Интересно бы знать, когда возникли эти отношения. В.О. Ключевский, не ссылаясь на источник, упомянул, что «еще в 1686 г. для потех Петра привозили в Преображенское сотни тульских ружей мастера Демидова»[50]. Нам удалось обнаружить только косвенное этому подтверждение. Документы свидетельствуют, что в этом году царь указал «ружье, завесные новые и мушкетные старые стволы, которое велено в Ствольном приказе починивать и отделывать в станки, простреливать в Москве и в походе при себе Великом Государе». Всего в тот год было пристреляно (частично, несомненно, в присутствии царя) более шести тысяч ружей. Среди записей, фиксирующих расходы на перевозку, присутствует и такая: «Июня 23-го: завесных 850 стволов Московского и Тульского дела, да мастеровых людей и зелья, возили в с. Преображенское и обратно на одинадцати подводах, по 4 алт. за подводу»[51]. Итак, летом 1686 года в Преображенское, где преимущественно жил в то время Петр, действительно привозили для пристрелки тульские ружья и мастеров. Поскольку это была самая первая из организованных Петром пристрелочных стрельб, не приходится сомневаться, что царь присутствовал на ней лично. Среди доставленных тогда тульских ружей вполне могли быть демидовские, среди сопровождавших их мастеров — тридцатилетний Никита Антюфеев.

Что Демидов в конце столетия был одним из крупнейших поставщиков тульского оружия, было известно и раньше. Так, И. X. Гамель отмечал, что сверх основного задания «могли Тульские кузнецы за положенные цены ставить стволы, замки или даже готовое ружье, сколько кто хотел, в Оружейную палату, а на сторону продавать строго было запрещено. — Таким образом от себя ставили в Москву ружья казенные кузнецы: Исай Масалов, Никита Орехов, Максим Масалов, а более всех Никита Демидов Антуфьев (Антуфеев)»[52]. Это утверждение также не сопровождается ссылкой на документ, но неудивительно, что на него до сих пор часто ссылаются. Гамель — историк, не склонный к фантазиям, строго придерживавшийся в своих утверждениях данных исторического источника.

В документах упоминаются действительно крупные — сравнимые с величиной казенного задания слободе — партии оружия («подрядного ружья»), принятые от этих и других заводчиков в Оружейную палату «для предбудущих воинских походов». Так, в 1699 году 1300 фузей сдал казенный кузнец Максим Мосолов, в 1700-м он же «объявил на продажу» тысячу фузей, Никита Демидов — две тысячи[53]. В 1703 году последний поставил 4009 фузей[54]. Что, однако, интересно: Демидов, если судить по подобным записям, ничем от других крупных тульских поставщиков оружия принципиально не отличался. И почему ему удалось совершить такой мощный рывок вперед и обогнать Мосоловых и Ареховых — совершенно не понятно.

Не понятно, пока не вспомним, что Никита — еще и оружейник Преображенского приказа. Вот ключ к первому его успеху. Точнее — ключ и сейф к ключу. Вот перекресток, на котором могли сойтись Петр и Демидов. Точнее — не могли не сойтись. Вот точка опоры набиравшего силу Демидова. Точнее — источник его силы.

Но предания (вернемся к преданиям) о знакомстве кузнеца Антюфеева с царем Петром повествуют нечто иное. О связи Никиты с Преображенским полком они не помнят. В них не Магомет идет к горе, а гора к Магомету. Всё, если верить преданиям, начинается с появления Петра в Туле.

Вот как рассказывает о первой их встрече И.X. Гамель: «В 1696 году Государь Петр Первый, при проезде своем в Воронеж, остановился на короткое время в Туле и, желая заказать несколько алебард по имевшемуся при Нем иностранному образцу, велел призвать к Себе тех из казенных кузнецов, которые знали ковку белаго оружия: никто из них однако не смел явиться, кроме упомянутаго Никиты Антуфьева. Государь, увидя его, любовался его стройностию, большим ростом и необыкновенною силою, и сказал окружающим Его Боярам: вот молодец, годится и в Преображенский полк в гренадеры. — Испугавшийся Антуфьев упал к ногам Монарха и со слезами просил помиловать его для престарелой матери, у которой он был один сын. Государь, издеваясь, сказал: Я помилую тебя, естьли ты скуешь Мне 300 алебард по сему образцу. — Антуфьев уверил Государя, что скует гораздо лучше показываемаго ему образца и привезет к Нему в Воронеж через месяц, что и исполнил в точности. Государь, получивши сии алебарды, так был доволен работою, что пожаловал Алтуфьеву втрое против того, во что они стали, и сверх того одарил его Немецким сукном на платье и серебряным ковшом небольшой цены, обещаясь на возвратном пути в Москву заехать к нему в гости»[55].

Еще живописнее рассказ И.Ф. Афремова, у которого описанию встречи царя и кузнеца предшествует вводный эпизод с участием П.П. Шафирова, призванный подготовить самодержца к этой встрече. Итак, готовится Азовский поход, в связи с чем царь начиная с 1694 года (так у Афремова) часто ездит в Воронеж.

«В одну из поездок этих, — повествует Афремов, — бывший с государем вице-канцлер барон Шафиров[56], отличный стрелок своего времени, проезжая Тулу, услышал об отличном тульском мастере Никите Антуфееве и отдал ему починить свой дорожный пистолет, работы славного Кухенрейтера. По истечении некоторого времени Демидов принес исправленный пистолет, и когда он всеми найден был в совершенной исправности, Демидов сказал, что у пистолета, отданного для поправки, испортилась затравка, и как его уже нельзя было починить, то он купил другой кухенрейтерский пистолет. Подавая другой пистолет Шафирову, он сказал: "Не угодно ли вашему превосходительству взять два пистолета вместо одного, потому что вина моя, я и поплатиться должен?" Оба пистолета были испробованы, сверены и признаны произведениями одного и того же мастера. Тогда Демидов объявил и доказал, что только один из них был настоящий кухенрейтерский, а другой собственной его работы. Такое искусство Демидова, — заключает Афремов, — сделало его известным императору Петру 1-му».

Вскоре царь и умелый мастер знакомятся лично. «Государь, — продолжает Афремов, — проезжая в 1696 году в Воронеж, остановился в Туле и приказал вызывать кузнецов, желающих приготовить алебарды, по привезенному им образцу. — На вызов государя явился Никита Демидов. Император, полюбовавшись его стройностью и высоким ростом, сказал, что этот молодец годится и в Преображенский полк в гренадеры. Демидов, сочтя эти слова за повеление принять его в полк, бросился к ногам государя и просил его помиловать для престарелой его матери, у которой он один только сын. Император отвечал ему шутя, что его помилуют, если он сделает триста алебард по данному образцу Демидов взялся сделать лучше образца и привезти их в Воронеж. — Действительно он приготовил алебарды…» Последующее — как у Гамеля: высокая оценка работы (уточнено: был доволен отделкой), тройная оплата, пожалование немецкого сукна и серебряного ковша, обещание на обратном пути заехать в гости.

Известны версии (в том числе фольклорные[57]), в которых события этих историй смешаны: в приключении с пистолетом место Шафирова занимает Петр.

Удостоверить документами точность диалогов между царем и кузнецом невозможно в принципе. Может быть, имеет смысл оценить вероятность их встречи в то время и там, когда и где рассказывает предание? На первый взгляд эта задача кажется более выполнимой.

Начнем с того, что если связывать посещения царем Тулы с его поездками в Воронеж, то раньше 1696 года царь и кузнец встретиться на пути туда не могли — до этого времени Петр Алексеевич в Воронеже не бывал[58]. Позже — могли неоднократно. Но именно могли. До сих пор у историков нет ни одного прямого документального свидетельства того, что царь посещал Тулу (притом что для разных мест тульского края таких свидетельств множество). Единственный случай, для которого проезд через Тулу можно считать доказанным, — его поездка в Воронеж в феврале 1700 года, когда он миновал Вашану, ближайшую к Туле станцию, где меняли лошадей. Отсюда дороги на юг в объезд Тулы не существовало.