Успехи Демидова в цветной металлургии — отчасти заслуга и таких людей, как Набатов.

Старообрядчество искореняли — при этом терпели. Боролись временами яростно, временами вяло, но никогда не на уничтожение. Даже те, кто мечтал о его искоренении, осознавали, что перед ними цель отдаленная и труднодостижимая. Вполне же реальным казалось выявить одну из бесчисленных групп скрывавшихся старообрядцев и заставить либо присоединиться к господствующей церкви, либо перейти в категорию так называемых «записных» старообрядцев. Последнее для государства в материальном плане было даже выгоднее: они платили двойной налог.

Правительство Анны Иоанновны продемонстрировало исключительную настойчивость в попытках заставить подданных вовремя платить текущие налоги и рассчитаться по долгам (Следствие о заводах — пример того, как это делалось). Решая эту задачу, нельзя было пройти мимо категории населения, налогов вообще не платившей, — мимо беглых. Начинается упорная работа с целью их переловить и отправить «на прежние жилища». После включения России осенью 1733 года в борьбу за «польское наследство» и вступления русских войск на территорию Речи Посполитой появляется возможность захватить беглых, скрывавшихся за границей. В 1733— 1734 годах одна за другой партии их отправляются вглубь необъятной империи.

Особенный интерес для выявления представляли беглые старообрядцы. Обнаружив такого и возвратив в правовое поле, казна получала не простого налогоплательщика, но плательщика за двоих. В районах распространения старообрядчества начинается работа по выявлению скрывающихся, выяснению, кто они и откуда. Начинается их рассылка на места первоначальной приписки для положения там в оклад. У западной границы едва ли не самая масштабная акция такого рода — «выгонка» крупного старообрядческого центра Ветки (современная Гомельская область), осуществленная после ее занятия пятью армейскими полками в начале апреля 1735 года[691].

(Обратим внимание на парадокс: «выгонка», репрессивная в отношении старообрядцев акция, лишь способствовала распространению старой веры по пути следования двигавшихся по России партий старообрядцев. Вот как в 1750 году рассказывал о своем обращении в старую веру один из тульских старообрядцев Иван Котельников: «А как в прошлых годех тому лет с пятнатцать, в котором подлинно сказать не знает, чрез город Тулу летним времянем везены были с Ветки раскольники монахи и белцы в Москву, то в том городе Туле близ Оружей-наго, называемаго Бархотного, двора, те расколники имели станцию более недели, куда он, Иван, с протчими тулскими жителми, а с кем имянно не упомънит, для гуляния неоднократно хаживали. И между разговоров те расколники учили их, что надлежит креститца двоеперстным сложением, понеже де и в старину так маливались, а троеперстным де сложением изложен крест вновь, також де и брады брить и платье немецкое носить грех. И по тому их обучению он, Иван, двоеперстным сложением молитца начал, с котораго времяни и поныне так двоеперстно креститца, и бороду не бреет, и руское платье носит»[692].)

Работу по выявлению скрывающихся старообрядцев вели не только у западных границ империи. Остается лишь удивляться, что период относительно спокойного существования нелегального старообрядчества при уральских заводах продлился до середины 1730-х годов[693]. При этом «потаенные» старообрядцы (а долгое время все они были такими) верили, что могут выйти из тени без дополнительных обременении и ущемления прав. После переговоров с недавно возвратившимся на Урал Татищевым группа таких надеявшихся легализоваться старообрядцев, поповцев и беспоповцев (объединенная!), живших близ заводов Акинфия Демидова, подала в Канцелярию главного правления заводов доношение с просьбой об отводе им мест под поселение. Решения они ждали долго, не выдержали и изыскали случай обратиться непосредственно к императрице. Признавая высшую власть и соглашаясь платить двойную подать, они просили оставить их жить на тех местах, «где кто ныне имеетца», и узаконить священство, которое служило бы по старым книгам, хотя и поставлялось от государственной церкви. Их челобитная была подана 25 сентября 1735 года. Указ императрицы появился через полтора месяца — 12 ноября. Он перечеркнул надежды заводских старообрядцев на «мягкое» врастание в легальные структуры общества, напротив, открыл кампанию по принудительному в них включению в единственной в то время законной форме — записных старообрядцев[694]. Значительная часть работы по исполнению указа легла на Татищева.

В задании, полученном Татищевым при отправлении на Урал, поручения заниматься старообрядцами еще не было. Были указания по поводу беглых. В инструкции, данной ему 23 марта 1734 года, рекомендовалось заводские работы возможно шире «исправлять вольным наймом, принимая с помещиковыми и управительскими паспортами; токмо того накрепко смотреть, чтоб паспорты были правдивые». Оставаться «на житье» пришлым из «Русских городов» ни при каких заводах не разрешалось. «А которые до сего времени поселились, тех описав именно, кто чей и откуда, давно ль пришел, и кто их принимал: прислать к Нам известие». Беглые упоминались и в пункте, поручавшем Татищеву смотрение над частными заводами, в том числе демидовскими: предписывалось, чтобы хозяева их «не приманивали и не держали»[695]. Перечисленное — вполне традиционные меры, демонстрирующие решимость правительства продолжать борьбу за полноту охвата тяглого населения. Старообрядцы в этой связи прямо названы в инструкции не были, хотя очевидно, что, начни требуемое исполнять в населенном староверами крае, — такая его специфика должна была сразу вскрыться.

Тем временем Раскольническая контора занималась сбором губернских и провинциальных ведомостей за 1732—1734 годы «о раскольниках и бородачах и о сборе с них и о доимке». Они требовались для составления сводной ведомости, предназначенной для Ревизион-коллегии. Сенат 29 июля 1735 года приказал своей московской конторе распорядиться прислать их немедленно, а после посылать «неотменно» в начале каждого года. За невыполнение распоряжения пугал местную власть штрафами[696].

В эту работу на своем участке включился и Татищев. Из именного указа, данного ему из Кабинета министров 12 ноября того же года, узнаем, что в ходе переписи «явились в разных местах», в лесах, старообрядцы, частью монахи, частью бельцы. Одно из монашеских гнезд он обнаружил близ Черноисточинского завода Демидова. Указ повелевал развезти их жителей по разным монастырям Сибири, по два-три человека в каждый, держать там в особых кельях в мирском платье, увещевать. Тех, которые обратятся, — постригать вновь. Бельцев, посадских и крестьян вывести с пожитками из леса и поселить при заводах для работ в таких местах, чтобы они не могли распространять свою «ересь»[697]. Татищев эти требования исполнял, ему помогали воинские команды, обшаривавшие окрестности предприятий. Антистарообрядческие акции на уральских заводах середины 1730-х годов получили в литературе название «выгонки».

В составленную Татищевым перепись попали 1250 душ мужского пола и 611 — женского[698]. Вот так. Еще в 1727 году Сибирская канцелярия доносила в Раскольническую контору, что при тех заводах раскольников нет[699]. Восемь лет спустя Татищев обнаружил их множество. То ли проповедь находила отклик, то ли татищевские подсчеты были не без изъяна.