Н и к о л а й. Ну, ну. Ты умеешь напугать и вселить надежду. А среди подписавшихся, небось, и Серов?
Т р е п о в. И Серов, государь. Он ведь вышел из Академии художеств как действительный член, вместе с Поленовым, заявив против великого князя Владимира Александровича, что президент Академии и командующий войсками 9 января несовместимы в одном лице.
Н и к о л а й. Какой умник! И вообще нахал.
Т р е п о в. Барон Фредерикс говорит, что ваше величество и слышать не хочет о Витте, о том, чтобы именно его направить на переговоры о мире с Японией. Это дело крайне неприятное и трудное, однако же мир нам нужен, чтобы избежать худших бедствий. Никто не справится, если не Витте; но с кого же и спросить, если дело провалится?
Н и к о л а й. Думаю, вы с бароном приглашены к обеду. Идемте. О Витте не упоминать.
Т р е п о в. Но императрица, скрепя сердце, согласилась с доводами барона.
Н и к о л а й (с облегчением). С доводами барона, который, даже читая по бумажке, заговаривается? Бедный старик! Он бывает незаменим. (Задумывается.) Мы с ним много спорили. Я говорю о Витте. Он накаркал войну. Пусть-ка заговорит этих макак!
Т р е п о в (рассмеявшись и вытягиваясь). Простите, государь!
АКТ III
Сцена 1
Санкт-Петербург. Таврический дворец. "Историко-художественная выставка портретов". Публика из светских дам, офицеров, студентов, курсисток, чиновников и художников в постоянном движении на фоне портретов XVIII-XIX веков и начала XX века.
1-я д а м а
Мне кажется, мы были здесь.
2-я д а м а
Мы кружим
По веку восемнадцатому, будто
Отправились к праотцам, даже жутко.
1-я д а м а
Век девятнадцатый нам ближе будет,
Да нет уж сил, рябит в глазах от лиц,
Столь строгих, важных, умных и надменных,
С достоинством взирающих на нас,
Не снисходя до нашего вниманья.
1-й о ф и ц е р
Начнем мы с восемнадцатого века,
С времен Петра, преобразивших Русь,
И, вместо лика Спаса и святых,
И богородицы, икон в церквах
И дома по углам живые лица
Из тьмы веков на белый свет впервые,
Как в зеркале, явились на портретах.
2-й о ф и ц е р
Как некогда в эпоху Возрожденья,
Замкнув Средневековье в храмах.
1-й о ф и ц е р
Да!
Смотри! Две барышни премиленькие.
Ну, прямо просятся на холст... во вкусе
Левицкого?
2-й о ф и ц е р
Нет, Сомова скорее.
Но я "два века ссорить не хочу".
В них юность, свежесть хороша, не спорю.
С искусством жизнь прекрасней предстает.
1-й л и т е р а т о р
На пьедестале царского служенья
Екатерина всюду величава.
Но женщина, страстей своих не скроешь.
2-й л и т е р а т о р
Мала и ростом, и полна, но ум,
Лукавый, женский ум, как у Дашковой,
Обеих несомненно украшает
И сходит за величье у царицы.
1-й л и т е р а т о р
Петр Третий, ну, какой забавный, право.
Фигляр несчастный, прототип Петрушки,
Героя балаганных интермедий.
2-й л и т е р а т о р
Вот Павел Первый, рыцарь и капрал,
Полубезумный Гамлет русской сцены,
Со скипетром российским и в короне,
Судьбы своей избегнуть не посмел,
Чтоб славой осенить отцеубийцу.
Скажи, ужель по воле Провиденья?
1-й л и т е р а т о р
А если Рока, Рока над Россией,
Что вновь взывает к жертвоприношеньям,
И царь благословляет действо Смерти
Во имя знает ли чего, о Боже?
Х о р у ч е н и к о в
Границы разума и веры
С усмешкой и в сомнениях измерив,
Век восемнадцатый меж тем
Старел, в плену фривольных тем.
И, кажется, впервые на арену
Выходит юность, как на сцену,
Неся души высокий идеал,
Весь в пламени сияющий кристалл.
Но мир дряхлеющий, в руинах
Воздушных замков, как в садах старинных,
На рубеже веков
В борьбе страстей извечных и убогих
Не принял юности завет и зов
Взошедшей романтической эпохи.
Дягилев в окружении художников, среди которых и Серов.
1-й х у д о ж н и к. Это воистину настоящий праздник. И ваш триумф, Сергей Павлович!
2-й х у д о ж н и к. Однако столь не ко времени, что даже не верится. Как у вас не опустились руки?
Г о л о с а. Виват, Дягилев!
3-й х у д о ж н и к. Пир во время чумы.
Д я г и л е в. Нет сомнения, что всякое празднование есть символ и итог, всякий итог есть конец... И с этим вопросом я беспрерывно встречался за последнее время моей работы. Не чувствуете ли вы, что длинная галерея портретов великих и малых людей, которыми я постарался заселить великолепные залы Таврического дворца, - есть лишь грандиозный и убедительный итог, подводимый блестящему, но, увы, и омертвевшему периоду нашей истории?
2-й х у д о ж н и к. Несомненно!
Д я г и л е в. Я заслужил право сказать это громко и определенно, так как с последним дуновением летнего ветра я закончил свои долгие объезды вдоль и поперек необъятной России.
Серов, рассмеявшись, жестами винится.
Что, Валентин Александрович?
