Демидов давно уже чувствовал себя в Туле человеком, которому позволено многое, другим недоступное. Говоря дальше о его уральском конфликте с прибывшими туда из столицы представителями горного ведомства, мы увидим, насколько свободно он распоряжался тем, что ему там принадлежало и не принадлежало. А в родной Туле ему уже и черт был не брат. В начале 1720-х годов произошло новое обострение отношений с тульским соседом Демидова заводчиком Иваном Баташевым. Как давил конкурента Демидов и какие это имело последствия, сообщает сказка Баташева, поданная им 5 августа 1721 года. По его рассказу, «не любя меня, Никита Демидов поды[ма]л у себя плотины вверх многое число и потопил те мои вышеписанные заводы. И работают с великою нуждою в один молот в два горна, а бывает то, что и в адин горн с нуждою». (Заметим, что в это время на заводе было две молотовые, имевшие три молота и пять горнов. Благодаря Демидову более половины его оборудования простаивало.) «А зимним временем, — продолжал Баташев, — и гуляют многое число. И оттово у меня мастера руские и иноземцы разошлись»[214].

Из текста сказки не ясно, когда началось обострение. Год, считая с августа 1720-го, завод еще работал (исключая два месяца, когда молот простаивал «за вешнею полою водою»), даже произвел почти три тысячи пудов железа. Но действовал не в полную силу. Напротив, по словам Баташева, «ежели б тот мой вышеписанной завод в потоплении не был, и третей молот в совершенство приидет, то бы мне возможно зделать тысяч девять или десять в год»[215]. В том году доменная печь скорее всего еще работала. А вот в 1722 и 1723 годах «на том ево заводе построенная домня была без работы праздна» и «плавки чюгуна… не было»[216]. Металлургия угасала. Впору было мельницу восстанавливать.

«А от того потопу не токмо прибытку, но и убытку многое число», — печально констатировал Баташев, завершая свою сказку. И жаловался, насколько ему труднее, чем Демидову, содержать свой завод: «А к тем моим заводам крестьян, и земли, и лесов, и руд, и мастеров по указом ничего не дано, как дано Никите Демидову. А крестьян и землю к тем заводам я купил на свои денги; да к тем же заводам руду и уголья покупаю и всякия припасы с торгу повольною ценою с платежем пошлин»[217]. Характер документа таков, что во всем верить жалобщику мы бы остереглись, но в данном случае он, похоже, не преувеличивал ни трудности, ни тем более отличия своего положения от демидовского.

Сколько же потерял Баташев, вынужденно терпя от соседа? Зная потенциальную и фактическую производительность, подсчитать нетрудно. До двух третей прибыли! С каждым рублем недополученной выгоды сокращались инвестиции в развитие производства. Сильный и непривыкший уступать комиссар Демидов в течение нескольких лет успешно сдерживал конкурента, неосмотрительно построившегося рядом с ним[218]. Преодолеть барьер, поставленный комиссаром Демидовым, Ивану Баташеву не удавалось вплоть до 1727 года, когда он развернул строительство нового предприятия, местом размещения которого выбрал далекий калужский край. Его война с Демидовым, как все войны, закончилась прекращением военных действий и, как некоторые, — уроком на будущее (а он такой извлек). Вместе с тем конфликт с Демидовым явился для Баташева одним из тех испытаний, в которых закаляются крепкие натуры[219].

На Урале дела у Демидова шли тоже достаточно споро. Заводы (о Верхнетагильском уже сказали) — строились. На последнее пятилетие пришелся пуск двух новых.

23 ноября 1723 года на речке Лая (притоке реки Тагил) в 20 верстах к северу от построенного вскоре Нижнетагильского завода им был пущен завод Нижнелайский, железоделательный и металлообрабатывающий. Разрешения на его строительство Никита не получал — действовал на основании старого, от 8 марта 1702 года, указа о передаче ему Невьянского завода, позволявшего ему, находясь на нем, рубить лес, выжигать «уголье» и строить новые заводы[220].

В это же время в 20 верстах к югу от Нижнелайского на реке Тагил создавался и доменный завод — знаменитый в будущем Нижнетагильский[221]. И он первоначально строился на основании указа 1702 года — позволение Берг-коллегии было получено всего за две недели до пуска домны[222]. Никиты к этому времени уже не было в живых.

Все эти заводы тяготели к Невьянскому и так или иначе были с ним технологически связаны. Но уже в это время Никита думал об освоении новых территорий.

Очень привлекательным для разработки представлялось месторождение железной руды, обнаруженной «в Сибирской губернии в пустых и диких местах» у Волчьей горы (Волчихи). По пробе железо получалось «самое мяхкое». На протекавшей поблизости речке Ревде (приток Чусовой) он задумал строить завод. Речка и гора находились, по его словам, «в самом пустом месте, жилья около их никакого не имеетца»[223]. Землю Демидов у башкир купил, но в возможности обеспечить производство достаточной рабочей силой сомневался. Поэтому решил ограничиться постройкой домен, а переделывать чугун в другом месте — на молотовом заводе, который намеревался построить в своей ветлужской вотчине в Галицком уезде. Возить чугун собирался водою — на стругах по Чусовой, Каме, Волге[224]. 9 июня 1724 года Берг-коллегия разрешение на строительство дала, но за оставшиеся ему неполные полтора года жизни воспользоваться им Никита не успел.

Новые перспективные для освоения территории присматривались не только на Урале. Уже упоминалось о покупке им в 1720 году села Фокина в Нижегородском уезде. Может быть, приобретая его, он интересовался в первую очередь крестьянами, намереваясь их перевести к существовавшим и строившимся заводам. Но со временем предприятия появились и в этом районе.

Никита строил новые заводы, готовился строить еще. При этом, вспоминая сценарий, освоенный еще в 1702 году, был не прочь приватизировать что-нибудь и из состава казенной собственности. В 1722 году он просил о передаче ему старейшего на Урале Каменского завода, строившегося в одно время с его Невьянским, а пущенного даже немного раньше. Аргументировал так. Выполняющие заказ Адмиралтейства Шуралинские заводы «лесами весьма обсечены», большого количества железа делать «за оскудением того лесу не на чем». В таком же положении и казенные Каменские заводы. Выход: позволить ему эти предприятия закрыть и «со обретающимися на тех заводах со всеми служители» их «перевесть». Производства, заменяющие закрываемые Шуралинский и Каменский заводы, Никита готов был строить на речках Пышме, Ревде и Полевой «или где приищетца удобное место». Предложения не приняли[225].

Этот случай демонстрирует один из приемов ведения Демидовым своих дел. Адмиралтейские заказы, понятно, — заказы ответственные. Но Демидов их уже несколько лет исполнял единолично и, похоже, больших претензий к нему у Адмиралтейства не было. Корабельное железо, которое он упоминает, — формальный повод. Его действиями руководило ощущение, что пришел момент, подходящий для нового рывка. 1722 год богат признаками этого. Личная встреча Никиты с царем в апреле, во время которой заводчик жаловался на В.Н. Татищева[226] и, по-видимому, сумел убедить Петра в своей правоте. Июльское письмо государя, заметившего исполнительность Демидова в поставке фонтанных труб и лично давшего новое задание. Наконец, заключение казной пятилетнего контракта с английским купцом Мейером о продаже им железа производства государственных заводов. (Кто в этой ситуации становился главным производителем его для нужд империи? Демидов. Шутка ли!)