На краю селения стоял добротный кирпичный дом под железной крышей. Во дворе темнели какие-то пвстройки, сломанная бричка и всякий другой хозяйственный скарб. Они спешились и привязали лошадей. Якуб попросил подождать минутку и скрылся в доме.

— Шурин в отъезде,— сообщил он, вернувшись во двор.— Пойдемте. Сестра просит располагаться в кунацкой, как у себя дома...

... В эту ночь Жунид долго не мог заснуть. Стоило сме­жить веки, как перед глазами начинали мельтешить примя­тая выцветшая трава, ветви и сучья, глинистые замшелые бугорки и канавы, по которым они бродили сегодня целый день...

Несмотря на то, что удалось найти следы двуколки (судя по известным приметам, бричка была та самая) и отпечатки копыт Зухры, Шукаев был .недоволен. Если и дальше они будут двигаться такими темпами, дело грозит затянуться... Еще ему подумалось, что ни в одном детективном романе не описана, пожалуй, такая будничная, иногда довольно нудная и утомительная работа. Писателей, да и читателей, наверное, привлекает другое. Сногсшибательные повороты в расследо­вании, неожиданные и загадочные обстоятельства, дьявольс­кая изобретательность преступников... Стрельба из-за угла, покушения на сыщиков, двойники, как две капли воды похо­жие один на другого, демонически прекрасные женщины с непроницаемыми взглядами и... мало ли еще что...

А на самом деле бывает совсем другое. Работа, работа и работа. Часто — скучная, изматывающая тело и нервы. Бес­конечное копание в бумагах, допросы, вызовы свидетелей... Или вот как сегодня — блуждание по оврагам и болотам. А результат — всего ничего: да, здесь проехали, да, вели Зух-ру, и одноглазый мерин тащил двухколесную бричку. А куда скрылись, кто такие эти налетчики? Где их искать?.. Ни од­ного намека...

... Надо думать, думать... и еще раз думать... А завтра — опять искать... Обшарить каждый метр вокруг аула, но на­йти. Иначе нельзя. Иначе — позор всему рабочему классу, как говаривал у Шолохова Семен Давыдов...

Потом он вспомнил о Зулете и сейчас же попытался отогнать прочь докучные мысли. Но они не слушались его. Где сейчас Зулета? С кем?

Жунид почувствовал в темноте, что лицо его заливает краска. Никому бы он не пожелал, даже заклятому врагу, не доверять собственной жене...

Во дворе хрипло загорланил петух. Выползла полная луна из-за туч, свет ударил Жуниду в лицо. Он перевернулся на другой бок. Вскоре снова стало темно. По крыше забараба­нили крупные редкие капли.

«Не хватало еще дождя»,— пробурчал Жунид и... заснул.

Дождь перестал. Тучи за ночь разогнало ветром, и над степью висело далекое негорячее солнце. Трава во дворе, обломанные стебли подсолнуха и кукурузы, железная крыша домика, в котором они ночевали, серебрились нерастаявшим инеем.

Жунид и Вадим попрощались с хозяйкой и, поблагодарив за гостеприимство, выехали на проселок. Пора было продол­жать вчерашние поиски. Сиюхов немного задержался, пообе­щав догнать через несколько минут.

Жунид молчал, сосредоточенно размышляя, в каком направлении могли двинуться грабители от моста. Колея, ко­торая пролегла по пахоте, не имела никакого отношения к бричке, похищенной с чохракской конефермы, и, значит, рас­считывать на удачу, двигаясь в прежнем направлении, по меньшей мере глупо.

—  Что нос повесил? — спросил Вадим.

—  Я не повесил,— рассеянно ответил Жунид.— Придер­жи-ка коня...

Они остановились. Шукаев достал из сумки карту рай­она...

—  Вот мост... Пойма Чохрака. Она по краям усеяна круп­ными камнями, и на двуколке там не проедешь...

—  А здесь — пахота,— подхватил Дараев, ткнув пальцем в карту.— Едва ли они были заинтересованы в том, чтобы тащить лошадей и бричку по рыхлой земле, где отпечатает­ся каждый их шаг.

—  Тогда остается одно — проселок,— сказал Жунид.— Трогаем. Другого выхода нет Кстати, дорога ведет в Янукай. Встретимся там с Коблевым.

—  Кто это?

—  Тренируй память. Забыл? Молоденький участковый. Он же при тебе заходил в управление...

—  Понятно. Махмуд,— улыбнулся Дараев.— Славный парень...

Подскакал Якуб.

—  Может, отпустишь, начальник? Зачем я теперь? — хмуро спросил он.

—  Мы скоро будем в Янукае. Вам ведь туда? Приедем, и тогда вы свободны...

Сиюхов не ответил и, слегка придержав коня, чуть отс­тал, пропуская их вперед.

... К середине дня небо снова начало хмуриться С севе­ра ветер пригнал тучи. Тяжелые и черные, они сгрудились совсем низко над степью.

Миновав стороной станицу Натырбовскую, всадники под­ъехали к истокам Чохрака. На берегу Шукаев спешился и, ведя коня на поводу, побрел вдоль реки. Настроение у него было скверное. Следы потеряны, небо грозит новым ливнем, который смоет все, что еще могла рассказать земля.

Дараев последовал примеру Жунида и сошел с коня. Сиюхов молча сидел на своем аргамаке, угрюмо поглядывая на обоих.

— Сюда, Вадим,— нагнулся Шукаев

На твердом глинистом грунте виднелись два неясных следа копыт.

—   Вот, опять Зухра...— торжествующе сказал он — Якуб, посмотрите!..

Сиюхов, не слезая с коня, слегка наклонился.

—   Да. Ее следы...

Дараев уже разглядывал что-то метрах в десяти дальше, под тремя березами, росшими на покатом глинистом берегу, как раз возле брода.

—   Бричка! — крикнул он.— Та самая...

Следы тщательно осмотрели, измерили. Жунид сфотогра­фировал их.

... И все. И на этом кончилось. Сколько ни искали во­круг, исколесив верховья Чохрака километра на три в окруж­ности,— никаких результатов. Несколько раз переправлялись вброд через реку, но и на той стороне — ничего.

Выехав на пригорок, Жунид про себя чертыхнулся и попросил у Вадима папиросу. Дня три он уже мучил себя, пытаясь бросить курить, но давалось это ему трудно. Дараев подтрунивал и дразнил, демонстративно щелкая портсигаром Поиски пока не сулили ничего определенного, Жунид нервни­чал и, кляня себя за слабость, «стрелял» у Вадима.

Невдалеке, из-за холма показался неказистый домишко под камышовой крышей, окруженный плетнем. Из глиняной трубы вился дымок. По словам Сиюхова, за холмами лежал аул.

Они поднялись в гору. Внизу, в стороне от небольшого аула,— усадьба, обсаженная по краям яблонями и огорожен­ная плетнем. Посредине двора — глинобитная мазанка, сбо­ку — старый покосившийся сарай и навес для сена. У коно­вязи какой-то мужчина, наверное, хозяин, чистил скребницей лохматую лошаденку.

—   Спроси-ка его, как проехать к сельсовету,— обратил­ся Шукаев к Якубу, знаком велев ему спуститься первым.

Сиюхов молча повиновался и рысцой затрусил к усадьбе.

Подъезжая, Жунид и Вадим услышали шум и крики. Двор домика в этот момент скрылся за деревьями, и им пришлось пришпорить коней, чтобы узнать, что случилось.

Когда Шукаев влетел во двор, попросту перемахнув че­рез плетень, Якуб Сиюхов лежал на земле, пытаясь вы­рваться из рук незнакомого им адыгейца, очевидно, того самого, который чистил лошадь, потому что скребница ва­лялась рядом. Из домика выскочила на шум грузная женщина в цветастом платке с ведром в руках и испуганно остановилась на пороге.

—   Бросьте его! Отпустите! — повелительно крикнул Жу­нид, спрыгивая на землю и хватаясь за кобуру пистолета.

Незнакомец нехотя оставил Якуба. Медленно поднялся и исподлобья глянул на Жунида Таким же тяжелым взгля­дом окинул Дараева, потом поднял скребницу и, что-то бур­кнув себе под нос, пошел к своей лохматой лошадке. Одет он был в синий бешмет, ношеные, такого же цвета штаны; на ногах — желтые ичиги. У пояса — кинжал, как видно, серебряный, дорогой работы.

Жунид в первый момент не нашелся что сказать: надо же — свалил человека, набил ему синяк (Якуб в этот момент усиленно тер левый глаз) и, не сказав ни слова, вернулся к прерванному занятию, как будто ничего необычного не про­изошло!

—  Вернитесь! — позвал его Дараев. И повернулся к Сиюхову.— Вы не ранены?

—  Нет,— зло сплюнул Якуб.

—  Что стряслось? Почему дрались?