Денгизов поднялся на невысокое крыльцо и громко постучал в дверь.
На стук вышел хозяин Круглая постная физиономия его светилась хитростью и притворным равнодушием. Оттопыренные огромные уши придавали ему сходство с филином.
— Входите, гости дорогие, входите,— на ломаном русском языке заговорил он.— Машину — во двор, а гостей прошу — в кунацкую
— Мы не в гости, а с обыском,— строго сказал Денгизов — А вы, между прочим, неплохо владеете русским языком
— Как угодно, начальник,— не опуская глаз, ответил барышник.— А русский, казаки меня научили.
— Сколько у вас лошадей? — быстро спросил Дараев, окинув взглядом двор, усеянный свежим конским пометом.
— Две. Только что сын обеих повел в сельсовет. Колоть их будут Лекарь там...
— Когда приобрели лошадей? — перебил Денгизов.
— Не помню, начальник,— равнодушно ответил Аушев.
— Где вы содержите чохракских лошадей, которых получили от Гибцо Абастова? — в упор задал вопрос Шукаев.
— Такими делами не занимаюсь.
— Какими?
Барышник замялся, сообразив, что сболтнул лишнее. Но тут же нашелся:
— Не держу лошадей, которых ищет милиция.
— Ах вот как! — иронически усмехнулся Жунид.— Ну что ж, посмотрим...
Денгизов распорядился начать обыск. Были обследованы все надворные постройки. Жунид и Вадим не упускали из виду ни одной мелочи, вовсю старался и оперуполномоченный Чечено-Ингушского угро, будто чувствуя, что его взяли с собой просто для порядка и втайне надеясь доказать обратное, первым обнаружив следы коней.
Но самые тщательные поиски ничего не дали.
Шахим Алиханович, внимательно наблюдавший за действиями своих людей, безнадежно махнул рукой и присел на бревнах рядом с табунщиками. Там же сидел, покуривая, и заведующий орюртской конефермой, сопровождавший приезжих от сельсовета к дому Аушева.
Дараев старался не смотреть на своего друга. Вспотевший, весь перемазанный глиной, хмурый и злой, Жунид молча остановился посредине двора. Он чувствовал, что еще мгновение - и им овладеет полнейшая растерянность. Если они ничего здесь не найдут, значит, Тау просто-напросто поиздевался над ними, и все, что было сделано до сих пор, пойдет прахом.
Жунид даже наморщил лоб, силясь найти выход, понять, в чем он ошибался, приняв на веру показания одноухого.
И вдруг Жунид встрепенулся. На губах его даже мелькнула улыбка.
— Что ты? — с тревогой спросил Вадим.
— Не волнуйся, я не помешался,— успокоил его Шукаев.— Слушай, разве всегда все предметы, вещи и постройки используются по назначению?
— Что ты хочешь этим сказать?
— Погоди, сейчас узнаешь.
Шукаев подошел к крыльцу и стал внимательно рассматривать землю вокруг него и ступеньки Они были слегка припачканы навозом.
— Якуб! — позвал он Сиюхова
Табунщик подошел. Поднялся Денгизов, заинтересованный происходящим Он не спускал глаз с Аушева и заметил, что тот почему-то забеспокоился.
— Якуб, вы уверяли, что если увидите след карабаира, то сразу узнаете его... посмотрите-ка сюда!
Сбоку от крыльца, на сырой глинистой почве виднелся едва заметный отпечаток копыта Сиюхов нагнулся.
— Он! Ей-Богу, он, начальник! Жунид повернулся к барышнику
— Куда вы дели карабаира, Аушев?
Тот отвел взгляд. Ответ его был неожиданным для всех.
— Азамат увел... сегодня ночью.
Дараев даже приоткрыл рот от удивления. Что заставило этого тертого типа вдруг выдать свою связь с Мамакае-вым? И только Жунид понял, что жеребец здесь, и это — отчаянная попытка отвлечь их внимание.
— Ложь! Азамат Мамакаев арестован позавчера в Орджоникидзе! — вмешался Денгизов.— Говорите правду, Аушев!
Шукаев что-то шепнул Сиюхову. Табунщик сложил руки трубой и слегка заржал, подражая зову кобылицы.
И тут же раздался звон стекла и треск лопнувшей рамы. Окно в домике Аушева раскрылось, й из-под занавески показалась черная голова вороного с лучистой белой звездой на лбу. Конь издал призывное ржание и ударил копытом так, что в домике задрожали стены.
— Карабаир! — подскочил с бревен Аскер Чич. Жунид первым бросился в дом, за ним — остальные.
Денгизов вошел последним, кивнув сотруднику из угрозыска, чтобы не оставлял хозяина одного.
Момент был волнующий. Произойди это месяца три назад, Дараев не преминул бы разразиться торжественной тирадой по поводу эффектного завершения дела. Но сейчас, хотя его так и подмывало сказать что-нибудь подходящее к случаю, он удержался, зная, что Жунид терпеть не может громких фраз.
Карабаир — вороной красавец, по следам которого они гонялись больше двух месяцев,— стоял в углу большой комнаты прямо на персидском ковре. Задние ноги его были спутаны и привязаны ременными вожжами к ножке тяжелой железной кровати.
Жунид преобразился, не скрывая своей радости.
— Черт побери! — только и нашелся он сказать, доставая фотоаппарат и щелкая затвором.— Сколько работаю, а такого видеть не приходилось!
Неизвестно, относилось ли это к карабаиру или к тому обстоятельству, что последний стоял на ковре.
— Вадим,— сказал, улыбаясь, Денгизов,— составьте надлежащие документы.— Жунид сейчас едва ли в состоянии это сделать... Ну, поздравляю...— Шахим Алиханович пожал всем руки, начав с Шукаева.— Молодцы. Конец, как говорят, венчает дело!
— Еще не конец, Шахим Алиханович,— ответил Шукаев.— Я предлагаю опыт. Нужно вести жеребца на сельсоветский двор. Там сейчас все лошади аула, кроме колхозных.
Прививки, наверное, только начали делать. Если чохракские кони в Орюрте...
— Правильно,— сразу понял Денгизов.— Сиюхов, берите коня. Аушев — в машину!..
* * *
Расчет Шукаева оправдался. Едва карабаира привели на поводу во двор сельсовета, как он вырвался из рук державшего его коневода и бросился в гущу лошадей, кото'рых согнали к забору для прививки. Аскеру Чичу достаточно было одного взгляда, чтобы понять, в чем дело. Жеребец, весело взбрыкивая, с гордым видом стоял возле темно-гнедых кобылиц с жеребятами, не подпуская никого близко.
— Это же наши лошади! — воскликнул Сиюхов.
— Терпение, Якуб,— остановил его Шукаев.— Вы знаете, что они наши, но не все это знают. Подумайте, можете ли вы сейчас доказать всем, кто присутствует во дворе, что кони — из Чохрака?
— Могу
— Хорошо. Аскер, подзовите жеребца.
Табунщик выступил вперед. Все с интересом ждали, что произойдет дальше, Женщина-ветеринар даже прекратила свою работу
— Каро,— позвал Чич, как мог ласковее,— Каро, мо како.
[41]
Карабаир навострил уши и повернул голову Чич позвал еще раз. Тогда конь, всхрапнув, легкой рысцой подбежал к табунщику.
— Помнит,— блестя глазами, сказал Чич и, достав из кармана кусок сахару, сунул его коню
— Хорош конь,— почему-то шепотом сказал председатель сельсовета Денгизову — Откуда он? Мы здесь первый раз видим такого.
— Краденый Из Адыгеи.
— Приступайте, Сиюхов,— сказал Шукаев — Шахим Алиханович, он сейчас опознает находящихся здесь чохракских лошадей
— Давайте, давайте Товарищи, попрошу вас соблюдать тишину! — повысил голос Денгизов. Толпа во дворе притихла.
Ворота по просьбе Сиюхова закрыли. Он взял несколько початков кукурузы из сапетки, стоявшей возле ног врача, и разломив их пополам, с минуту помедлил.
— Ну,— не утерпел Дараев.— Начинайте же Сиюхов тихонько зачмокал и, держа в вытянутой руке кочан, произнес несколько адыгейских слов
Две-три лошади у забора насторожились. Коневод повторил свой призыв.
И тогда от табунка отделились сначала обе гнедые кобылы со своими жеребятами и, приняв из рук Якуба кукурузу, встали за его спиной. Таким же манером выманил он из табуна еще нескольких лошадей
Чич пересчитал.
— Не хватает Зухры.