, Гертруда, послушать его, так не только немыслимо, чтобы вы воспротивились его желаниям, но даже я, всего лишь предполагая такую возможность, являюсь коварным изменником! Конечно, я ему не сказал о том, что слышал у Уилсона; но мне очень любопытно было узнать, чем все это закончится. Раза два-три я собирался с женой поехать к Эмилии, но врач никогда не может располагать своим временем, и мне всегда что-нибудь мешало. Наконец однажды, в воскресенье, я услышал из кухни голос миссис Прим – у нас служит ее племянница – и спустился, чтобы расспросить ее. Она и рассказала мне всю правду.
Дня через два встречаю Грэма.
«А! Когда же вы уезжаете?»
«Завтра», – отвечает он.
«Значит, я не смогу увидеться с дамами. Очень жаль. Передайте, пожалуйста, – говорю, – мисс Гертруде…»
«Гертруда? Я не знаю, где она», – ответил он чрезвычайно сухо.
«Как, – воскликнул я, выражая крайнее удивление, – она ушла от вас?»
«Да!»
«И она посмела, – я процитировал его собственные слова, – проявить к вам так мало уважения, позволила себе так издеваться над вашим достоинством?»
«Доктор Джереми, – воскликнул он, – я больше не желаю слышать об этой особе; она проявила такую неблагодарность, которая может сравниться только с ее глупостью!»
«Послушайте, мистер Грэм, – заметил я, – что касается неблагодарности, не говорили ли вы мне сами, что оказываете ей большую милость, беря ее с собой? Что же до глупости, то, по-вашему, желание создать себе независимое положение – глупость? Но мне только досадно за вас и Эмилию: вам будет трудно без Герти».
«Нам не нужно вашего сочувствия по поводу того, что не составляет для нас потери», – заявил он.
«Да? Разве? – удивился я. – Я подумал иначе, увидев ваше раздражение по этому поводу».
«Миссис Эллис едет с нами», – сказал он.
«Ну что ж, она очаровательная женщина», – ответил я.