Разберемся с географией. По словам Демидова, печи строились на специализированных медеплавильных заводах, на «старом» железном заводе и «на руде». Железный завод — несомненно, Невьянский. Медеплавильные… Е.А. Курлаев высказывает предположение, что подразумевается предприятие в Кунгурском уезде. Печки «на руде», по его мнению, — на речках Вые или Ревде. Вывод: «25 медеплавильных печей были построены Демидовыми еще до появления Выйского завода». Полагаем, однако, что в список адресов можно по формальным признакам включить и Выйский завод, — ничто не мешало предположить, что именно он (вариант: также и он) подразумевался в том месте письма, где Никита говорил о заводах «для медеплавильного дела».

Итак, по утверждению промышленника, к моменту написания письма медеплавильных печей им было построено уже множество. Игнорировать это заявление невозможно, да и ничего противоречащего здравому смыслу в нем нет. Поставить близ рудника небольшую опытную печь проще, чем везти руду на ближайший завод. Такие же временные, а в отдельных случаях, может быть, даже полупромышленные печи могли строиться и в ходе подготовки к пуску Выйского завода. Сколько их было поставлено к 1715 году[234] — трудно сказать. Меди для изготовления стола требовалось немного, получить ее и с небольших печей было, наверное, нетрудно. Но в лучшем случае это было опытно-промышленное производство.

И вот, наконец, Демидов берется за строительство полноценного медеплавильного завода (о том, что его к этому подтолкнуло, — чуть ниже). И немедленно сталкивается на Вые с проблемой разделения меди и железа, которая на Кунгуре с такой остротой не возникала. Тем не менее завод строит именно здесь. Была ли медь главной его целью? Не можем исключить, что Демидов по-прежнему искусственно притормаживал развитие у себя медеплавильного производства, отдавая душу и капитал более выгодному производству железа. Именно в этом видел причину его медеплавильных неудач авторитетный горный специалист И.Ф. Блиер, на глазах которого строился Выйский завод. Толчок к его строительству, по мнению Блиера, дала Берг-привилегия, в которой Демидов углядел, с одной стороны, «многие пресечении» его намерениям, с другой — «хотящим же вновь заводы строить волности». Дополнительно подтолкнул приезд на Урал группы Татищева — Блиера — специалистов, которые были сюда «нарочно для размножения оных отправлены». Блиер утверждал, что «убоясь он (Демидов. — И. Ю.), чтоб у него на Тагиле места не отняли под строение государевых заводов, без указу начал наискоряя на речке Вые строить железной завод»[235]. Железный!

В версии Блиера (свидетеля пристрастного, но подоплеку дела знавшего или, во всяком случае, чувствовавшего) логика действий Демидова реконструируется примерно такой. Он хотел строить железный завод, но опасался, что Берг-коллегия, зная, что поблизости есть медная руда, строить его ему не позволит. На перспективу выплавки меди смотрел скептически: считал, что «оная медная руда для многаго в ней железа неприбыточна». Полагал, что и Берг-коллегия в конце концов в этом убедится, а «уведав», сама решит построить «государевы железные заводы, а особливо для литья пушек»[236]. Поэтому спешил: бил челом в Берг-коллегии об отдаче ему руды «в Верхотурском уезде у Магнитной горы за речкою Выею». Просимое разрешение (на разработку руды и строительство медеплавильного завода) получил, а с ним и адресованный в обербергамт указ об отводе земли. Казалось, своего добился. Так и было, за исключением того, что указ предписывал, «чтоб ему при том медном заводе железа отнюдь не делать, и вновь железных заводов не строить». Демидов в бергамте указа не объявил, не потребовал отмежевания земли, не попросил другой помощи — он спешил «оныя железныя заводы построить». Свидетельство того, что Демидов, строя завод якобы медный, не имел ясного представления, как выплавляется этот металл, Блиер усмотрел и в том факте, что заводчик прислал человека на Уктусский завод к Патрушеву учиться, «как печи строят и мед[ь] плавят»[237]. Свое доношение Блиер заканчивает следующим выразительным пассажем: «Тако ж в прибытие вашего превосходительства (Геннина, которому адресовано доношение. — И. Ю.) сам Демидов сказывал и писменно об[ъ]явил, что… меди он, Демидов, делать не умеет и не хочет. Тако ж и при осмотре его медных заводов мог ваше превосходителство видеть, что оной строен железной под видом медного, ибо домнами, в которых он ныне в противность указу железо плавит, меди нигде такими домнами не плавят»[238].

Если все так и было (а Блиер, разбираясь в подоплеках, в технических вопросах тем более разбирался), то имеем замечательный пример того, к каким приемам прибегал комиссар Демидов, добиваясь прочно связанных с его именем поражающих воображение побед на ниве промышленного предпринимательства. Следует очень подумать, всегда ли он носил кафтан государственника, в котором запомнился потомкам.

Конечно, противопоставление «государственник/радетель собственной выгоды» неправомерно сводить к оппозициям белый/черный, хороший/плохой. У Татищева (вот уж государственник так государственник!) была своя правота, была она и у Демидова, который, сотрудничая с государством, во главу угла ставил предпринимательский интерес. Единственное, что мы из нашего далека можем сегодня сделать, — определить приоритеты и цели каждого, выяснить, какими средствами они двигались к их достижению. Но это — после того, как надежно установим факты. Так что объяснение неудач с выплавкой меди тем, что Никита первое время не хотел ее плавить, не снимает вопроса: все же умел он это делать или не умел? Однозначного ответа на него пока не имеем.

Выскажем свое мнение. Руда руде рознь. На Кунгуре, полагаем, он бы задачу решил успешно. Еще раз напомним о Федоре Молодом, который медь из нее выплавлял. Вспомним и о столе, сделанном, может быть, из первой меди кунгурских руд. На Вые руда была другой, он с ней не справлялся, но долгое время, возможно, не сильно об этом печалился. Присоединяемся к мнению Блиера: Выйский завод только писался медным, строился же он для другого. Как и на Кунгуре, на Вые Демидов заботился прежде всего о том, чтобы занять перспективное место. Только конкурентом ему в данном случае выступал не частный заводчик, а казна. Чтобы обойти ее, понадобилось больше усилий — потребовалось создать симулякр. Подчеркивая трудности освоения плавки меди, демонстрируя усилия по их преодолению, Демидов тайно молился старому богу — черной металлургии, которой он занимался всю жизнь, которая казалась ему более надежной сферой вложения капитала, чем металлургия цветная. Что плавить выйскую руду не умел, было бедой поправимой. Захотел бы — и готовых мастеров нашел, и своих подготовил. Окунуться с головой в медеплавильное производство он долгое время опасался, имея на это несколько причин. Он не хотел потерять свое лидерство в качестве железного короля Урала. Занявшись медью, он рисковал упустить площадки для доменных и передельных заводов, которые строить умел отлично. Риск этого возрос после введения Берг-привилегии, объявившей политику горной свободы. Никиту смущали и изобретавшиеся государством схемы сотрудничества с частным бизнесом. Он не хотел служить наемным работником на казенном заводе, не желал участвовать в проектах на смешанном капитале. Он уходил от таких предложений, не исключая, что в будущем устроит собственный медеплавильный завод.

Эти надежды сбылись уже после смерти Никиты. И вклад комиссара в их реализацию, если судить объективно, не так уж мал. Демидовское строительство на Вые упростило закрепление за Демидовыми ближайшего района, тем самым — получение разрешения на строительство ставшего со временем одним из лучших у Демидовых Нижнетагильского завода. Выйский же завод, едва ли принесший Демидову большие прибыли, заложил кадровую и технологическую основу, благодаря которой его сыну удалось создать новый горно-металлургический район — Алтайский, в котором из местных полиметаллических руд была получена не только великолепная медь, но позже серебро и золото. Может быть, выйская медь выплавлялась в построенных домнах совсем для другой цели, поначалу как бы «понарошку». Но эти опыты имели долгое эхо.