3-я м у з а И вот, помывшись весь, Одевшись во все чистое, спокоен И ясен духом он выходит вон, Как на прогулку налегке; однако, Он тут же возвращается назад, За шубой из медвежьей шкуры, зная О предзнаменовании дурном; И суеверных страхов нет в помине, И перстня с бирюзой, подарок друга, Не взял с собой, и худшие приметы Его скорее радуют как будто. 1-я м у з а Ужель он смерти ищет? 2-я м у з а Просто он Готов и к смерти, как и жизни, верен Себе во всем, таким он был всегда. Входит Наталья Николаевна. Н а т а л ь я Н и к о л а е в н а Мне показалось, видела я мужа На санях на Неве; все возвращались; Не собирался он, а уж, надумав, Высматривал б меня еще в пути, И мы б не разминулись; отвернувшись, Сидел он в шубе из медвежьей шкуры; Я близорука, тут же проступили От ветра, что ли, слезы на глазах. Я думала заехать к тетке в Зимний, Но вдруг заторопилась я домой. Зачем? Не нахожу теперь я места В смущенном беспокойстве, как невеста. (Уходит.) Х о р м у з В верхушках сосен ветер свищет. У Черной речки волк матерый рыщет. И заяц пробегает меж кустов. И лось, задумавшись, выходит из лесов... Чу! Выстрел! Где? У сосен за кустами. На снег упал поэт, устами Касаясь хлада, как спасенья. Погиб? Лежал он без движенья От раны роковой. Очнувшись: "Сделать выстрел мой Есть силы", - он сказал, дыша неровно. Стрелял он лежа, истекая кровью. Но глаз был верен и тверда рука. Противник пал, хоть ранен он слегка. От пуговицы пуля отскочила, А то бы в грудь и, верно бы, убила. "Убит?" - спросил поэт. -"Он ранен. Будет жить." "Приятно, думал, будет мне его убить, - Проговорил поэт, - А нет." Увы! Его ж смертельна рана. Еще ведь не конец, и плакать рано. В кабинет вносят Пушкина. Переодевшись во все чистое, он улегся здесь же на диване. Врачи, друзья. К ночи боли от раны становятся невыносимыми. Раздается ужасный крик. П у ш к и н (придя в себя) Что ж это было? Вопль нечеловеческий. Ужели я кричал? О, нет. Нельзя. Несчастную жену лишь напугаю. Да разве станет легче мне, как врач Советует: "Кричи!", помочь не в силах. Нет, этой малости я не поддамся. Но, боже мой, скорей. Кто плачет там? Музы проступают в отдаленьи. Х о р м у з Кто жалости из них достоин больше? Муж, умирающий на ложе, Или жена, в страданиях немых? Без слез и слов в конвульсиях тугих Вся извивается клубком, змеею, И ноги выше головы дугою, И сладу с нею нет, сильна, гибка, - Безумная вакханка такова, И в радости, и в горе беспощадна. Повинна или нет, она несчастна За всех за нас, сестер и муз, И нет священней мук и уз. Всех мук, что горьше ста смертей, Поэт снесет, как Прометей, Хотя он не титан могучий, А гений чистый и летучий, С бессмертными в сравненьи мотылек, - Героя, точно впрок, рождает рок. Ведь мало быть поэтом, Чтоб в мир явиться Мусагетом. П у ш к и н (с явным облегчением) Который час? А день второй. С детьми Я попрощался и с женою тоже. И с вами, да. (Обращаясь к книгам.) Прощайте же, друзья! Все кончено. (Приподнимаясь.) А нет, все выше. Выше! (Падает бездыханный.) Музы с плачем исчезают. ЭПИЛОГ Святогорский монастырь. Ясный весенний день. У могилы поэта три юные барышни с букетами из полевых цветов - то музы. Х о р м у з В местах, где в ссылке он провел два года, И мирная воспета им природа В сияньи дня, во звездной мгле, Изгнанник на родной земле И пленник, Сошел в кладбищенские сени. Пусть ныне торжествует рок. Тоску и грусть ты превозмог Души прекрасной песней, И жизни нет твоей чудесней! Мир праху твоему, поэт! Да не умолкнут в бурях грозных лет Поэзии высокой пламенные вздохи Классической эпохи. Все это, видите ль, слова, слова, слова. Поэтов участь не нова. Все светлое, поруганное, гибнет, И плесенью могилы липнет К нему хула и клевета, И глохнет в мире красота. А торжествует лишь уродство, Играя важно в благородство. Поэт! Покойся в тишине, - В неизмеримой вышине, Где Феб рассеивает тучи, Как солнце, светлый и могучий, Встает и образ милый твой, Овеян высшей красотой. |
