Ковьель. Чепуха.
Люсиль. Два только слова!
Клеонт. Все кончено, нет-нет!
Николь. Одно словечко!
Ковьель. Мы незнакомы.
Люсиль (останавливается). Ну что ж, раз вы не хотите меня выслушать, то оставайтесь при своем мнении и поступайте как вам заблагорассудится.
Николь (тоже останавливается). Коли так, поступай как тебе вздумается.
Клеонт (поворачивается к Люсиль). Любопытно, однако ж, знать причину вашего прелестного поведения.
Люсиль (пытается уйти от Клеонта). У меня пропало всякое желание об этом с вами говорить.
Ковьель (поворачивается к Николь). Послушаем, однако ж, в чем тут дело.
Николь (хочет уйти от Ковьеля). У меня пропала всякая охота тебе это объяснять.
Клеонт (идет за Люсиль). Расскажите же мне…
Люсиль (не глядя на Клеонта, направляется к выходу). Ничего не стану рассказывать.
Ковьель (идет за Николь). Растолкуй же мне…
Николь (не глядя на Ковьеля, направляется к выходу). Ничего не стану растолковывать.
Клеонт. О, пощадите!
Люсиль. Еще раз: нет!
Ковьель. Будь так любезна!
Николь. Конец всему.
Клеонт. Я вас молю!
Люсиль. Подите прочь!
Ковьель. Прошу тебя!
Николь. Ступай-ка вон!
Клеонт. Люсиль!
Люсиль. Нет-нет!
Ковьель. Николь!
Николь. Ни-ни!
Клеонт. Ради бога!
Люсиль. Не желаю!
Ковьель. Ну скажи!
Николь. Ни за что.
Клеонт. Пролейте свет!
Люсиль. И не подумаю.
Ковьель. Открой ты мне глаза!
Николь. Была охота.
Клеонт. Ну что ж, коль скоро вы не хотите взять на себя труд разуверить меня и объяснить ваше поведение, которого любовный пламень мой не заслужил, то, неблагодарная, вы видите меня в последний раз: я ухожу, и в разлуке с вами я умру от горя и от любви.
Ковьель (к Николь). А я — следом за ним.
Люсиль (Клеонту, который собирается уходить). Клеонт!
Николь (Ковьелю, который идет за своим господином). Ковьель!
Клеонт (останавливается). Что?
Ковьель (тоже останавливается). Ну?
Люсиль. Куда же вы?
Клеонт. Я вам сказал.
Люсиль. Как! Вы хотите умереть?
Клеонт. О да, жестокая, вы сами этого хотите.
Ковьель. Мы помирать пошли.
Люсиль. Я? Я хочу вашей смерти?
Клеонт. Да, хотите.
Люсиль. Кто вам сказал?
Клеонт (подходит к Люсиль). Как же не хотите, когда вы не хотите разрешить мои сомнения?
Люсиль. Да я-то тут при чем? Если б вы с самого начала соблаговолили меня выслушать, я бы вам сказала, что повинна в утреннем происшествии, причинившем вам такую обиду, моя старая тетка, с которой мы вместе шли: она твердо убеждена, что, если мужчина, не дай бог, подошел к девушке, тем самым он ее уже обесчестил, вечно читает нам об этом проповеди и старается внушить, что мужчины — это бесы и что от них нужно бежать без оглядки.
Николь (Ковьелю). Вот и весь секрет.
Клеонт. А вы не обманываете меня, Люсиль?
Ковьель (к Николь). А ты меня не дурачишь?
Люсиль (Клеонту). Все это истинная правда.
Николь (Ковьелю). Все так и было.
Ковьель (Клеонту). Ну что ж, поверить им?
Клеонт. Ах, Люсиль, вам стоит сказать одно только слово — и волнения души моей тотчас же утихают! Как легко убеждают нас те, кого мы любим!
Ковьель. Ну и ловки же умасливать нашего брата эти чертовы куклы!
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
Те же и г-жа Журден.
Г-жа Журден. Очень рада вас видеть, Клеонт, вы как раз вовремя. Сейчас придет мой муж; воспользуйтесь случаем и просите у него руки Люсиль.
Клеонт. Ах, сударыня, как отрадно мне слышать ваши слова, и как сходятся они с моими желаниями! Что может быть для меня приятнее этого приказа, что может быть для меня дороже этого благодеяния?
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Те же и г-н Журден.
Клеонт. Господин Журден! Я решил не прибегать ни к чьему посредничеству, чтобы обратиться к вам с просьбой, которая касается давнишней моей мечты. Это слишком важная для меня просьба и я почел за нужное сам изложить вам ее. Итак, скажу вам не обинуясь, что честь быть вашим зятем явилась бы для меня наивысшей милостью, и вот эту именно милость я и прошу вас мне оказать.
Г-н Журден. Прежде чем дать вам ответ, сударь, я попрошу вас сказать: дворянин вы или нет?
Клеонт. Сударь! Большинство, не задумываясь, ответило бы на этот вопрос утвердительно. Слова нынче дешевы. Люди без зазрения совести присваивают себе дворянское звание — подобный род воровства, по-видимому, вошел в обычай. Но я на этот счет, признаюсь, более щепетилен. Я полагаю, что всякий обман бросает тень на порядочного человека. Стыдиться тех, от кого тебе небо судило родиться на свет, блистать в обществе вымышленным титулом, выдавать себя не за то, что ты есть на самом деле, — это, на мой взгляд, признак душевной низости. Разумеется, мои предки занимали почетные должности, сам я с честью прослужил шесть лет в армии, и состояние мое таково, что я надеюсь занять не последнее место в свете, но, со всем тем, я не намерен присваивать себе дворянское звание, несмотря на то, что многие на моем месте сочли бы себя вправе это сделать, и я вам скажу напрямик: я — не дворянин.
Г-н Журден. Кончено, сударь: моя дочь — не для вас.
Клеонт. Как?
Г-н Журден. Вы — не дворянин, дочку мою вы не получите.
Г-жа Журден. Да при чем тут — дворянин, не дворянин! Мы-то с тобой от ребра Людовика Святого, что ли, происходим?
Г-н Журден. Молчи, жена, я вижу, к чему ты клонишь.
Г-жа Журден. Сами-то мы с тобой не из честных мещанских семей?
Г-н Журден. Вот язык-то без костей у тебя, жена!
Г-жа Журден. Разве наши родители не были купцами?
Г-н Журден. Уж эти бабы! Слова сказать не дадут. Коли твой родитель был купцом, тем хуже для него, а про моего родителя так могут сказать только злые языки. Одним словом, я хочу, чтобы зять у меня был дворянин.
Г-жа Журден. Твоей дочке нужен муж подходящий: лучше ей выйти за человека честного, богатого да статного, чем за дворянина нищего да нескладного.
Николь. Вот уж верно! В нашей деревне господский сынок такой увалень и такой оболтус, какого я отроду не видывала.
Г-н Журден (к Николь). Замолчи, нахалка! Вечно вмешиваешься в разговор. Добра для дочки у меня припасено довольно, недостает только почета, вот я и хочу, чтоб она была маркизой.
Г-жа Журден. Маркизой?
Г-н Журден. Да, маркизой.
Г-жа Журден. Сохрани господи и помилуй!
Г-н Журден. Это дело решенное.
Г-жа Журден. А я на это никак не согласна. От неравного брака ничего хорошего не жди. Не желаю я, чтоб мой зять стал попрекать мою дочь родителями и чтоб их дети стыдились называть меня бабушкой. Случится ей в один прекрасный день прикатить ко мне в карете, и вот ежели она ненароком кому-нибудь из соседей забудет поклониться, так чего только про нее не наговорят! «Поглядите, скажут, на госпожу маркизу! Видите, как чванится! Это дочка господина Журдена, в детстве она почитала за великое счастье поиграть с нами. Прежде она не была такой спесивой, ведь оба ее деда торговали сукном подле Ворот святого Иннокентия.[52] Нажили детям добра, а теперь, поди, на том свете ох как за это расплачиваются, потому честному человеку никогда так не разбогатеть». Терпеть не могу я этих пересудов. Коротко говоря, я хочу, чтоб мой зять был мне благодарен за дочку и чтоб я могла сказать ему попросту: «Садись-ка, зять, пообедай с нами».
