Стысь отделился от стены и пошёл навстречу «деду». Тот издалека увидел нескладную тушу Стыся, красное потное лицо и поднял для приветствия трость. В другой руке у него был пластмассовый с металлической окантовкой кейс и светлый плащ, полы которого касались земли. Стысь, встретив его, хотел взять чемоданчик, но «дед» отступил в сторону и широко раскрыл руки, и так с тростью и с кейсом, обнял Алекса.
— Давно тебя не видел, — сказал он, передавая кейс Стысю и внимательно всматриваясь в его краснощёкое лицо. — Ты всё такой же толстый, упитанный, и суровый русский климат тебя не ошкурил, — рассмеялся он, показывая ровные вставные зубы.
— А что мне делается, — ответил Стысь, поддерживая шутливый тон разговора. — Какая комплекция по наследству досталась, с такой проживёшь и в могилу уйдёшь.
— Отец-то у тебя стройнее, намного стройнее был. Я помню, мы с ним наперегонки бегали. Но он никогда не приходил первым, всегда я его обставлял, — говорил Стефан, идя к машине и оглядывая внимательно здание аэровокзала, площадь перед ним, забитую транспортом, снующих людей.
— Были времена, — задумчиво протянул Стысь. — Я тоже когда-то бегал. А теперь бегаю разве только что от долгов.
— И много должен? — осведомился Стефан, кинув быстрый взгляд на приятеля внука.
— Пока кредиторы не замучили…
Шофёр, засунув детектив под сиденье, шире распахнул дверь роскошного «Линкольна» и «дед» опустился на мягкое сиденье. Рядом, отдуваясь, пристроил грузное тело Стысь.
Водитель сначала не мог выехать на свободное место дороги, так густо облепили площадку автомашины, но потом, когда, отругав кого-то отборным матом, всё-таки выехал, Стефан, улыбаясь, сказал:
— Только теперь я почувствовал, что очутился в матушке России.
— Великий язык, — подтвердил Стысь. — Я всю жизнь, можно сказать, его изучаю, а не достиг вершин обширного разнообразия. Я сам люблю учиться у русских выражаться, но не преуспел в этом… Богатый язык.
— А я смотрю, Пауль и здесь не оставил свою страсть к дорогим машинам? — спросил Стефан, имея в виду «Линкольн», на котором ехали.
— Кто увлечён страстью с детства, тот вряд ли бросит её на середине пути, — важно произнёс Стысь.
— Ты прав, — проговорил Стефан, задумавшись. — А я привёз ему весточку от его ребятишек. — Вот посмотри, — он достал из кармана пиджака портмоне и вынул две цветные фотографии мальчиков девяти-десяти лет и протянул Стысю. — Свежее фото, только вчера сфотографировались…
— Подросли ребятишки, — сказал Стысь и спросил: — Как Кэролайн, Каролина, — тут же поправился он, зная, что терпеть не мог старший Заг, когда переиначивали имена на английский манер.
— Каролина? Лечится от запоя в частном пансионе.
— Идёт на пользу? — осведомился Стысь и некстати подумал про себя, что такая участь может быть уготована и ему.
— Пока лечится, всё нормально, а как выйдет, всё начинается сначала. Безнадёжно, мне думается, с ней.
— Алкаш, всегда алкаш, — ввернул ёмкое русское слово Стысь.
— Что ты сказал — не пойму? — повернулся к нему Стефан.
— Это новое русское слово, неологизм, обозначающий алкоголика.
— А Пауль? Нашёл себе здесь пассию? Ему надо заводить новую семью.
— Пауль не промах, — рассмеялся Стысь. — Наверное, весь в деда. — Он лукаво заглянул Стефану в глаза.
Тот улыбнулся:
— Я был верен Марте. А по молодости с кем не случалось грехов.
— Это вы любовь называете грехом?
Стефан не ответил, а спросил:
— Кто она?
— Что я буду раньше Пола говорить. Сами увидите и узнаете. Думаю, что у них серьёзно. Девушка она с характером положительным, очень миленькая, нет, не миленькая, а красивая.
— Ну, а как бизнес? — спросил Стыся старший Заг. — Хочу узнать из первых рук.
— Дела в фирме идут хорошо. Как говорит Пол, о’кей! Сами всё узнаете, как поживёте здесь. Фирма процветает, налажены контакты с западными партнёрами, гоним за границу не только лес и полуфабрикаты, но освоили выпуск такой мебели, что итальянцы и испанцы нам в подмётки не годятся…
Стефан согласно кивал, глядя на проносящиеся за окном подмосковные пейзажи.
— Не утомил перелёт? — спросил Стысь, обращая внимание на чисто выбритые щёки «деда».
Несмотря на свои восемьдесят с лишним лет, Стефан имел отличное здоровье, был вынослив, следил за фигурой, не позволял себе расслабляться и старался вести активный образ жизни. Спросил Стысь из вежливости: глядя на старшего Зага, можно было и не спрашивать, как он долетел. Полёт никак не отразился на его самочувствии.
— Нет, не утомил, — ответил «дед». — Да что такое пробыть в воздухе несколько часов, — и спросил: — Далеко ещё до Москвы?
— Считайте, что это уже Москва, только окраина.
— Провези меня через центр, — попросил «дед». — Хочу посмотреть первопрестольную.
— В первый раз, конечно, интересно, — сказал Стысь. — Хотя… экзотика, свой шарм, он не надоедает. Меня всегда привлекали Кремль, Красная площадь. Трепет охватывает каждый раз, когда смотрю на них. Есть в их облике нечто…
— Вот и я хочу посмотреть, — ответил Стефан и задумался.
Тогда после тюрьмы их отправили в Ярославль, оттуда через Москву на восток. Приближаясь к Москве, заключённые хотели высунуться из вагонов посмотреть на столицу. Но даже кому это удалось, Москвы не увидели: увидели лишь трубы заводов, кирпичные здания разных архитектурных форм, окутанных предутренним флёром, гулкие мосты, под которыми приходилось проезжать, да блестящие рельсы, извилистыми змейками скользившими по коричневой земле, вернее, не земле, а смеси песка и щебня, на которой росли в изобилии полынь да пижма.
— Какое время надеетесь пробыть у нас? — спросил Стысь, видя, что «дед» замолчал, уйдя в себя.
Ему надо было знать о намерениях старшего Зага, чтобы определить план дальнейших действий. Несомненно, Пол поручит Стысю продолжить так называемую операцию, которая бесславно закончилась в самом начале. У него есть страстное желание её завершить и много денег, которых он не пожалеет, раз идея фикс овладела им. Он доведёт задуманное до конца. А судя по его рассказам «дед» не особенно хочет поддержать затею внука и, как Пол думает, будет всячески препятствовать их действиям, а потому возможно Стысю поручат обезвредить Стефана мягким способом.
— Видно будет, — ответил Стефан на вопрос Стыся. — Пока не тороплюсь. Осмотрю Москву, а там поеду в Заозерье, надо навестить кое-кого.
— Ахметку что ли?
— А ты откуда знаешь про него?
— Пол мне рассказывал. Мы ж искали его.
— Искали? — удивлённо вскинул брови старший Заг. — Я ж просил Пауля ничего не предпринимать до меня.
— Хотели сделать вам сюрприз…
— Искали, значит. — Лицо Стефана стало пасмурным. — И что же — нашли?
— Нашли.
— Значит, жив Ахметка. — Глаза Стефана заискрились.
— Был жив, — вырвалось у Стыся.
Сказав это, спохватился. Пол просил не рассказывать сразу о смерти Ахметки, подготовить сначала старика к восприятию столь трагического события, а он? У русских есть глагол «ляпнуть», который как нельзя лучше отражает то, что совершил Стысь.
— Почему был? — спросил «дед», резко повернувшись к Стысю.
Стысь молчал, обдумывая, что ответить Стефану.
— Так почему ты сказал в прошедшем времени? — переспросил «дед». В его голосе прозвучали недовольные нотки.
— Сказали наши люди, что нашли, это я хотел только сказать, — стал выкручиваться Стысь.
— Ты его видел?
— Откуда. Мы узнали, что он живёт на прежнем месте, на хуторе и больше никаких действий не предпринимали.
— Наверное, он меня не узнает при встрече. Столько годов пролетело. — Стефан пощипал усы.
— Может и не узнать, — подтвердил Стысь. — Теперь вы солидный бизнесмен, почтенный человек, и в годах. Думаю, что и вы сразу не узнаете. Время неузнаваемо меняет людей как внешне, так и внутренне, — с уверенностью в своей правоте сказал Стысь.
— Наверно, не узнает, — согласился Стефан.
— Точно не узнает, — вырвалось у Стыся. Ему стало невмочь хранить тайну. Пол тоже. Переложил свои заботы на Алекса, а сам и в ус не дует. Стысь почувствовал, как ручеек пота побежал между лопатками.