О начальных годах жизни младшего сына Никиты Демидова не известно ничего. Не знаем не только даты — даже года его рождения. Да и взяться дате неоткуда. Ее могла бы отразить надгробная плита — она отсутствует, могли бы письма — эпистолярий Никиты скуден.

Кажется, первый документ, прямо его касающийся, — запись от 23 марта 1711 года, перечисляющая имущество, отданное ему отцом при отделении[975]. Никита к тому времени был женат (упомянуто платье жены, купленное на средства родителя). Родился, стало быть, никак не позже первой половины 1690-х годов. В сказке первой ревизии, датированной августом 1723 года, упомянуты двое его сыновей. Старшему из них 16 лет[976], из чего заключаем, что тот появился на свет около 1707 года. Это позволяет уточнить хронологический интервал, к которому относится рождение его отца, — не позднее 1688 года[977]. Более позднее рождение маловероятно, несколько более раннее (но в границах 1680-х годов) — вполне возможно.

Сведения, где и чему учился Никита, отсутствуют. Как и братья, грамотой он владел — сохранившиеся автографы многочисленны.

Тульский завод строился отцом на глазах Никиты, и, несомненно, именно на нем получал он практические знания в области металлургии, здесь же приобретал опыт управления. Первые известные нам собственные его предприятия — переданные отцом при отделении Перевидские винные заводы[978]. Первое же металлургическое предприятие — купленный тоже у отца в 1719 или 1720 году полуразрушенный Дугненский завод, отстроенный вскоре на новой площадке.

Что за отношения складывались у вступавшего во взрослость Никиты Никитича с Никитой Демидовичем — не очень понятно. Отец курсировал между европейской частью России и Уралом, в Туле подолгу не жил. Относящиеся к ней его планы менялись: простившись с нею, он в нее возвратился, восстановил утраченное положение (заметим, при участии сыновей). Сыновья (кроме Акинфия) все это время жили в Туле, здесь же с самого начала устраивая и свой бизнес. Их отношения с отцом были, несомненно, непростыми. Вот несколько событий одного, 1720 года, явно между собой связанных, но успешно скрывающих логику связи.

При покупке отцом у капитан-поручика графа Н.Ф. Головина нижегородского села Фокина с деревнями именно Никита 20 августа 1720 года по его приказу принял от продавца подписанную им купчую и расписался в ее получении, отметив, что покупатель «сам грамоте не умеет»[979]. Сын выполняет ответственное поручение отца, тот доверяет ему получить важный документ. Можно предположить, что их отношения были тогда «нормальными»,

О! Не всё так просто.

В том же году, 25 октября, комиссар Демидов дал в долг на полгода 200 рублей помещику Д.И. Лодыженскому. В обеспечение тот заложил мельницу в Алексинском уезде на речке Дугне «со всяким мельничным строением, и з заводом, и з землею». В этой, вполне рядовой сделке интересно то, что мельницей в то время пользовался младший из сыновей заимодавца: она была «отдана сыну ево Никите в наем во владенье». Скорее всего именно к ней, к ее плотине, был привязан его завод. На случай, если мельница не будет своевременно выкуплена, в договор вставлено обычное в таких случаях условие «ся ево закладная — и купчая», превращавшее заложенный объект в проданный.

Вспомним теперь, что покупать землю и деревни Никита-младший до 1721 года права не имел. С учетом этого в сделке можно усмотреть желание отца помочь ему завладеть нужной для промышленного строительства землей. Возможно, оформленная как заем сделка была замаскированной продажей. Заметим, кстати, что закладную у продавца, как и в предыдущем случае, забирал не комиссар, а младший сын. Не был ли он заинтересован в этой операции?

Мы не знаем, расплатился ли Лодыженский с Демидовым или расстался с мельницей. И, если второе, кто больше от этого выиграл. Сын арендовал землю теперь у собственного отца. Что, если тот этого и добивался? Не потому ли заимодавцем выступил именно он, а не сын? Следующий далее факт склоняет именно к этому предположению.

Уже отмечалось, что, чувствуя предпринимательский потенциал и зная бойцовские качества младшего сына, комиссар Демидов не пускал его на Урал. В декабре того же 1720 года Никита-старший подал в Берг-коллегию уже упоминавшуюся челобитную, наполненную обвинениями в адрес Никиты-младшего. Тот стремился на Урал, за речку Выю, «в пайщики» к брату Акинфию, не имея, по мнению отца, на то ни способностей, ни прав. Тем не менее лез, и это причинило «немалую турбацию». Отец просил утвердить закрепление недвижимой собственности за старшим. Комиссар пугал: «…буде они, дети мои Григорей и Никита, умыслом своим станут вымышлять на меня и на брата свого Акинфея… и которой на такое дело поползнетца, и за такое ево непотребное дело будет тот сын мой проклят»[980].

Ну, это, понятно, были слова, не более. Что такого мог предпринять отец, что остановило бы младшего сына в его поползновениях? Нам кажется, на Дугне он это «что-то» и предпринял. Пытаясь завладеть землей, на которой строился или уже стоял единственный завод Никиты Никитича, Никита Демидович помимо прочего ставил под контроль активность настырного отпрыска. Если бы жалоба в Берг-коллегию не была услышана, если бы та допустила Никиту-младшего к медной руде на Вые, Никита-старший смог бы устроить сыну «веселую жизнь» на Дугне. В его способности сделать это «как надо» сомневаться не приходится — вспомним хотя бы, как он ставил на место попытавшегося присоседиться к нему на Тулице Ивана Баташева.

(С учетом сказанного еще раз вспомним уже надоевшую историю с землей под Верхотулицким заводом. Покупая ее для сына Григория, только ли помочь ему хотел отец? Не искал ли он также способ на многие годы обеспечить его лояльность? Правда, купчая на землю хранилась у Григория, но…)

Временно отступив в своих претензиях на кусочек уральского пирога, Никита Никитич концентрирует усилия в Центральной России. Инерция некоторое время сохраняется и после смерти отца. Он добивается разрешения расширить доменное производство на Дугне (возведя там вторую домну) и создать новое передельное предприятие на речке Брыни[981]. Вскоре задуманное осуществляет.

А в 1730 году удается зацепиться и за Урал. Зацепившись, освоиться. За Шайтанским заводом, пущенным в конце 1732 года[982], после десятилетней паузы последовали заводы Верхнесергинский (октябрь 1743 года) и Нижнесергинский (ноябрь 1744 года). Они находились в Уфимском уезде Оренбургской губернии на речке Серге, притоке реки Уфы, верстах в пятнадцати один от другого. В 1751 году в Исетской провинции той же губернии у екатеринбургского купца (выходца из Тулы) Якова Коробкова Никита-младший купил железный (в конце десятилетия ставший еще и медеплавильным) Каслинский завод на речке Касли. Позднее в той же провинции примерно в 40 верстах от него построил и в 1757 году пустил два завода на речке Кыштым, притоке реки Течи: доменный и передельный Верхнекыштымский и расположенный в трех верстах от него передельный Нижнекыштымский[983].

Компромисс своих и брата интересов, позволивший создать завод на Шайтанке, не означал, что трения остались в прошлом. Последовало новое охлаждение в отношениях. Каждый из братьев имел друг к другу серьезные долговременные претензии. По ситуации они могли отходить на второй план. Но именно они определяли обычный, «нормальный» для них характер отношений. Всплывали старые обиды — формировалось ожидание новых.