— Мне хотелось помочь вам, а сказать правду боялась. Думала, что вы догадаетесь, что неспроста я это сделала.

— А мы, олухи, не догадались. Ты нам знак дала.

— Мне стал противен этот розыгрыш. И в то же время я не думала, что Стысь так мерзко обманывает меня. Я… я… — У неё по щекам снова потекли слёзы.

— Как бы нам околпачить их, — проговорил Афанасий, посмотрев на Зашитого, что-то объяснявшего своим подельникам, собрав их в кружок.

— Они очень хитрые и злобные.

— Ну не хитрее нас.

— Хитрее. И как я сразу не распознала их… Я уж хотела уехать отсюда, укладывала вещи, а здесь… Весь мир перевернулся…

— Останешься с нами. Мы тебя в обиду не дадим.

Ольга совсем не была похожа на ту незнакомку, которую они встретили на лесной дороге. Тогда там была уверенная в себе, цветущая, спокойная женщина, с юмором, с блестящими глазами. Последние часы или дни вымотали её. Была она бледной, осунувшейся и блеск глаз исчез. Она дрожала при каждом шорохе или возгласе.

— Мы сначала думали, что ты нас разыгрываешь, как тогда в лесу, — сказал Сергей, глядя на неё виноватыми глазами.

— Нет, не разыгрываю. Петра они принудили всё рассказать. Он признался. Над ним издевались, и он всё рассказал. А потом Пол стал расспрашивать меня. Я рассказала всё начистоту. Он ударил меня… Я… ненавижу их всех. Ненавижу. Господи, какая я была дура!..

— Полноте, — потрепал её по плечу Афанасий. — Плохое осталось позади.

— Пообщались? — спросил подошедший Обух. — А теперь встаньте! — Он по очереди обшарил всех троих, похлопывая по одежде, проверяя, нет ли оружия. — Пусто, — сообщил он подошедшему Зашитому.

Судя по физиономии обладателя камилавки, он был доволен, что эпопея с беглецами успешно разрешилась. Каждый мускул худощавого подобранного, как у гончей собаки, тела играл радостью. Кепка по обыкновению не была опущена на брови, а была сдвинута на затылок. От этого вид у него был бесшабашный и удалой. Он с издёвкой произнёс:

— С прибытием, господа! — Жёсткие губы дрогнули, готовые расползтись в злой усмешке, но он тотчас их подобрал. — Попались, сучьи дети, — Зашитый ухмыльнулся, глядя на всех поочерёдно. — Хотели брызнуть копытами… Моя бы воля, остались бы вы здесь в этих горах доживать последние дни.

— Придержал бы язык, — ответил ему Николай. — Ваша ещё не взяла, а ты уже измываешься.

— Обед не сварил, а уже приготовил ложку, — рассмеялся Афанасий.

— А ты заткнись, пятнистый, тебя не спрашивают, — грубо оборвал Афанасия Зашитый. — Если бы эта дамочка вам не помогла, — он указал на Ольгу, — давно бы развязали языки, а то, видишь ли, тройка смелых и отважных, совершила героический поступок — бежала из мест заключения. — Он громко расхохотался.

— Выбирай выражения, когда говоришь о женщине, — с негодованием произнёс Воронин.

— А тебя не спрашивают, лектор нашёлся. Будешь базарить, хвост приклюкаю…

Сколько времени он продолжал бы словесно упражняться, неизвестно, если бы вдалеке не послышался шум вертолёта. Все задрали головы, глядя, как со стороны особняка, в небе появился небольшой, бело-красный, видимо, очень маневренный вертолёт. Афанасий опытным глазом человека, имевшего дело с подобными машинами, окинул геликоптер.

Вертолёт приземлился на поляну. Высокая трава заколыхалась под напором воздушных волн, бегущих от винта. Открылась широкая, в верху прозрачная дверца, и на землю неуклюже спрыгнул Стысь в помятом на спине пиджаке. Широкое краснощёкое лицо готово было расползтись от благодушия, но серые глаза с отблеском холодного металла, говорили, что это обманчивое впечатление. Первым делом он обратил внимание на Ольгу, державшуюся рядом с Ворониным, и двинулся к ней. Но потом раздумал, остановился, вытащил из кармана большой платок и вытер лицо.

— Продолжим разговор? — осведомился он. — С кем я должен вести беседу? — произнёс Стысь подчеркнуто учтиво и обвёл глазами бывших узников.

Николай, делая шаг вперед, сказал:

— Мы бы хотели говорить с главным виновником происходящих событий, который мог бы дать нам гарантии, что ни с нами, ни с Ольгой, ничего не случиться, когда мы отдадим пергамент.

— Главный виновник это я, — самодовольно ответил Стысь. — Но в то же время я выступаю как доверенное лицо собственника этих мест со всеми вытекающими отсюда правами и полномочиями. Можете мне доверять. Как я полагаю, вы Воронин — владелец похищенного вами пергамента? — обратился он к Николаю.

— И я в том числе. Но не похищенного, — Николай сделал ударение на этом слове, — а доставшегося волею случая и по праву принадлежащий нам. Он приобретён не обманным путем, не похищен, не достался посредством жульничества или выкручивания рук, он, как клад, попавший в руки кладоискателю. Вы ж не станете отрицать, что клад принадлежит тому, кто его нашёл…

— Это в том случае, если его владелец пропал и у него нет наследников, — отпарировал Стысь.

— Хорошо, не будем на эту тему разводить дебаты. Я повторяю, мы хотели поговорить с человеком, который мог бы дать нам необходимые гарантии. Вы можете нам дать такие или это привилегия «собственника сих мест», — не удержался от иронии Воронин.

— Даю вам слово джентльмена. На меня вы можете положиться.

— Одного слова будет маловато. Судя по нашему знакомству, ожидать от вас честности и порядочности было бы наивно.

— Это всё, что я могу пообещать вам — отпустить вас, когда пергамент будет у меня.

— Другого мы и не ожидали. Придётся верить. Слушайте наши предложения по передаче пергамента. Отвезёте нас в указанное место. Свою свору, — Николай кивнул в сторону Зашитого и его команды, — оставите, а с вами мы пойдём за пергаментом. С нами пойдёт и Ольга.

— Только и всего? — Стысь с лёгкостью согласился с предложением Воронина.

— Только и всего.

Однако через минуту напускное добродушие исчезло с лица Стыся. Казалось, он раздумывал, наморщив лоб.

— Мы не можем пойти на ваши условия, — сказал он.

Сердце Николая упало. «Начинает выкручивать руки, старый пень», — подумал он о Стысе.

— Это почему же? — спросил Николай, сохраняя самообладание.

— Вы удерёте. С вами пойду не я, а двое моих людей, — указал он на Зашитого и Обуха.

— Согласны. Только они будут без оружия.

После недолгих препирательств со стороны Стыся и Зашитого, сделка состоялась. Стысь якобы шёл на уступки, всем видом показывая, что делает это скрепя сердце, но и в этих условиях остаётся джентльменом, как он выразился.

Но прежде чем отправиться в путь на условиях, выдвинутых Ворониным и подкорректированных самим собой, Стысь обратился к Ольге, словно только что увидел её, и сделал два шага навстречу:

— А ты, Ольга, что здесь сидишь? Садись в вертолёт!

— Э-э, господин хороший! — воскликнул Николай. — Мы так не договаривались.

Ольга поднялась с плахи:

— Как это садись? — изумилась она. Она ещё не отошла от минувших событий и никак не могла придти в себя, и слова Стыся произвели на неё шокирующее действие. — После всего, что вы позволили себе, вы меня приглашаете в вертолёт, чтобы я отправилась обратно в «Камни»?

— Это был розыгрыш, Оля, — фамильярно начал Стысь. — Всего-навсего розыгрыш. Как и в прошлый раз.

Стысь думал, что своими словами, он заставит беглецов переменить своё мнение об Ольге, поверить в то, что и она виновата.

— Неужели ты думаешь, что мы позволили бы себе…

— И это ты говоришь, Алекс, после всего, что произошло. И я должна тебе верить?..

— Мы ж сказали тебе ясным языком, — выступил вперёд доселе молчавший Афанасий, — что Ольга пойдёт с нами.

— Это одно из условий нашего соглашения, — добавил Николай.

— С такими розыгрышами можно и на тот свет отправиться, — усмехнулся Сергей.

— А вас не спрашивают, — разозлился Стысь. Лицо его побагровело. — Мы с вами договорились, и ваше дело сторона. Я Ольгу знаю больше, чем вы. Пойми, Ольга, — он опять обратился к ней. — Просто шутка. Ты извини, что мы не предупредили. Для большей правдоподобности… Ничего более шутки. Несколько болезненной, но шутки.