Второй доктор. Я далек от мысли, милостивый государь, что-либо прибавлять к только что вами сказанному. Вы так подробно остановились на признаках, симптомах и причинах недуга и рассуждение ваше представляется мне столь ученым, столь прекрасным, что больного нельзя не признать помешанным, меланхоликом-ипохондриком, а если бы даже он и не был таковым, то он должен им стать ради красоты речей ваших и справедливости вашего суждения. Да, милостивый государь, вы поистине графически, graphice depinxisti, изобразили все, что оного недуга касается. Большей учености, мудрости и находчивости невозможно было высказать в постижении, обдумывании и осмысливании всего того, что вы изволили сказать по поводу этой болезни, как по части диагноза, так и по части прогноза, а равно и терапии. И мне остается лишь поздравить пациента, что он попал в ваши руки, и объявить ему, что это великое для него счастье, что он помешался, ибо это дает ему возможность испытать на себе целебную силу тех мягких врачебных средств, которые вы имели полное основание ему назначить. Я все их одобряю вполне: manibus et pedibus descendo in tuam sententiam.[29] Я бы только предложил, помимо всего прочего, делать больному нечетное число кровопусканий и промываний желудка, ибо numero Deus impari gaudet;[30] сыворотку давать больному внутрь перед ванной; на лоб ему надеть повязку с солью, ибо соль есть символ мудрости; выбелить стены его комнаты, дабы рассеять мрачные его мысли: album est disgregativum visus,[31] и, не откладывая, сделать легкое промывательное, каковое послужило бы прологом и введением к тем разумным мерам лечения, кои, если только больному суждено выздороветь, должны принести ему облегчение. Дай бог, чтобы ваше желание, милостивый государь, исполнилось и предписанные вами меры пошли больному на пользу!
Господин де Пурсоньяк. Господа! Я вас слушаю целый час. Мы что, комедию здесь играем?
Первый доктор. Нет, сударь, мы совсем не играем.
Господин де Пурсоньяк. Что же все это значит? К чему тогда вся эта галиматья и все эти глупости?
Первый доктор. Ага, уже начал бросать оскорбления! Только этого симптома нам и не хватало для окончательного определения его болезни. Болезнь легко может превратиться в манию.
Господин де Пурсоньяк (в сторону). С кем это меня тут посадили? (Плюет несколько раз.)
Первый доктор. Еще симптом: обильное слюнотечение.
Господин де Пурсоньяк. Сейчас все брошу и уйду.
Первый доктор. Еще симптом: безудержное стремление к перемене места.
Господин де Пурсоньяк. Да что же это такое? Чего вы от меня хотите?
Первый доктор. Вылечить вас, как нам было приказано.
Господин де Пурсоньяк. Вылечить меня?
Первый доктор. Да.
Господин де Пурсоньяк. Черт возьми, я же совершенно здоров!
Первый доктор. Нехороший признак, когда больной не ощущает своей болезни.
Господин де Пурсоньяк. Уверяю вас, я отлично себя чувствую.
Первый доктор. Нам лучше знать, как вы себя чувствуете. Мы медики, и нам виднее, в каком вы состоянии.
Господин де Пурсоньяк. Если вы медики, то на что же вы мне нужны? Плевать я хотел на медицину!
Первый доктор. Ого! Ого! Да он еще более невменяем, чем мы предполагали.
Господин де Пурсоньяк. Мои родители не принимали никаких лекарств и оба скончались без помощи врачей.
Первый доктор. Тогда неудивительно, что сын, которого они произвели на свет, безумен. (Второму доктору.) Итак, приступим к лечению и сладостною гармонией, веселящей душу, смягчим, утешим и укротим возмущенный его дух, готовый, как видно, разъяриться.
Аптекарь и оба доктора уходят.
ЯВЛЕНИЕ ОДИННАДЦАТОЕ
[32]
Господин де Пурсоньяк один.
Господин де Пурсоньяк. Что за дьявольщина! Или все в этом городе рехнулись? Никогда еще я ничего подобного не видел и ничего не могу понять.
ЯВЛЕНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ
Господин де Пурсоньяк, два смешных медика, которых изображают итальянские певцы.
Все трое усаживаются. Медики несколько раз встают и кланяются господину де Пурсоньяку, который тоже всякий раз встает и отвечает им поклоном.
Оба медика.
Господь здоровья вам пошли!
Вы заболели от печали.
Она влечет недуг тяжелый.
Чтоб вы опять веселым стали,
Пришли мы с песнею веселой.
Мы лишь затем сюда пришли,
Чтоб вы, как прежде, расцвели.
Господь здоровья вам пошли,
Вас от печали исцели!
Первый медик.
Грусть, унылость и кручина —
Вот болезней всех причина.
Так рассмейтесь, и тотчас
От поветрий, и зараз,
И от всех недугов враз
Исцелит веселье вас.
Второй медик.
Танцуйте, смейтесь, веселитесь —
И вы мгновенно исцелитесь.
А если вдруг начнется бред,
Вина хлебните, лучше средства нет,
И временами нюхайте табак.
Ну, веселей, мосье де Пурсоньяк!
ЯВЛЕНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
Господин де Пурсоньяк, два смешных медика, шуты.
Балетный выход
Пляска шутов вокруг господина де Пурсоньяка.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ
Господин де Пурсоньяк, аптекарь с клистирной трубкой.
Аптекарь. Милостивый государь! Вот легонькое средство, легонькое средство; пожалуйста, примите, пожалуйста, примите!
Господин де Пурсоньяк. Что? Этого еще только недоставало!
Аптекарь. Его вам прописали, его вам прописали!
Господин де Пурсоньяк. Совсем оглушил!
Аптекарь. Примите же, примите; оно не повредит, оно не повредит!
Господин де Пурсоньяк. Ох!
Аптекарь. Легонький клистирчик, легонький клистирчик, нежный-пренежный, да-да, он очень нежный! Вам надобно его поставить, сударь, чтоб вас прочистило, прочистило, прочистило!
ЯВЛЕНИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ
Господин де Пурсоньяк, аптекарь, два смешных медика, шуты.
Медики с клистирными трубками и шуты пляшут вокруг господина де Пурсоньяка, затем останавливаются перед ним и поют.
Оба медика.
Поставь сие,
Синьор мосье,
Поставь, поставь, поставь сие!
Клистир вернее, чем любое зелье:
Не повредит и возвратит веселье.
Поставь сие,
Синьор мосье,
Поставь, поставь, поставь сие!
Господин де Пурсоньяк. Идите вы ко всем чертям! (Отбивается шляпой от клистирных трубок и, преследуемый медиками и шутами, бежит в глубину сцены, затем возвращается на прежнее место и садится в кресло, возле которого его поджидает аптекарь; медики и шуты возвращаются следом за ним.)
