Окрестные холмы, извилистая река Фарс, блестевшая от лунного света, голые темные руки ореховых деревьев в кол­хозном саду,— все было спокойным, мирным и почти нере­альным.

Жунид и Вадим в сопровождении Коблева подъезжали к Насипхаблю. Весь сегодняшний день ушел на повторный до­прос Егановых и другие хлопоты. По вызову Шукаева явил­ся представитель гиагинского станпо и опознал лошадь, изъ­ятую у Мурата Еганова. Ее по акту передали владельцам. Таким образом, все сходилось: Асфар и Тау ночевали у Ха-нифы, если верить ее показаниям, в средине сентября, а ло­шади были похищены из конюшни станпо — семнадцатого. Ханифа не помнила числа, но Жунид заставил ее сопоставить другие события, которые она могла назвать, и пришел к вы­воду, что посетить егановский домик конокрады могли и сем­надцатого (т. е. сразу же после кражи), и восемнадцатого. Если налет на чохракскую конеферму также был связан с именами Асфара и Тау, то это еще предстояло выяснить. Во всяком случае, вероятность этого не исключалась.

Егановы почти ничего нового не сообщили, так что у Жу-нида и Вадима оставалась одна единственная надежда — Газиз Дзыбов. Решено было отправиться в Насипхабль.

—  Посмотри,— негромко сказал Вадим,— минарет под пожарную каланчу переоборудовали. Интересно, как смотрит на это население?

—  Да никак,— ответил Шукаев.— Сейчас уже не те вре­мена, когда закрытие мечетей доводило до крайностей. Ста­рики, конечно, гудели, может, даже и эксцессы какие-либо случались... Впрочем, в Насипхабле еще одна мечеть есть. Совсем крохотная и без минарета. Она, по-моему, действу­ет...

—  А твои родители верят? Если не секрет, конечно,— полюбопытствовал Вадим.

—  Какой тут секрет? Мать -вроде верит, но не молится и уразу

[21]

не держит. Хотя, знаешь, трудно даже сказать, вера это, или что-то вроде привычки. Она может сто раз помянуть аллаха в разговоре, ни за что на свете не притронется к сви­нине, не сядет в присутствии муллы, но если заболеет обык­новенной ангиной, то, ручаюсь, прибегнет не к помощи эфенди или знахарки, а пойдет в медпункт или съездит в городскую амбулаторию...

—  А отец?

—  Отец у меня безбожник.— В голосе Жунида послыша­лись горделивые нотки.— И вообще славный старик...

—  Работает еще?

—  Да. На конезаводе. Он у меня великий знаток лоша­дей....

Помолчали. Коблев не вмешивался в разговор и ехал в некотором отдалении, соблюдая неписаный закон кавказцев: младший должен быть сзади.

—   Послушай, Вадим,— начал Шукаев несколько смущен­ным тоном.— Вот ты сейчас заговорил о моих стариках, и я вдруг подумал, что мы, в сущности, мало знаем друг о дру­ге... и мало интересуемся. Стыдно, конечно, но я до сих пор не удосужился спросить, как там у тебя дома? Ведь твоя жена, кажется, малыша ждала?..

Дараев опустил голову.

—   Мертвого родила,— глухо сказал он.

Жунид мысленно обругал себя последними словами.

—  Прости, я не знал.

—  Я сам виноват,— после некоторого раздумья отозвал­ся Вадим.— Я сторонился тебя... и, если уж говорить прав­ду, завидовал немного. Теперь это прошло...— Он понизил голос: — И если тебе не безразлична моя дружба...

Жунид молча протянул ему руку.

—  Я рад, Вадим. Просто у меня характер скверный... я нелегко схожусь с людьми... А когда я появился в управле­нии, ты был близок с Ивасьяном...

—  Демагог,— сказал Вадим, и это прозвучало как руга­тельство.

... В одноэтажном саманном доме районного отделения милиции горел свет. Всадники привязали лошадей к коновязи и вошли в кабинет начальника. Коблев остался в приемной.

Начальник отделения Хаджиби Туков разговаривал с вы­соким черноволосым мужчиной в милицейской форме.

—   Здравствуйте, здравствуйте,— поднялся Туков,— дав­но вас поджидаю. Он поочередно пожал им руки.

Шукаев знал, что перед ним сидит человек, которого пол­тора года назад повысили в должности, переведя из Краснода­ра сюда, в Насипхабльский район. Место Хаджиби Тукова и занял в угрозыске Жунид.

Отослав Стоявшего в стороне дежурного милиционера, Туков снова заговорил, почему-то избегая взгляда Шукаева.

—   Мы вам очень благодарны. Я уже знаю, что вы напали на след гиагинских лошадей. А одна даже нашлась...

— Видите ли,— мягко перебил Жунид.— Люди, которых мы подозреваем в похищении коней из станпо, возможно, за­мешаны и в налете на конеферму в Чохраке.. Так что я прошу вас держать меня в курсе всех событий, которые могут быть связаны с обоими делами...

— И мы хотели бы просить вас откомандировать нам в помощь вашего участкового Коблева,— добавил Дараев...

— Людей не хватает,— развел руками Туков,— но что же поделаешь. Нельзя отказать областным работникам. Берите моего Махмуда.

— Спасибо,— сказал Жунид. Ему не понравился Туков. С лица не сходит улыбка, а глаза холодные и неприязненные. Однако они сюда приехали не ради того, чтобы завоевывать расположение начальника милиции.

— Чем еще могу помочь? — спросил Туков.

— В Насипхабле живет некий Газиз Дзыбов. Что вы мо­жете сказать о нем?

— Довольно темная личность. Отец белогвардейский пол­ковник, убит в двадцатом году. Мать — простая крестьянка. Газиз как будто внебрачный сын. Определенных занятий не имеет. Часто ездит. Подозреваем, что спекулирует, но пока не попадался...

—   Он сейчас в ауле?

         -Да.

—  Ну что ж, спасибо. Завтра займемся им. Кстати, мы могли бы переночевать здесь, в отделении?

—  Разумеется. У нас есть специальная комната. Четыре койки.

—  Богато живете,— улыбнулся Дараев.

Туков вдруг бросил испытующий взгляд на Вадима Аки­мовича.

—  А вы оба давно из Краснодара?

—  Да уже несколько дней.

—  Значит, ничего не знаете?

—  О чем?

—  Ивасьян арестован!

Начальник отделения сказал это торжествующим тоном И при этом снова выразительно посмотрел на Дараева. Ва­дим понял.

—  Если вы думаете, что меня это известие должно взвол­новать больше, чем вас, то ошибаетесь,— спокойно сказал он.— А за что же?

—  Взятка, связя с контрабандистами а еще.. Всех под­робностей я не знаю...

—   Проводите нас на ночлег, если можно,— попросил Жунид. Его начинало тяготить общества Тукова. С первых же минут разговора он вызывал антипатию.

... Через полчаса они уже лежали в постелях. Коблев мгновенно заснул, а Жунид и Вадим болтали. Это был пер­вый их вечер, когда они разговаривали по душам, откровен­но и просто, как это умеют мужчины. Жунид больше слушал и мысленно сопоставлял то, что рассказывал Дараев, со сво­им собственным житьем-бытьем. У Вадима было совсем дру­гое. Жену он, видно, очень любил, и она платила ему такой же глубокой привязанностью.

Они долго не спали. Наконец Жунид заворочался и вздох­нул.

—  Я надоел тебе? — спросил Дараев.

—  Что ты. Просто я тебе немножко завидую...

—  В чем же?

—  Не ладится у меня с Зулетой, Вадим.

Дараев был первым, кому Жунид без утайки рассказал все...

Газиза Дзыбова, действительно, можно было назвать кра­сивым. Чуть выше среднего роста, стройный, с густыми вьющи­мися волосами и атлетическим торсом, он принадлежал к числу тех мужчин, которые отлично осведомлены о своих незаурядных качествах и знают себе цену.

Жунид почему-то сразу представил себе Газиза в роли Дон-Жуана. Выразительные черные глаза, обрамленные гус­тыми ресницами, при случае могли принимать томно-разоча­рованный вид, как известно, магнетически действующий на девиц определенного сорта. Нос — прямой, с едва заметной горбинкой. Высокий лоб, красиво очерченный рот с полными чувственными губами. На подбородке — ямочка. Кожа на лице — белая, гладкая, как у юноши.

Одет он был по тем временам франтовато. Темно-синие бриджи, вправленные в новенькие хромовые сапоги, такого же цвета гимнастерка, туго перехваченная широким армейским ремнем.

Дзыбов в совершенстве владел русским языком, и Жу­нид с Вадимом решили учинить ему перекрестный допрос.