— Да, видимо, вы правы, — согласился Паларе, наблюдая, как от яхты-галеона отваливает надувная моторка — «зодиак» с Либби, крошкой Элен и четверыми коммандос. А через минуту, Либби, заметив, что он смотрит на них, задорно помахала рукой, видимо в том смысле, что все отлично. И Рене-Гюи Паларе понял: от сценария уже никуда не уйти.

Над руинами Порт-Роал висело плотное облако пыли. Восточный ветер, в основном, утаскивал пыль на запад, в море, но облако, все-таки расползалось по всему берегу, накрывая своим северным краем Стадион Крикета и временный административный квартал — первый небольшой комплекс сооружений нового Порт-Роал (уже в шутку названный «Крикет-таун»). А руины старого города исчезали под ковшами 70-тонных бульдозеров «Caterpillar» — из-за чего, собственно и поднималось столько пыли.

Крикет-таун за несколько дней стал маленьким, но вполне функциональным городком, имеющим спальный район (картонные сборные домики для гаитянских строителей-контрактников), административный центр (где уже расположилась временная мэрия, полицейский участок и маленький фермерский маркет) и деловой центр (состоящий в настоящее время только из офиса управления строительством). На маркете спонтанно появился бар и танцплощадка (такова карибская традиция). Бар в таком бойком месте — прежде всего точка общественной коммуникации, и любой толковый журналист знает: именно в такой точке можно быстрее всего узнать, чем живет город.

Несси Бушрут, репортер канадского телеканала «E!» прилетев утром на Агренду, сразу отправилась в бар на маркете. Местная публика узнала ее в первую же минуту: Несси совсем недавно уже была на Агренде — в группе наблюдателей на выборах президента.

Обычный обмен короткими репликами, шутками, и намеками на флирт (опять же такова карибская традиция). И только потом (когда перед гостьей уже появился высокий стакан с местной разновидностью коктейля «мохито») — вопрос, всегда задаваемый репортеру:

— Несси, про что ты в этот раз будешь снимать TV?

— Про новые агрендские танцы, — ответила она, — в интернет появилась куча любительских клипов на тему «афро-меренге». Говорят, это может стать хитом уличного танца.

— А! — произнес бармен, наливая ей чашечку кофе в дополнение к коктейлю, — на планете живут смешные люди! Они только сейчас разглядели, что у нас на Агренде лучше всех танцуют меренге. Для этого, что ли, понадобилась война? Без нее рекламы не было а?

— Про войну не знаю, — сказала Несси, — а с рекламой странно как-то. Может, кто-нибудь объяснит мне: что за проблема с названием «Агренда»?

— А что за проблема? — удивился бармен.

— Не знаю, амиго, в чем проблема, но меня несколько раз просили, чтобы в репортаже поменьше звучало это название. Мне даже предлагали вообще не называть Агренду — Агрендой, а говорить «Гористый остров чуть севернее Венесуэлы».

— А почему? — удивленно спросил кто-то из сидящих за стойкой.

— Это я у вас хотела спросить: почему? Еще неделю назад этого не было.

— Несси, а что ты на это ответила?

— Ну, я ответила, что это привлечет внимание и вызовет вопросы. Со мной согласились, однако, попросили все-таки пореже упоминать слово «Агренда» и не вдаваться в.

— Не вдаваться в? Это как?

— Ну, это значит, не слишком детализировать, что такое Агренда.

Бармен недоуменно повертел головой и помассировал монументальный затылок.

— Что-то я не пойму. Наш остров не хуже других. Про него даже в энциклопедии есть.

— Я сама не понимаю, — канадка махнула рукой, — это как-то связано с неформальными рекомендациями Канадской комиссии по радио- и телевизионному вещанию.

— Политкорректность! — прогудел знакомый бас у нее над ухом, а потом здоровенная черная ручища легла ей на плечо.

— Эй! — возмутилась канадка, — Что за на фиг…

— Это не на фиг, это бейлиф Гдегу! Он всегда так делает, — весело поправила молодая креолка, упакованная в новенькую офицерскую униформу, шлепаясь за стойку.

— Вау! Каури Селлэ! — воскликнула Несси, — Классно! Эй, Гдегу, прекрати меня лапать!

— Я уже не лапаю, — ответил конголезец, тоже усаживаясь за стойку, — я просто привлек внимание, чтобы объяснить тебе про Агренду и политкорректность.

— Ну, и…? — спросила она.

— И вот! — объявил Гдегу, хватая со стойки кружку темного пива, оперативно налитую барменом, — «Агренда», это слово, нарушающее политкорректность. Как слово «негр». Понимаешь, здесь ты меня можешь назвать негром. Никто не удивится. Я и есть негр, понимаешь? Ты — белая, я — негр, а тот парень за столиком, он желтый. И что?

— Я не желтый, а светло-коричневый, — возразил некий мужчина в белых шортах и белой рубашке с орнаментом, — Ты, бейлиф, прочти про индейцев Амазонки и Ориноко. Везде черным по белому написано: цвет кожи — от коричневого до светло-коричневого.

— Извини, Марко, но «светло-коричневый» это слишком длинно. И вообще, иди сюда! Я познакомлю тебя с канадским TV… Несси, это Марко Бастос, компаньон Тито Витоло.

— Тито Витоло, — пояснила Каури, — это босс фирмы, взявшей подряд на строительство нового Порт-Роал.

— Тито это сила! — авторитетно добавил бармен, — Он был активистом доминиканского профсоюза, а там это серьезное дело. Там вопросы решаются жестко. Поэтому, у Тито шрам через всю правую бровь и нос всмятку, не говоря уже о всяких мелочах. Короче, Тито настоящий боец!

— А главное, — добавил подошедший Марко Бастос, — у Тито светлая голова. Я бы с такой головой не занимался бы самим строительством, а создал бы архитектурный центр типа университета. Строить кварталы может просто хороший инженер. А у Тито — талант!

— У Тито светлая голова, но по колеру он негр, как и я, — уточнил Гдегу, — это я говорю в смысле, что мы начали про политкорректность.

Несси Бушрут сделала глоток мохито и энергично кивнула.

— Да. Ты начал с того, что слово «Агренда» неполиткорректное, как слово «негр».

— Вот-вот! — конголезец постучал тяжелым кулаком по стойке бара, — угадай-ка, Несси, почему слово «негр» стало неполиткорректным?

— Тут нечего гадать, — ответила она, — в период рабовладения, и позже, в период расовой дискриминации, слово «негр» стало четко ассоциироваться с унижением человеческого достоинства, поэтому, сейчас считается более корректным говорить «афроамериканец».

— А в Европе? — спросил кто-то.

— Афроевропеец, — не задумываясь, ответила она.

— А в Африке?

— Афро… — начала было она, и поняв, что «афроафриканец» звучит явно неадекватно. махнула рукой, — не знаю. Наверное, в Африке можно называть по этносу. Вот, Гдегу — конголезец, банту, а кто-нибудь другой — гереро, или свази, или химба, или масаи.

— Выкрутилась, — весело сказала Каури Селлэ.

— Да, я такая хитрая. А теперь объясните, при чем тут слово «Агренда»?

— Тут нечего гадать, — сказал Гдегу, по-дружески пародируя недавний ответ — В период международной миссии «Моральный аргумент», и позже, в период террористической вспышки, слово «Агренда» стало четко ассоциироваться с унижением какого-то там достоинства зажравшейся верхушки «Первого мира». Их здесь поимели, понимаешь?

— Это как сказать, — возразил бармен, — их ооновская орда все-таки захватила Агренду.

— Ну, и где эта орда теперь? — парировал бейлиф.

— Верно, — согласился бармен, — Они захватили, пожгли, но ни хрена тут не получили.

— Ха! — воскликнул кто-то, — их орда уже месяц занята важным делом: убирает нефть и дохлую рыбу с пляжей Восточного побережья, от Флориды до Каролины.

— …И отмазывается перед своей публикой за жуткие потери, — добавил кто-то другой.

— …И отстирывает штаны после ракетной атаки на Лондон, — продолжил третий.

— …И ищет деньги, чтобы восстановить аэропорт на Мальте.

— …И супердорогие отели острова Сен-Барт.

— …И нефтепромыслы в Арафурском и Андаманском морях.

— …И прощается с рудниками в гвинейском Казамансе.