— В первый раз с вами беседовали наспех,— вкрадчиво сказал Сергей Тимофеевич.— Поэтому мне придется соблюс­ти некоторые обязательные в таких случаях формальности...

— Пожалуйста,— неожиданно тонким пискливым голос­ком ответила она и манерно подкатила веки.— Только я долго не могу. Головные боли, знаете...

— Я долго вас не задержу. Фамилия, имя, отчество?

— Паритова. Фатимат Махмудовна.

— Возраст?

Она опять пококетничала, развела руками, но ответила:

—  Тридцать четыре.

—  Национальность?

— Черкешенка. Но зачем все это?

— Вы предупреждены, что за дачу ложных показаний по статье номер девяносто пять следует уголовное наказание вплоть до лишения свободы сроком до двух лет?

_ Боже мой! Какие строгости! Да, мне говорили...

— Отлично. Вы замужем?

— Конечно.

- Где сейчас находится ваш муж?

— Он в отпуске. Уехал в Дагестан к старому другу, к кому — точно не знаю.

— Кем и где он работает?

— Завхозом драмтеатра.

Задав еще несколько незначительных вопросов, Бондарен-ко отложил в сторону перо и наполовину исписанный лист протокола.

— А теперь вспомните хорошенько приметы нападавших. Еще раз.

— Я же говорила.

— Начнем с того, который вас ударил.

— Я плохо рассмотрела. В папахе. Галифе и гимнастер­ка из серого сукна. Местный, видно, кавказец... А тот, что витрину разбил,— высокий, глаза, как у татарина... черный. Рубашка на нем была с косым воротом.

— Никаких запоминающихся примет? Шрам, татуиров­ка на руках. Ничего?

— Татуировка — да! — оживилась Паритова.— На лок­те у высокого. Рукава закатаны у него были...

— Что изображено? Она покачала головой.

— Разве я разглядывала...

Бондаренко записал. Потом снова отложил ручку и буд­ничным голосом, как бы между прочим, спросил;

— Скупкой давно занимаетесь?

Ему показалось, что на мгновение в ее глазах затрепетал страх. А, может быть, почудилось? Ответила она спокойно:

—  С год, наверное. Хорошо, что ввели скупочные отде­лы. Государству выгодно. Ведь с тех пор, как закрыли «Торг-син», приток золота резко уменьшился.

—  О-о! — удивился Бондаренко.— Вы, очевидно хоро­шо осведомлены о таких вещах?

—  Я — нет. -Это муж...— она осеклась.

—  Что — муж? — не дождавшись конца фразы, спросил Бондаренко.

—  Ну... он много читает. Рассказывал мне: как-то читал статью в «Вокруг света», или еще где, не помню,— о золотом балансе страны.

Сергей Тимофеевич отметил про себя, что говорит она по-русски правильно, без акцента, не затрудняясь в выборе слов.

—  Какое у вас образование?

—  Десять классов. И курсы счетных работников.

—  Ну, что ж, спасибо,— сказал Бондаренко, вставая и показывая тем, что допрос окончен. Пододвинул к ней лис­ток.— Прочитайте и подпишите.

Когда она вернула ему ручку, он вдруг спросил:

— Сколько вы заплатили за мельхиоровое кольцо?

Он ждал. Он очень ждал, что вот сейчас реакция будет необычной, ему казалось, что его вопрос повергнет ее в рас­терянность, потому что он чувствовал — дело с перстнем нечисто. Но ничего этого не произошло. Без тени смущения на лице, с искренним недоумением она переспросила:

—  Какой перстень?

—  С темно-зеленым камнем     очень большим камнем Неужели не помните?

—  А-а.    этот  Помню, почему же  Он давно у нас валя­ется, чуть ли не с момента открытия скупочного отдела. Но я не помню его стоимости. Да он недорогой. Ума не прило­жу, зачем и кому он понадобился.

—  Откуда вы знаете, что кольцо исчезло? — подался к ней Бондаренко

Она усмехнулась.

—  Заведующий наш приходил. Апельсинов мне принес Он и сказал.

—  Вам известен адрес Чернобыльского?

—  Вы и о нем уже знаете?

—  Отвечайте, пожалуйста, на вопрос

—  Ради Бога. Конечно, известен. Переулок Псыжский пять.

—  Квартара?

—  У него свой домик.

Из больницы Сергей Тимофеевич вышел чернее тучи В его голове уже выстраивалась до визита сюда стройная, как он думал, версия, в которой было отведено место и для Фатимат Паритовой, но после допроса версия эта основательно поколебалась.

Вернувшись в угрозыск, он все-таки позвонил Абдулу Маремкулову и приказал выяснить, сколько заплачено ску­почным отделом за украденное кольцо. Мысленно ругнул,себя, что не сделал этого раньше.

Через полчаса Абдул явился к Сергею Тимофеевичу с актом судебно-медицинской экспертизы о телесных повреж­дениях, нанесенных Паритовой, и доложил:

— Двести рублей с копейками, товарищ майор, стоило это кольцо. Документы — в порядке, все проведено через кассу, я проверял...— и добавил торжествующим тоном' — Я же говорил — оно ни черта не стоит

Сергей Тимофеевич Бондаренко всю жизнь считал себя чернорабочим в криминалистике. Все, чего он добился, он добился трудом, усердием, вошедшим в поговорку среди ра­ботников управления. Ему ничего не давалось легко, и он знал причину, потому что принадлежал к той, довольно редкой породе людей, которые научились более или менее точно оценивать собственные достоинства и недостатки. Первое, что он предпринимал, какое бы дело ни попало в его руки,— это собирал сведения. Любые — возможные и невозможные, пря­мо или косвенно относящиеся к расследованию. Пока он не исчерпывал последних шансов на сбор таких данных, пока что-то еще можно было выяснить и сопоставлять, он выяснял и сопоставлял, а потом уже пробовал строить догадки и пред­положения. Метода эта часто избавляла его от непродуман­ных скоропалительных решений, но отнюдь не способствова­ла ускорению следствия. Если же он пытался нарушить за­веденный порядок и поступал наоборот, расследование шло вкривь и вкось, и ни одна из его версий подтверждения не получала.

Нет, он не из тех, кому от Бога дано снимать звезды с неба — нечего ему надеяться на всякую там интуицию, не­чего ждать озаряющих мгновений, надо просто работать.

В молодости Бондаренко окончил рабфак, как и многие его сверстники из рабочих семей, потом был призван на во­енную службу, побывал на Халхин-Голе, по ранению демоби­лизовался и был направлен на службу в органы НКВД. На­чал с должности инспектора регбюро и вот уже два года он — начальник угрозыска в Черкесске. С новыми товарища­ми по работе сошелся быстро, прижился, как говорят; обла­дая характером спокойным, уравновешенным, может быть, даже несколько флегматичным, он умел ладить с людьми, не чурался общения с ними в неслужебное время, был обязате­лен, трудолюбив и честен. Было в управлении, пожалуй, толь­ко два человека, с которыми у Бондаренко как-то не складывались взаимоотношения,— Гоголев и Коноплянов. Перед Виктором Ивановичем Гоголевым он беспричинно робел, а с Конопляновым у них была явная несовместимость, обнаружив­шаяся сразу, как только Сергей Тимофеевич появился в уп­равлении.

Копаясь в бумагах и протоколах по делу о попытке ог­рабления ювелирного магазина, Бондаренко корил себя за то, что изменил обыкновению и, не выяснив всех обстоятельств, соблазнился неожиданно возникшей догадкой, которая, по-видимому, оказалась ошибочной и спутала ему карты.

Поначалу он был почти убежден: налицо симуляция кра­жи — зачем бандитам брать никчемную побрякушку, если рядом — золото и драгоценности? Кража явно инсценирован­ная. Но зачем? Возможно, за кольцо выплачена скупочным отделом крупная сумма подставному лицу, а когда все уля­жется, будет поделена по сговору? Настораживало, правда, что удар, нанесенный Паритовой, был довольно силен — едва ли она могла добровольно согласиться получить увечье. Впро­чем, нападавший мог просто не рассчитать. Камень-то был обернут платком. Кстати,— как это он опять упустил — надо узнать у Абдула, подвергли ли платок технической экспер­тизе?

Первую трещину версия Бондаренко, еще неясная, полу­чила, когда очкарик-заведующий, с самого начала произвед­ший на шефа угрозыска впечатление человека, не умеющего лгать, заявил, что перстень мельхиоровый и стоит недорого. Проверка Маремкулова поставила точки над и: двести руб­лей. Кто станет из-за такой мизерной суммы огород городить?