—  О следах что-либо определенное сказать трудно. Зем­ля размокла, и очертания их расплывчаты. Слишком общи. Пойдемте внутрь.

В небольшом сельского типа магазинчике, еще хранив­шем следы ночного погрома, Панченко, осторожно пересту­пая через сломанные ящики и разбитую посуду, заглядывал буквально в каждый уголок, направляя то на пол, то на при­лавок стекло своей лупы. Наконец, он удовлетворенно хмык­нул: наверное, нашел что искал. Осторожно взяв двумя паль­цами сахарницу за ручку, поставил ее на прилавок. Покопался еще в разном скарбе, рассыпанном на полу, извлек таким же манером детскую губную гармошку и зеркальце.

—  Отпечатки? — спросил вошедший Вадим Дараев.

—  Да,— сухо ответил Панченко. Он недолюбливал этого шумного, самоуверенного человека. На работе между экспер­том и Дараевым раз и навсегда установились вежливо-офи­циальные отношения.

С помощью графитного порошка Панченко деловито пе­ренес отпечатки на кальку и, рассматривая их в лупу, заявил Ивасьяну, что следы оставлены большим и средним пальца­ми правой руки неизвестного. Причастность его к грабежу вполне вероятна, хотя это, безусловно, мог быть и кто-нибудь из работников магазина.

—  Это нетрудно установить,— сказал Дараев.

—  Да, разумеется. Вы, как всегда, правы.

Эксперт подобрал с полу оцинкованный ящичек, из ко­торого, по словам Гиcce Хатхе, исчезла выручка за два дня, что-то около девяти тысяч рублей, и придирчиво осмотрел его.

— Так и есть!

— Что?

— На внутренней стенке — отпечатки того же рисунка, что и на гармошке. Возьмем на пороскопический анализ

[3]

— А что у вас, Вадим? — спросил Тнгран Вартанович Дараева.

— Фельдшер и еще несколько человек допрошены. Про­тиворечий в их показаниях нет.

— Вы убеждены в невиновности фельдшера?

— Убежден,— сказал Дараев.

— Любое убеждение должно основываться на фактах,— наставительно заметил Панченко и пошел к машине со сво­ими трофеями.

Дараева передернуло.

— Брюзга,— прошептал он с досадой.

— Что вы сказали? — переспросил задумавшийся Ивасьян.

— Нет, ничего.

В это время в магазин вошел участковый уполномочен­ный районного отделения милиции Гамар Эдиджев.

— Осрамила нас ваша собака,— сказал он, произнося русские слова с сильным акцентом.— Нашла где воров искать. Да наш председатель сельсовета — старый- революционер, уважаемый человек в селении...

— Ничего удивительного нет,— прервал Дараев.— Ночью, когда сторож пришел в себя и поднял стрельбу, первыми пришли к нему на помощь фельдшер медпункта и учитель сельской школы. Оба живут здесь, рядом. Потом учитель по­спешил к вам... Кому вы вначале сообщили об ограблении?..

— Гаруну Каде — председателю,— ответил Эдиджев.

— Верно,— вмешался Ивасьян,— и товарищ Гарун Каде немедленно прибежал сюда. Их следы и брала Аза поочеред­но... Так что зря на нее обижаетесь... Когда столько понатоптано, да еще раскисло все вокруг, собака бессильна...

— Что будем делать теперь, Тигран'Вартанович? — спро­сил Дараев, небрежным жестом доставая коробку «Казбека». От всей его плотной, спортивного склада фигуры, холеного, гладко выбритого лица и черных холодноватых глаз исходилоощущение откровенного самодовольства и рисовки. Быва­ют люди, которые в жизни ведут себя, точно на сцене. Он явнопринадлежал к их числу.

—   Пусть ревкомиссия займется инвентаризацией,— обра­тился Ивасьян к участковому.— За актом я пришлю потом, а пока идемте в контору сельпо. Там и поговорим.

В маленькой комнатушке бухгалтерии Тигран Вартанович устроил короткое совещание.

—  Прошу высказываться по поводу грабежа.

—  Разрешите мне? — оживился Панченко, поправляя очки (он был близорук).— Я хотел бы дать рекомендацию. Предварительные данные позволяют предположить, что по крайней мере один из грабителей имеет на большом пальце трехдельтовый рисунок. Встречается он крайне редко. Стало быть, одна зацепка уже есть. Вторая — бандиты действова­ли массивным железным ломом с заостренным концом треу­гольной формы. В любой версии нужно, вероятно, учитывать наличие этой детали.

Следующим взял слово начальник районного отделения милиции Меджид Куваев. Говорил он медленно, делая частые паузы и заглядывая изредка в свою записную книжку.

—  Что мы знаем, какие подробности? После вторых пе­тухов к задремавшему сторожу подкрались двое неизвестных и накрыли его чувалом... связали концы мешка узлом. Сло­вом, скрутили накрепко.... После вторых петухов — это со слов старика. Значит, где-то около двух ночи...

—  Все это нам известно,— с досадой перебил Ивасьян.— Есть у вас какая-либо версия?

—  Как раз об этом и хочу сказать.— Меджид полистал книжечку: — В Тахтамукаевском отделении не зарегистриро­вано ни одного случая разбоя или ограбления, совершенных таким наглым способом. Вот мне и думается, что воры — не местные. Как считаете, Николай Михайлович?

Панченко протер очки, водрузил их на нос и, покачав головой, ответил, как всегда в своем «высоком штиле»:

—  На сей вопрос в начальной стадии дознания едва ли можно отвечать хотя бы с минимальной достоверностью. Даже сама постановка его неправомерна. Надо думать о другом — о быстроте действий... По-моему, мы топчемся на месте

—  Может, вы подскажете, как именно действовать? — съязвил Дараев.— Нет? То-то. Позвольте мне?

—  Пожалуйста!

Вадим Акимович поднялся с места.

—  Я буду краток. Первое: сторож не видел никого из грабителей, он только слышал скрежет срываемых замков, топот ног, неясные голоса. Лишь к утру ему удалось немно­го освободить руки и выстрелить. Короче: внешних примет преступников мы не имеем. А местные работники милиции до сих пор не выявили ни возможных очевидцев, ни подозре­ваемых лиц. О какой же версии можно вести речь? На чем ее строить? На догадках?

—  На этот раз вы правы,— зaметил эксперт.

—  Темновато уже,— сказал Тигран Вартанович.— Зажги­те-ка, братцы, лампу. Вадим, возьмите бумагу и записывайте.

Дараев повиновался.

То, что продиктовал Ивасьян, не выходило за рамки са­мых общих мер, которые обычно принимаются по розыску преступников, когда нет прямых улик и вещественных дока­зательств. Касалось это выявления скупщиков краденого, называемых на воровском жаргоне барыгами, возможных каналов сбыта и так далее.

Встав из-за стола, Ивасьян приказал, обращаясь к Дара-еву:

—   Вы пока останетесь здесь, Меджид вам поможет Срок — два дня. Мы с экспертом и Губановым возвращаем­ся в город. Вернемся послезавтра. Желаю успеха!

Переночевав у Тамара Эдиджева, на другой день к вече­ру, измотанные и недовольные результатами дня Дараев и Куваев сидели с участковым в одной из комнатушек сельсо­вета.

За окном медленными хлопьями сыпался снег, выбеливая крыши домов и пристывшую грязь на улицах. Ветра не было, и казалось, что темнеющее небо, земля и весь этот приглу­шенный сумерками сельский пейзаж прошиты белой мельтеш­ней, как мохнатыми нитками.

Вадим Акимович не шутил и не рисовался, как обычно. Один день уже прошел, а они ни на шаг не продвинулись вперед. Эдиджев посасывал папиросу, а Куваев молча ковы­рял пальцем порванное сукно на столе, изредка посматривая на Вадима.

— Подытожим,— прервал, наконец, молчание Дараев.— Что нам удалось выяснить? Завмаг Гиссе Хатхе дал весьма пространные показания, но совсем не утешительные. Он никого не подозревает. Ничего не может сказать и о том, кто знал, что в оцинкованном ящичке находятся деньги..   Да, Меджид, что там у тебя с ездовым сельпо? Как его?.. Ахмед.

—   Ахмед Бжасов,— подхватил Куваев.— Он действитель­но очень часто бывает в магазине, доставляет товары. Но за сутки до грабежа Бжасов уехал на похороны умершего род­ственника в другой аул, где находится и сейчас   По этому поводу есть по всей форме рапорт Тамара...

Эдиджев кивнул.

— Словом, алиби надежное,— продолжал Дараев.— Хо­рошо. Пойдем дальше. С населением и активистами говори­ли, предъявляли на опознание холщовый мешок, в который бандиты засунули сторожа... взяли отпечатки пальцев у двад­цати шести человек — грузчиков, продавцов, счетоводов, сло­вом, у всех мужчин, кто имеет хотя бы отдаленное отноше­ние к магазину, и...