Подлетает Белый, снимая маску сатира. Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а (вместо детского выражения на ее лице лукаво-мудрое) Чей это взор эмалевый, как пламя Из печи изразцовой пышет жаром? Ах, это вы! Я думала, паяц Иль танцовщик, подвижный и печальный. Б е л ы й Прекрасной даме мой привет горячий! Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а (как бы касаясь пылающих щек) Нет, мне и так уж явно жарко, сударь. Умерить пыл прошу, слегка остыть, Чтоб можно было говорить прилюдно. Б е л ы й Умерить пыл! Свет загасить нездешний? Когда слова мои вам недоступны, Умолкну я, но только мысль и чувство, Оставшись втуне, вопиют в тоске, И в танце я кружусь, в безмолвной песне, Как козлоногий в таинстве у древних. Белый надевает маску и пляшет, а с ним и Любовь Дмитриевна. Х о р м а с о к (сопровождая Блока) Поэт женился на Прекрасной Даме, Воспетой им, как Данте, В стихах, таинственных, как сон, Любви весенней в рощах звон. Д и о н и с Как счастлив он, должно бы! С и в и л л а О да! О да! Еще бы! Но только песней соловей Исходит все звончей, И ничего ему не надо, Чему жена не очень рада. Х о р м а с о к Да, грустно ей до слез, А все цветет благоуханней роз - С тоской в крови до звона, Пречистая мадонна. Блок отходит в сторону с каменным лицом; Хор масок устремляется за Белым с ее спутницей. Х о р м а с о к Смотрите! Друг-поэт колени преклонил Пред женщиной неоцененной, В живую жизнь влюбленной, И тоже несказанно полюбил. Он, мистик и мыслитель, Шлет письма - не взыщите, - Как гений, что сошел с ума, Весь погружен в мистический туман. (Пляшет.) Как разобраться в этой амальгаме Видений и страстей Прекрасной Даме, Как Беатриче, не сошедшей в мир иной, Со скромной долей быть женой Поэта чистого при бурях века, С достоинством высоким человека? Любовь Дмитриевна, превесело смеясь, вырывается из круга масок и возвращается к Блоку.
Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а О, милый, что с тобой? Б л о к Маской смерти Покрылось вдруг лицо, не правда ли? Плясать я не умею в хороводе, Что водит сам Дионис в исступленьи, В безумие ввергая нимф и женщин. Вот зрелище! Изнанка красоты! Его не вынес и Орфей. О, Феб! Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а Ах, что привиделось тебе такое? Здесь вечеринка, легкая игра И вместо ваших философских бдений. М е й е р х о л ь д Театр не форма жизни, только символ. Ч у л к о в Анархия и мистика в единстве - Вот новая поэзия и правда! Д и о н и с Все свято в таинствах Эрота. Ищите все полета В едином действе трех, А, может быть, и четырех, С открытым пламенем во взоре Сойдитесь во соборе! Ч у л к о в Призыв хорош! Но вряд ли нов. Б е л ы й Что, эврика? Соборная любовь. Л ю б о в ь Д м и т р и е в н а Ах, что бы это значило? Театр? Мистерия любви? Или забава? Б л о к Да, подзаборная, никак иначе. Б е л ы й (про себя) Как весело и ясно улыбнулась С телодвиженьями вакханки милой Обычно тихая жена поэта И молчаливая - под стать ему. (Оживляясь, с лукавым видом) Призыв Диониса нашел в ней отклик, Как я заметил по ее вопросам И взрыву смеха до смущенья позже. (Исполняя танец журавля) Любовь к Пречистой Деве быть иной Не может быть. О, боги! О, Дионис! Сцена 2 Петербургская сторона. Просторная квартира полковника Кублицкого, отчима Блока, в Гренадерских казармах. Две комнаты с отдельной дверью из передней - кабинет и спальня. Блок за письменным столом, Любовь Дмитриевна во внутренней комнате с окнами на Большую Невку. |
