—  Что же это вы, дорогой мой, развели антимонию во­круг чепухи? Весь аппарат, можно сказать, поставили на ноги?

—  Что вы имеете в виду, товарищ майор?

—  Случай с этой продавщицей! Подняли конный взвод, устроили ревизию в ювелирном магазине, послали кучу за­просов — в Ставрополь, в Дагестан, всполошили людей в театре, где работает муж Паритовой, целую неделю милиция хватала на ярмарке ни в чем не повинных людей — весь го­род теперь гудит. Геннадий Максимович мне вчера звонил Разве обязательно с каждым пустяком лезть к секретарю об­кома?

Бондаренко насупился, постучал ногтем по папке.

— Я не считаю, Виталий Николаевич, что ограбление ювелирного магазина — пустяки.

Конопляное приподнял ладонь над столом, но не хлоп­нул, удержался.

—  Похищено барахольное кольцо стоимостью в две со­тенных, а вы называете это ограблением. Мелкая кража и хулиганское нападение! Наверняка в пьяном виде   Вот как называются такие вещи!

—  Есть подозрительные обстоятельства...— не поднимая головы, упрямо продолжал гнуть свое Сергей Тимофеевич

—  Какие, например?

Бондаренко вздохнул и раскрыл папку.

— Ударить женщину обернутым в платок камнем — не слишком ли это много для того, чтобы стащить мелочь? Ког­да рядом лежали очень дорогие украшения?..

—  Вот-вот, согласитесь — вывод может быть только один — случайный пьяный разбой.

—  Паритова неохотно говорит на допросах...

—  Ну и что же? Люди вообще не любят откровенничать в нашем присутствии. Что вы еще выяснили?

—  Розыск ничего не дал. Мои люди дежурили на ярмар­ке, в магазинах, на вокзале. К сожалению, безрезультатно.

—  Ревизия, насколько мне известно, тоже не обнаружи­ла недостачи?

—  Да,— Бондаренко и сам чувствовал, что ему крыть нечем: на догадках и интуиции далеко не уедешь, но все в нем восставало при одной мысли о том, что Коноплянов при­кроет дело, не даст довести его до конца.— Я был вчера у бывшего ювелира Чернобыльского,— неуверенно добавил Сергей Тимофеевич, видимо, не надеясь, что его заявление что-либо изменит.

— Ну, и что? (Коноплянов любил «нукать»). Начальник угрозыска развел руками.

— Скользкий старик. Ему иногда приносят на оценку вещи, поступающие в скупку. Мельхиорового кольца, кото­рое украдено, он не помнит. Говорит, не приносили.

— А почему «скользкий»?

— Да так. Я поинтересовался его прошлым. До револю­ции имел крупную мастерскую. Целый штат. Ценности отдал республике добровольно. Правда, неделю сидел в ЧК — ута­ил два золотых слитка. Потом его выпустили, золото конфис­ковали.

Виталий Николаевич усмехнулся и покровительственно похлопал Бондаренко по плечу.

— Видите? Нет у вас ничего определенного. Какие-то туманные подозрения. Вы даже не знаете, кого и в чем по­дозревать. Вот что, Сергей Тимофеевич...— Коноплянов теперь уже не колебался и прихлопнул ладонью по столу.— Оставь­те. Нечего начальнику угро заниматься грошовой кражей. Передайте материалы Маремкулову — он завтра выйдет с гауптвахты — и пусть возится. Найдет этих типов — хорошо, не найдет — шут с ними. А вы вот что сделайте: соберите мне по области данные на неработающих, алкоголиков и лиц без определенных занятий — пора обратить на них внимание и почистить город и область.

— Но...— встал Бондаренко.— Как же... может быть, вы позволите мне продолжить?.. И потом — Петр Яковлевич держит в курсе Геннадия Максимовича...

—  С Воробьевым я поговорю сам,— категорическим то­ном сказал Конопляное.— Баста! Передайте дело Маремкулову!

—  Есть еще одно странное обстоятельство,— все еще не теряя надежды, сказал Бондаренко. Он отлично понимал, что Маремкулов, не имеющий собственного мнения, человек, совершенно не сведущий в криминалистике, получив дело,

сделает все возможное и невозможное, чтобы угодить Коноплянову. А значит, протянет сколько сумеет, и история на ярмарке после нескольких месяцев неповоротливой волоки­ты будет отложена в разряд «глухих дел».

—  Что там еще? — недовольно спросил Конопляное.

—  Платок, в который был обернут булыжник, не приоб­щен к делу.

—  Почему?

—  Он пропал. И никто не может объяснить, куда. Лей­тенант Маремкулов утверждает, что он сдал его в бюро тех­нической экспертизы с соблюдением всех формальностей...

—  Кому?

—  Это было во время перерыва. Секретарь приняла, сделала запись в книге, Маремкулов расписался и ушел. Платок так и лежал в конверте, вложенном в книгу учета. А когда сотрудники бюро возвратились с обеда, платка уже небыло. В графе «принял» — неразборчивый росчерк вместо подписи.

Коноплянов поморщился.

—  Кому он нужен этот сопливый платок. Может,  кто случайно выбросил в корзину для мусора. Как бы там нибыло, пропажа платка не изменит моего решения.

—  Я не видел,— не уступал Бондаренко,— но лейтенант Маремкулов говорит, что платок был старинный, шелковый и с какими-то буквами...

Виталий Николаевич начал терять терпение.

— Хорошо, я проверю. Вы можете идти.

Вернувшись к себе, Сергей Тимофеевич со злом швыр­нул папку на стол. Сколько времени и сил он потратил! И вдруг — Маремкулов! Спустит все на тормозах — и только!

Следующий день — это было уже четвертое мая — при­нес Коноплянову новые хлопоты. Утром был получен доку­мент, потребовавший «особого» совещания. Уже в девять часов оба заместителя Виталия Николаевича, начальник уг­розыска, следственные работники и эксперты сидели за длин­ным зеленым столом и гадали, о чем же пойдет речь нынче и отчего это у шефа такой озабоченный и вместе с тем де­ловито-сосредоточенный вид. А распоряжение наглухо закрыть двери и окна, переключить телефоны на секретаря заинтере­совало присутствующих еще больше.

Наконец Коноплянов сел в кресло, стоящее во главе сто­ла, кивнул помощникам, показав на их места и, слегка от­кашлявшись, начал раскатистым баритоном:

— Товарищи! Получена секретная директива, содержание которой я доведу до вашего сведения   Вопрос, должен вас предупредить, имеет огромную важность, и я прошу, нет... я требую отнестись к нему со всей серьезностью...— говорил Коноплянов, по обыкновению неторопливо, тщательно выби­рая слова (он вообще гордился своими ораторскими-таланта­ми).— Итак...— он еще раз обвел всех строгим, «мобилизую­щим» взглядом и продолжал: — По данным разведки СССР, пакт о ненападении, заключенный между Советским Союзом и фашистской Германией — не более, как фикция, рассчитан­ная на обман общественного мнения в международных мас­штабах с целью выиграть время, со стороны Германии, разу­меется, и подготовиться к войне с нами!..

По рядам стульев прошелестел взволнованный шепот.

— Да, товарищи. Шифровка приводит данные, неопро­вержимо свидетельствующие, что немецкие войска у нашего порога... Около двухсот гитлеровских дивизий размещено на подступах к западным границам СССР от Черного до Балтий­ского моря. Уже один этот факт настораживает...

Коноплянов не забыл и об известной в то время полити­ческой «оси» — Рим — Берлин — Токио, напомнил и об агрессии японского милитаризма в Китае с целью колониаль­ного его захвата, о происках фашизма в Европе, где Гитлер подчинил своему господству многие страны, о политической блокаде Англии и индифферентной позиции США, пока, как видно, не собирающихся оказать помощь британскому льву.

Виталий Николаевич процитировал наизусть часть заяв­ления советского правительства по этому поводу: «... завтра может быть уже поздно, но время для этого не прошло, если все государства, особенно великие державы, займут твердую недвусмысленную позицию в отношении проблемы коллектив­ного спасения мира...» — он опять сделал паузу, словно про­веряя, какое произвел впечатление.

— Черт возьми! — растерянно пролепетал кто-то.

—  Неужели — война?!..

—  Товарищи, разговоры потом,— сказал Конопляное, постучав по столу костяшками пальцев.— Сейчас — о деле. К вашему сведению — в Келуе, Кошице и других городах Чехословакии, Польши и иных стран, находящихся под пя­той гитлеризма, созданы специальные школы разведчиков, где обучаются будущие агенты для заброски в СССР в качестве шпионов и диверсантов. Наши задачи...