Обратим внимание на включенное в документ требование присылать из губерний «аккуратные описания горам» и «находящимся при оных горных местах сортах каменьев»[631]. Шемберг, вступая в должность, озаботился сбором данных о разведанных месторождениях. Собирая, стремился обеспечить пополнение и обновление информации. Для этого и вводил требование немедленного оповещения Генералберг-директориума, на крайний случай его представителей. Останавливает внимание и полностью перенесенная в Берг-регламент из Берг-привилегии санкция: «Против же того тем, которые изобретенныя руды утаят и доносить об них не будут, или другим взыскание, устроения и разширения тех заводов[632] запрещать будут: объявляется Наш жестокий гнев, неотложное телесное наказание и смертная казнь и лишения всех имений, яко непокорливому и презирателю Нашея Высочайшия воли, и врагу обще народныя пользы, дабы мог всяк того стрещися»[633]. Заметим: проступков, достойных столь серьезного наказания, здесь указано всего два, при этом один — утаивание руд.
Спросим, зачем было Шембергу такое подкручивание гаек при сохранении в общем достаточно демократичных принципов допуска охотников к горным занятиям? Ответ становится очевидным, если вспомним, какие руды вырвала для собственной разработки возглавлявшаяся им Берг-компания: серебряные рудники в Лапландии (единственные в стране) и заводы при горе Благодать — лучшем руднике Урала. Не исключались и новые выдающиеся открытия. За желанием главного берг-директора узнать о них как можно скорее — надежда вовремя пристроиться к чужой удаче, снять с нее сливки.
Высказывается мнение, что после открытия на Алтае серебряной руды Демидову не имело смысла прятать ее, поскольку он был волен руду разрабатывать, не спрашивая на это разрешение властей[634]. Да, формально указ 1727 года никто не отменял и Демидов при необходимости мог на него сослаться.
Но рядом своих положений старый акт вступал в противоречие с принципами, вводимыми Берг-регламентом, что означало фактическую их (старых положений) отмену. Да, Берг-регламент обещал разрешить первооткрывателям руды ее разработку, обещал на том же месте, в полном согласии с Берг-привилегией, всё, что «обрящут», «копать, плавить, варить, чистить и потребное строение строить»[635]. Но прежде чем заняться перечисленным, нужно было оповестить ведомство Шемберга. И что дальше? О том, что серебряные руды в Лапландии, полученные Шембергом одновременно с введением Берг-регламента, были открыты отнюдь не им, — Акинфий помнил хорошо.
В случае обнаружения серебросодержащих руд выйти из положения, в которое ставил заводчика Берг-регламент, можно было двумя способами: скрывать этот факт или приватным образом сообщить о нем Шембергу, теша себя надеждой в дальнейшем его переиграть или, в крайнем случае, взять в компанию и поделиться прибылью. Решился бы Акинфий стать на эту, вторую, дорогу? Отчего нет? Известно же о его плане 1744 года создать компанию вместе с Генниным[636].
Всё так, но долгое время и хитрить не требовалось. Алтайское серебро от изыскателей успешно скрывалось. Казенные мастера, распоряжаясь на Колывано-Воскресенском заводе без малого два года (1735—1737), не выделили из руды, в которой оно присутствовало, его ни грамма.
В 1741 году к работе на Колыванском заводе приступил нанятый Демидовым на три года специалист из Саксонии — штейгер Филипп Трейгер. Он уже работал с серебром — в 1733 году разведывал месторождение на острове Медвежьем в Белом море. По некоторым данным, воспользоваться опытом Трейгера Демидову посоветовал Шемберг. Если так, то возможность их альянса повышается. Не исключено, что у него с Демидовым были какие-то общие планы относительно вероятного открытия серебра, встретить которое они готовились, может быть, общими усилиями.
Насколько Трейгер, занимавший у Акинфия должность главного управляющего здешними рудниками, преуспел в решении поставленных задач, среди которых, возможно, была и задача извлечь из местной руды промышленное серебро, — неизвестно. На серебряную руду он, правда, вышел, но плавил ли ее и успешно ли? Можно предположить, что чего-то он все же добился, но Демидов, похоже, ясной информации об этом не имел. Ближе к концу срока контракта с ним заводчик нанял новых специалистов: Берг-гиттенмейстера Иоганна Юнгган-са и берг-лейтенанта Иоганна Самуэля Христиани, которым установил большие оклады — 600 и 400 рублей. И деньги потратил не напрасно — они сумели выплавить серебро. В поданном Демидову от Христиани рапорте, датируемом приблизительно концом 1743-го — началом 1744 года, перечислены семь разновидностей местных руд, содержащих по опыту на центнер массы от 12 до 30 золотников серебра.
Вскоре после этого встречаем Акинфия в Москве, где с конца января 1744 года находятся императрица и двор. В феврале он пишет письмо некоему придворному (скорее всего управляющему Кабинетом И.А. Черкасову), в котором сообщает о состоявшейся «вчерашней день» аудиенции у императрицы, во время которой он просил «на словах» ее императорское величество быть с детьми и заводами «под ведением в высочайшем Кабинете». На свою просьбу получил «милостивное высокоматернее монаршее обещание» и теперь надеется этому «видеть действительное совершение». Просит адресата «подать моему желанию руки помощи». «При оном же, — пишет Акинфий далее, — вашему высокопревосходительству для любопытствия объявляю те руды, из которых выплавлено поднесенное ея императорскому величеству мною, нижайшим, серебро». В приписке — сведения о рудниках, на которых передаваемые руды сысканы: указаны их местоположение (Сибирская губерния, Кузнецкий уезд, близ Колывано-Воскресенского завода) и названия[637].
Неожиданный подарок Демидова — серебряный слиток весом 27 фунтов 8 золотников[638] — Елизавета Петровна получила очень вовремя. Приток серебра в казну в 1744 году был скуден, его пришлось регулировать указами. Открытый Акинфием Никитичем новый постоянный источник его поступлений давал ему основание рассчитывать на столь же беспрецедентную милость (за царский подарок — царская благодарность). Какую — он объявил: прямое подчинение Кабинету.
Императорский Кабинет — учреждение, профиль которого был размыт при самом его рождении. В ведение личной канцелярии монарха могло попасть всё, за чем монарх считал необходимым вести наблюдение. Своим существованием он нарушал принцип отраслевой специализации, который настойчиво проводил Петр I, выстраивая систему госорганов. Подчиняться Кабинету — подчиняться, по сути, напрямую монарху, в данном случае императрице. И эта милость, как мы помним, указом от 24 июля 1744 года была Акинфию дарована.
Поднося серебро, Акинфий чувствовал себя вполне уверенно. Оправдываться ему было не в чем. Серебро выявил и некоторое его количество он добыл совершенно легально — на основании упоминавшегося указа 1727 года. Он и в дальнейшем надеялся его добывать, пускай и под надзором императрицы. Елизавета Петровна, судя по ясно выраженной в указе ее реакции, ни о какой конфискации его предприятий тоже не помышляла. Это, однако, не отменяло необходимости выстраивать новые отношения с заводчиком — хотя бы потому, что рядом с его заводом в ближайшем будущем могло появиться и государственное предприятие. В общем, на Алтай нужно было посылать своего человека. Тем более что об этом попросил и сам Демидов.
Задание разобраться с алтайским серебром получил бригадир Андрей Венедиктович Беэр, управлявший в то время Тульской оружейной конторой. Акинфий хорошо его знал, у них сложились доброжелательные отношения. (Не заводчик ли подсказал кандидатуру для назначения?) Данная Беэру 17 мая 1744 года инструкция гласила: взяв знающего пробирное дело поручика Улиха, отправляться на алтайские Демидова заводы; там, отобрав руду из разных мест, заставить при себе выплавить из них медь, свинец и серебро. Всё взвесить, подсчитать содержание, составить смету расходов. Расчеты, смету, выплавленное серебро и по десять пудов руды каждого сорта отправить с офицером в Петербург. Оставаясь на заводе, определить, «есть ли оной руды такой квантитет (количество. — И. Ю.), для чего б завод мочно завесть». Сделав заводам и рудникам описание и планы, ехать в Москву, где явиться к императрице[639].
